Роддом. Сериал. Кадры 1–13 - Татьяна Соломатина

— Не надо передёргивать, Юрий Владимирович!

— Да ну что вы! Это я ещё недодёргиваю!

— Юрий Владимирович, вас не ждут в операционной? — язвительно поинтересовалась Елизавета Петровна.

— Нет. Вы разве не в курсе, что сегодня в клинике неоперационный день, дорогая моя? Профессор обязан знать, что понедельник в нашей клинике — неоперационный день. Оперирующий профессор, разумеется, — скромно завершил он, театрально потупив глазки.

— Вы, Юрий Владимирович, слишком много себе позволяете! — зловеще начала Елизавета Петровна.

— Апчхи! Апчхи!! Апчхи!!! — не выдержал несчастный аспирант.

— Прекратить! — рявкнула профессор и швырнула веер на стол.

— Изви… Изви… Изви… АПЧХИ!!! — грохнул бедолага-аспирант так, что со стола слетели бумаги.

— Вон!!! И не вздумайте просто уйти!!! Идите в поликлинику, открывайте больничный!

— АПЧХИ!!! — заплакал аспирант, отползая к двери.

— Людочка! Откройте окно!.. Теперь вы, Татьяна Георгиевна! Когда вы уже напишете статью, я вас спрашиваю?! В родзале бабки заколачивать — это, конечно, хорошо, но в вашем немолодом уже возрасте давно пора бы дописать несчастную кандидатскую диссертацию!.. Людочка! Закройте окно!

Людмила Николаевна уже не отходила от рамы.

— В общем, так, — Елизавета Петровна расстегнула халат и воротник блузки. — Фуф! Жарко! В общем, так. Каждый сдаёт на участие в конференции, каждый сдаёт на подарок начмеду. Завучи клинических баз остаются, чтобы мы могли согласовать расписание занятий интернов. Кто остался за главного, пока Семён Ильич в командировке?!

Доцент Матвеев ткнул подбородком в Татьяну Георгиевну.

— Ну да, кто бы сомневался! — яростно шикнула профессорша. — Обо всех сложных случаях докладывать непосредственно мне, Татьяна Георгиевна.

— Зачем она будет вам докладывать?! — весело, талантливо изображая незамутнённое простодушие, уточнил Юрий Владимирович.

— Людочка! Сколько вам говорить? Откройте окно!

— Окно открыто, Елизавета Петровна, — спокойно ответила шестидесятилетняя «Людочка», завистливо косясь на шапочку и перчатки доцента Матвеева.

— Затем, что, когда нет начмеда, профессор курирует клинику! — выкрикнула в пространство профессор. — И когда есть начмед — профессор курирует клинику! А Татьяна Георгиевна себе слишком много позволяет!..

— Каждый позволяет себе ровно столько, сколько может позволить, — философски-равнодушно заключил Юрий Владимирович.

Татьяна Георгиевна все силы тратила на то, чтобы не рассмеяться. Или не разозлиться. Профессор её жутко бесила. Но не так, как бесила Татьяна Георгиевна саму себя. За то, что за каким-то чёртом несколько лет назад запланировала кандидатскую! Оно ей надо было? Всё потому, что Семён Ильич всё зудел и зудел, что полным-полна клиника малолеток с учёными степенями. Ни черта не умеют, а кандидаты наук! А ты, мол, кто? Никаких регалий! Татьяна Георгиевна согласилась. Запланировалась. Научным руководителем её работы была Елизавета Петровна. Тема дурацкая. Наукой заниматься совершенно неохота. «Наукой» — правильнее в кавычки брать. Потому что есть наука, а есть «наука». Пляши теперь тут под дудку с малолетками. Не по рангу ей, Татьяне Георгиевне, тут сидеть и профессору поддакивать. А как Юрий Владимирович она не может. Он вообще один такой. Вот что она, заведующая отделением, уважаемый человек, делает тут, на этом глупом невразумительном фарсе, именуемом «заседание кафедры»? Елизавета Петровна, разумеется, профессор. И даже заведующая кафедрой акушерства и гинекологии. Одной из многих кафедр. Но ей-то, Татьяне Георгиевне, что с того? Матвеев — он хотя бы доцент. И вообще забавный. Он тут развлекается. А она тут что делает? В термобелье. У профессорши жестокий патологический климакс. Долгоиграющий. Летом она в самую жару проводила кафедральное, закутавшись в оренбургский пуховой платок. И та самая несчастная аспирантка, что не падает со стула только потому, что заледенела, летом грохнулась в обморок, получив тепловой удар в духоте, при закрытых окнах. Профессор изо всех сил строит из себя мать-командиршу. И есть, есть достойные профессора, умеющие и мозгами и руками. Эта — только языком. Умела. Теперь, как климаксом накрыло, совсем мышей не ловит. А уж как её терпеть не может начмед…

В дверь постучали.

— Что там ещё?! Людочка, посмотри!

Шестидесятилетняя «Людочка» покорно метнулась к двери. Там обнаружилась молоденькая санитарочка.

— Татьяну Георгиевну срочно требуют в приёмное отделение! — несмело пискнула она. И тут же зажмурилась на всякий случай.

— Передайте, что Татьяна Георгиевна занята! — протрубила Елизавета Петровна.

— Там кровотечение! — широко распахнув глаза от собственной ответственности и недоумённо поёжившись от холода, смело прошептала санитарочка.

— Лиза! Этот случай прямо-таки нуждается в твоей курации! — чуть не подпрыгнул доцент Матвеев.

Татьяна Георгиевна метнула на него гневный взгляд.

— И я! И я тоже с вами пойду! Доцент я, в конце концов, или кто вам тут?

— Хорошо! Все пойдём! — злобно просипела профессор. — Из-за того, что кафедральное прервано, следующее будет в конце недели, в пятницу!

— Не будет! — притворно сожалея, вздохнул доцент Матвеев. Он уже встал со стула и похлопывал себя по плечам. — Не будет, потому что все, кроме меня, Татьяны Георгиевны, Людмилы Николаевны и Елизаветы Петровны, полягут. Кто с ОРВИ, кто с бронхитом, а кто и с воспалением лёгких.

— Елизавета Петровна, — наконец нарушила своё молчание Татьяна Георгиевна, — ни в приёмном покое, ни в родильном отделении, ни в операционной окна открывать нельзя. Санэпидрежим… Ну, и зима.

Девочка-аспиранточка, ближе всех сидевшая к открытому окну, сползла со стула в наметённый сугроб и потеряла сознание.

— Людмила Николаевна! Полстакана крутого чёрного чаю, полстакана коньяка, несколько ложек вашего фирменного малинового варенья. Влить в невинное дитя это «Сиянье глаз» — и, может, выживет! — отдал приказание Юрий Владимирович. — Идёмте!

Доцент Матвеев, заведующая отделением обсервации Татьяна Георгиевна и профессор Елизавета Петровна прошествовали к лифту.

— Чёрт! Юрка, что, и правда сейчас не жарко? — жалобно спросила его багровеющая профессор, утирая бисерный пот, обильно выступивший на нижней губе.

— Не жарко, Лизонька, не жарко… Февраль.

— Топят, как ненормальные.

— Нет, топят очень скромно, Лиза.

— Юра, ну не может же климакс столько времени длиться! — чуть не плача, пожаловалась доценту грозная профессор. И обмахнулась прихваченным со стола веером.

— Елизавета Петровна, ты в приёме чувств лишишься, ей-богу. Иди обратно в кабинет.

— Да? — беззащитно посмотрела она на него.

— Да, Лиза, да.

Профессор кинула испепеляющий взгляд на Татьяну Георгиевну, вышедшую из лифта на первом этаже, доцент Матвеев подмигнул заведующей обсервацией и нажал на кнопку пятого. Двери захлопнулись, и лифт унёс профессора-недоразумение обратно наверх.

— Не дай бог вот так! — проворчала Татьяна Георгиевна себе под нос.

— Что, всех уже достала своим климаксом профессорша? — сочувственно поинтересовалась старенькая санитарка приёмного.

— Ты-то откуда знаешь?

— Так с лета шальная, морда красная, орёт на всех. Лиза и в молодости не сахар была, но теперь совсем ополоумела. А всё почему? Потому что не любит её мужик, — вот почему. И не любил никогда!

— Ты, Савельевна, не слишком-то сплетничай. Любит — не любит… У меня вон вообще никакого мужика нет! — рассмеялась заведующая.

— И вы тронетесь, Татьяна Георгиевна. Вот увидите! Не потому, что у вас мужика нет — у вас-то он как раз имеется, — а потому, что… — санитарка запнулась, поняв, что и так наговорила непозволительно лишнего.

— Ну, спасибо тебе на добром слове… Так, что тут случилось?!

Кадр четвёртый

Кровотечение

Вот в родзале было действительно жарко. Особенно в поддетом под пижаму термобелье.

«Кровотечение» лежало на рахмановке, вокруг неё суетился Анатолий Витальевич с портативным УЗИ-аппаратом и молоденькая ординатор Светлана Борисовна Маковенко, вчерашний интерн, противная и въедливая, с обострённым чувством не только справедливости, но и собственной значимости. Но если что-то надо было срочно — могла достать даже мёртвого. Чтобы Толик появился здесь так быстро? Да ещё и с портативным аппаратом? Это пять! Молодец девочка!

— Совсем уже руками разучились работать и головами соображать! — ворчал Толик, водя датчиком по животу развалившейся на рахмановке рыхлой девицы. — Отрывают тут от дела!.. Где классическая акушерская школа?! Вы бы ещё как в «Докторе Хаусе» — сразу на магнитно-резонансную томографию всех отправляли. Чего уж там мелочиться!