Джо и Лори - Мелисса де ла Круз
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Вот потому-то я и не могу сочинить продолжение. Кто знает, через что им еще придется пройти. Я уже ранила гордость Мег, сведя ее с воспитателем Лори, хотя они даже не обмолвились ни словом».
– А кого вообще заинтересовало бы платье без подпалин? – раздался громкий голос вошедшего, и все улыбнулись.
Джо придвинула свое кресло назад.
– Верно. Такие детали и создают сюжет, дурехи.
Теодор Лоренс – ласкательно именуемый Лори – стремительно вошел в комнату, освещая ее своим присутствием, как и всегда. Лори был лучшим другом Джо, их ближайшим соседом, и к счастью для Джо, книги его особо не интересовали, – даже те, которые написала она, и даже те, в которых он фигурировал одним из персонажей.
Совсем наоборот: он уверял ее, что никогда не станет их читать.
Сегодня, однако, он явился с кучей бумажных конвертов, оставляя понемногу на каждой ступеньке.
– Исчезни с глаз моих, несносный мальчишка! – простонала Джо. – Кыш! Запрещаю тебе приходить к нам. Я не перенесу тебя и твою очередную подлую доставку.
Лоренсы жили через дорогу от Марч и частенько заносили им почту в качестве одолжения. Лори относился к своей миссии почтальона Джо с подчеркнуто издевательской серьезностью, как и к любой новой возможности ее позлить.
– Перенесешь, – рассмеялся Лори. – По крайней мере, до сих пор переносила. С большим успехом, если мне будет позволено заметить.
– Вот как? – улыбнулась Джо, несмотря на раздражение.
Влажные от пота золотисто-каштановые волосы с солнечными бликами падали ему на глаза, прикрывая румяное, развеселое лицо.
– Я всегда полностью и безраздельно принадлежал тебе задолго до того, как у тебя появилось столько восторженных поклонников, миледи Шекспир.
Он попытался отвесить поклон, но вместо этого неловко пошатнулся, выронив несколько писем. Лори был в прекрасной физической форме, но часто вел себя неуклюже; умен, но часто мог казаться глупцом; богат, как Король Черешен, но его вкусы отличались от общепринятых. Джо подозревала, что ему до смерти надоели изящества и интересовали более существенные материи. Однако, какие именно, она пока не могла себе даже вообразить.
Джо протянула руку и с нежностью прикоснулась к его пылающей щеке.
– Верно, мой мальчик. Даже когда у меня не было ни единого читателя, у меня был безраздельно преданный ты.
Не переставая улыбаться, она потянулась к его уху…
– Безусловно. – Лори поймал ее взгляд, как часто случалось этими весенними днями. – И я остаюсь твоим первым и самым большим…
…и ущипнула со всей силы.
– А-АЙ-Й-Й! ПРЕЛЕСТНОЕ НЕЧЕЛОВЕЧЕСКОЕ ВАРВАРСТВО! Какому же бедолаге ты достанешься?! Жестокость – имя тебе, женщина! Наверняка, все эти письма с возмущениями!
Высказавшись, Лори взвыл и подбросил кучу конвертов в воздух, и они разлетелись по комнате, словно конфетти.
«Совсем как на свадьбе Черешневого Короля, – подумала Джо. – Главное, чтобы не на моей».
3. Ненаписанное
На следующий день Джо предстала перед учениками Мег, пока сама Мег лежала в постели с весенней простудой и позаимствованным томиком последнего романа Фламменберга «Некромант», недавно переведенного с немецкого языка. Джо выводило из себя, что Мег добралась до него первой (до этого ровно так же получилось и с Диккенсом!), тем более что Джо взамен получила двух скучающих детей, которые ерзали на своих стульях перед не менее скучающей заместительницей гувернантки.
– Почему опять чистописание? – С недоверием уставилась на Джо старшая девочка (Беатрис, Бетани, или как там ее? Белинда?). Джо ее не винила: урок получился настолько унылым, что будь она на месте учеников, то разбила бы об голову наставницы свою грифельную доску. В этот момент гостиная, выполняющая роль классной комнаты, больше напоминала тюрьму – и для учеников, и для учительницы.
– Действительно, почему?
«Это ученики Мег, – сказала себе Джо. – Нужно ответить им в ее стиле». К сожалению, Джо редко доводилось иметь что-либо в стиле Мег – а уж ответ тем более. Вместо этого она наклонилась вперед и заглянула девочке прямо в глаза.
– А для того, дорогая графиня Белинда, чтобы, когда перед вами встанет выбор делать легкочитаемые надписи от руки на пиратских картах или прогуляться по доске[2], вас не скормили акулам.
– Серьезно? – Косы Белинды дернулись, вздрагивая вместе с ней.
– Нет, – вздохнула Джо.
– Это чтобы писать аккуратные списки покупок, – сказал с хитрой усмешкой брат девочки, оторвав взгляд от замаранного кляксами листа бумаги. (Леопольд? Леон? Льюистон?) – И рецепты. Вот что делают девочки, Белинда.
Джо свела брови.
– Девочки делают много всего другого, мой уважаемый мастер Леопольд.
Белинда задумчиво посмотрела на нее.
– Пока не выйдут замуж?
– Нет, конечно, – фыркнул Леопольд. – Когда выйдут. Это их работа. Готовка, стирка и списки покупок.
– О-о! – разочарованно протянула Белинда.
Леопольд продолжил с улыбкой:
– А вот мужчина в доме вполне может стать капитаном и гулять по доске. Я и сам собираюсь ходить на корабле. В Индию.
– Только в Индию? – повела бровью Джо.
– В Индии тигры водятся, – печально известила Белинда.
– Но у нас почтенная семья, поэтому тебе, по крайней мере, не придется работать гувернанткой, – заметил Леопольд, не сводя глаз с Джо. – Правда ведь?
– Мне, гувернанткой? – занервничала Белинда.
Джо хотела было дать им обоим одинаковый ответ в виде звонкой оплеухи, но передумала, учитывая квакерскую склонность Марчей и общее неприятие к насилию в их семье.
– Замечательная постановка вопроса. И поскольку вас заинтересовала столь деликатная тема, как отношения между полами, – начала она строго, – у меня есть то, что вам нужно.
Она сняла с полки томик Байрона с загнутыми страницами, – самый скандальный из всей ее коллекции, из-за чего, собственно, страницы и подгибались.
– Перепишите целую страницу, пожалуйста. От начала и до конца. Аккуратно. Лорд Байрон заслуживает вашего лучшего каллиграфического почерка.
Как только дети достали тетради и раскрыли книгу, в комнате воцарилась тишина. Леопольд сразу же приклеился к тексту, а Белинда с каждой прочитанной про себя строчкой все шире и шире распахивала глаза, сложив губы в маленькую букву «О».
Джо с упоением наблюдала за их дрожащими руками, переписывающими (с удовольствием!) каждое непристойное слово и красочные описания, в то время как стрелка часов в ритме, совсем не характерном для Байрона, приближала ее к свободе.
Когда терпение вконец иссякло,
