Узники вдохновения - Светлана Петрова

– Нельзя все отдавать другим, себе не останется.

– И пусть. У меня старые в шкафу стоят.

В другой раз привела с улицы мальчика:

– Витя будет у нас обедать, у него дома нечего кушать, а ты готовишь вкусные котлеты. И не смотри так, бабуля! Если у тебя нет лишней, отдай ему мою, а я съем кашу.

В детском саду Иришку поначалу принялись дразнить китайкой. Она обиделась.

– А кто же ты? – спросил мальчик-заводила. – У тебя глаза косые.

– Я дочь казахского народа!

Ира оказалась доверчивой и внушаемой. Нашлась девочка постарше, которая убедила новенькую, что может превратить ее в лягушку. Единственное спасение – выкуп. На другой день Ира притащила в детсад всю мамину бижутерию. Положение спасла воспитательница, но Лариса дочь очень ругала, а бабуля Люба согласно кивала головой – испортили внучку богатые сваты. Как станет дальше жить? Тяжело обернется баловство – ведь не все коту масленица. Жена Марка Степановича прожила долгую жизнь и знала это наверняка.

Черноглазая шустрая Иришка ей нравилась, усталая женщина прижимала ко впалой груди маленькое тельце, и сердце накрывала горячая волна такой щемящей сладости, которой она прежде не знала, а может, просто позабыла за разъедающими время заботами. Бабушка и внучка хорошо относились друг к другу, но взаимопонимания так и не нашли.

Пока Санжар приобретал чиновничий опыт и зарабатывал авторитет, Лариса с головой окунулась в бурную и яркую культурную жизнь столицы 60-х годов ХХ века. Выступления поэтов в Политехническом музее, первые выставки авангардного искусства, подпольные барды, зарубежные оперные звезды на сцене Большого театра. Восстановив старые знакомства и завязав новые, Лариса с легкостью доставала любые билеты. Среди ее друзей числились артисты, художники, литераторы, никто не оставался равнодушным к красивой женщине, веселой и без комплексов. Когда она была еще совсем маленькой и похожей на жучка-паучка, одна девочка во дворе, презрительно скривив губы, безжалостно сказала ей:

– Ты такая некрасивая!

– Дура! Я очень красивая! – уверенно ответила кроха.

Впрочем, красивых женщин много, важно уметь себя подать. Лариса – умела. Кто-то из знакомых привел ее в редакцию единственного в отечестве глянцевого журнала, служившего рекламой советского образа жизни. Печатался журнал на импортной бумаге большими тиражами и распространялся в республиках СССР и странах Восточной Европы с лояльными режимами. Фотографы здесь работали самого высокого класса, и Лариса конкурировать с ними не могла, однако главный редактор посчитал, что глупо упускать красотку, тем более с известной фамилией, и ей нашли место ретушера, определили на заочные курсы. Но важнейшая обязанность новенькой – вовремя согреть электрический самовар к утреннему, дневному и вечернему перерыву или к перманентным редакционным совещаниям, сидеть во главе длинного служебного стола и раздавать красивые чашки красивыми руками, вдохновляя журналистов, художников и просто чиновников, поставленных присматривать за вольнолюбивой творческой братией, чтобы литературный процесс двигался в правильную сторону.

У Ларисы появились небольшие, но свои, к тому же неучтенные деньги, она ходила с подругами в кафе, завела связи в валютных магазинах, где доставала модные вещи, и стала выглядеть еще прекрасней, чем прежде. За ней ухаживали многие, но она никому не отдавала предпочтения: ее вполне устраивало общее поклонение, оно повышало тонус. Правда, подающий надежды журналист Ленечка Ривкин все же нравился ей более других, может, потому, что был отчаянно влюблен в новую сотрудницу.

Увлеченная успехами у людей богемы, Лариса не замечала, что мужу не очень нравится ее новое окружение, вечерние культурные мероприятия, хождения по ресторанам. К запахам дорогих духов примешивались легкие пары алкоголя и заграничных сигарет. Несколько раз видел из окна, как поздно вечером ее подвозил к дому на своей машине невысокий мужчина в модной дубленке. Зная неукротимый темперамент жены, Санжар не слишком верил ее показной добродетели. Он давно смирился с тем, что Лариса плохая хозяйка, но она оказалась еще и безответственной матерью. Слишком молодая и отвыкшая от ребенка, который долго жил у его родителей, она больше занималась собой, чем дочерью.

Иришка, непоседливая и озорная, с первого класса вызывала нарекания педагогов. На уроках слушала плохо, отметки по всем предметам и поведению имела посредственные, писала с чудовищными ошибками, притом что читала бегло и с удовольствием, но только не учебники. Даже по рисованию, предмету легкому и обычно детьми любимому, вытягивала только на тройку. Как-то сидела за обеденным столом, выполняя домашнее задание – изобразить свой двор. Вся клеенка пестрела лужицами акварели, в альбоме красовались оранжевые круги, а посередине – синий крест на зеленом квадрате. Пробегавшая мимо в темпе Лариса заглянула через детское плечо:

– Это что такое?!

– Окно, в которое я смотрю на солнце.

Мать недоверчиво покосилась на раму, выкрашенную голубой краской, но сказала:

– Я ничего подобного не вижу.

– А я вижу!

– Где?

Ириша ткнула себя пальцем в висок:

– Здесь!

– Но во дворе – дерево, качели, скамейка. Посмотри!

– Сама смотри, если тебе не надоело каждый день видеть одно и то же.

В школе за рисунок Ира получила двойку.

– Ну, кто прав? – ехидно спросила мама, не блиставшая педагогическими талантами.

Дочь обиделась:

– Наш учитель, как и ты, ничего не понимает! И вообще, мне не нравится рисовать.

– А что тебе нравится?

– Дружить.

Действительно, друзей у Иры появилась масса, и всем она старалась помочь. Ее любили не только за доброту, но за верность и легкость характера. А разбираться со школьными заданиями приходилось отцу. Девочку такой вариант устраивал вполне: вместо крикливой безалаберной мамы, которой всегда некогда, на помощь приходил добрый внимательный отец, он не ругал, а только журил. Впрочем, любила Ира обоих родителей одинаково, они представлялись ей единым целым – надежным, теплым и родным.

Между тем страстная взаимная любовь супругов незримо шла на убыль. Из-за шкафа все реже раздавались звуки бурных эмоций и горячий шепот. Санжар стал поздно приходить домой, ссылаясь на срочные дела, которые якобы не вмещались в рабочий день, часто ездил в командировки. Лариса почувствовала неладное, но прямых доказательств измены мужа не находила. Жизнь продолжалась без потрясений, а перемены случались только приятные.

Через два года молодой, подающий надежды специалист Министерства черной металлургии Санжар Исагалиев переехал в прекрасную трехкомнатную квартиру в правительственном доме на Фрунзенской набережной. Получил он ее, конечно, не за служебное рвение, а потому, что на той же лестничной площадке поселился прибывший из Казахстана Шакен Ахметович. В 1964 году партийная верхушка отстранила-таки Хрущева от власти, и Исагалиева, как и следовало ожидать, отправили на пенсию: власти критику не прощают, хотя своих не сдают – изгнанника проводили с почетом, в соответствии с заявленным желанием определили на жительство в Москву и снабдили всеми льготами, положенными действующим чинам такого ранга.

Больше всех возвращению драгоценной мамы Раи и обожаемого Аташки радовалась Иринка. Все трое бросились друг к другу, целовались бессчетно и долго стояли обнявшись, пока тепло тел не согрело сердца, которые забились в унисон, словно обрели наконец свой природный ритм.

Вместе с отцом и матерью поселился непутевый средний сын Ермухан, страдавший запоями, и четверо его детей от разных жен. Здесь проводил время после детского сада одногодок Ирины – сын старшего дяди Джанибека, пока его жена, окончив работу, не забирала мальчика домой. Ревнивая внучка уводила деда на длительные прогулки по городу. Они ходили в зоопарк, в цирк, в музеи, любопытные ко всему новому, необычному. Другие внуки часто увязывались за ними, но быстро уставали, и тогда Ира наслаждалась обществом Аташки единолично.

Просторная московская квартира старших Исагалиевых сделалась проходным двором для неисчислимых близких и дальних родственников, знакомых, а также знакомых этих знакомых из Казахстана. Иных Раушан видела впервые, но отказать соплеменникам в приюте и еде считалось дурным тоном, а Апа отличалась справедливостью и добротой. На кухне всегда кипели объемные кастрюли с бешбармаком, в узорчатых пиалах дымилась наваристая сорпа, посыпанная душистой зеленью, вздуваясь, шкворчали в обильном жиру квадраты баурсака, кабырга распространяла запах чеснока и тушеной редьки, а в холодильнике мариновалась порубленная на куски утка, ожидавшая, пока ее сварят в пиве.

Дома Ира постоянно крутилась на кухне возле мамы Раи и заодно постигала секреты национальной кулинарии. Это ей было интереснее арифметических задачек и упражнений по русскому языку. Другие дети предпочитали играть в комнатах, оставляя бабушку в безраздельном владении любимой внучки, чему обе только радовались.