Исчезающий гном - Джеймс Блэйлок

Профессор пожал плечами:

– В таком замке – почему бы и нет. Впрочем, сокровище может оказаться где угодно. Иногда его действительно удается найти.

Джонатан кивнул, соглашаясь. Это казалось логичным, по крайней мере в философском смысле.

Глава 3. Лачуга на болоте

В течение двух дней они не видели ни души – мимо них не проплывали связанные из бревен плоты или торговые баржи, и они так и не догнали тех двух рыболовов в обвислых шляпах, которые обогнали их на каноэ в первое утро путешествия. Один раз, ближе к концу первого вечера, когда солнце уже исчезало за краем леса на западе, они увидели в тени сплетенных ветвей дуба что-то, что могло быть либо медведем, либо троллем. Это существо пыталось схватить в реке рыбу. Джонатан пожалел, что у него нет с собой тубы Тэлбота – просто чтобы проверить, действительно ли этот инструмент окажет на зверя такое воздействие, какое ему приписывали. Он припомнил свою собственную стычку с двумя троллями, происшедшую несколько месяцев назад почти в том же самом месте, и изумление всех, кто в ней участвовал – и троллей, и людей, – при виде странного и неправдоподобного поведения гобоевого оружия Профессора Вурцла. «Вот были деньки», – подумал Джонатан, испытывая такое чувство, словно это замечательное приключение произошло много лет назад, возможно во времена его необузданной юности.

На реке, однако, все было таким невыразимо мирным, что на этот раз с ними не случилось ничего подобного. Путешественники могли читать без остановки и выкуривать сколько угодно трубок табаку. На второе утро им удалось поймать форель, и они ели рыбу на завтрак, а потом еще и на ужин. На следующее утро Джонатану пришла в голову блестящая мысль подмешать горсть растертого мяса форели в яичницу-болтунью. Но после того как они управились с этим блюдом, Профессор заметил, что он, со своей стороны, надеется больше никогда в жизни не видеть форель. Джонатан чувствовал примерно то же самое.

Они уже приближались к деревне у Высокой Башни, когда берега реки Ориэль начали расходиться в стороны. Широкие зеленые полосы лугов, сплошь заросшие водосбором, люпином и диким ирисом, словно отталкивали леса вдаль. На востоке поднимались Белые Горы, окутанные облаками и тайной, они то появлялись по другую сторону травянистых низин, то исчезали за высоченными зарослями болиголова или за покрытым мхом ольшаником.

В стоячей воде у берегов цвели кувшинки, и среди лежащих на поверхности листьев и спутанных корней плавали несколько озерных черепах и жаб. Время от времени они забирались на огромный, как блюдце, лист, а затем вновь с плеском соскальзывали в тихие воды. Луга наконец уступили место болотам и топям, на которых там и сям виднелись искривленные силуэты давно засохших деревьев и кое-где – куст ольшаника или хлопковое дерево, умудрившиеся найти достаточно высокий холмик, чтобы уберечь корни от окружающей воды.

Этот участок берега был темным, мрачным и унылым даже в прекрасный весенний день. И дикие цветы, пробивавшиеся то тут, то там среди трясин, казались Джонатану какими-то грустными – печальные пятнышки цвета, разбросанные по безжалостным просторам болот.

Профессор окинул долгим взглядом этот пейзаж – и увидел его в другом свете. На болотах было не счесть змей, жуков и разных биологических чудес, а летней ночью в низинах сверкали крошечными огоньками миллионы светлячков, банка с которыми могла не хуже любого фонаря осветить дорогу путнику. Однако разглагольствования Профессора о жуках и червяках не очень-то изменили настроение Джонатана. Не особенно улучшили его и неровные тени Гряды Высокой Башни, поскольку там, выступая над ее скалистым хребтом, поднимались гранитные стены одноименного замка. Невозможно было понять, где начинается обработанный серый гранит башенных стен. Казалось, что башня вырастает из самих скал и что она никогда не была ничем иным, как частично сохранившимися руинами. Она выглядела такой же вечной, как и тусклые камни на окружающей ее распаханной земле. Для Профессора башня была загадкой, для Джонатана – скорее проклятием. Единственным утешением служило ему то, что ее самый последний обитатель – злой колдун гном Шелзнак – был изгнан оттуда и скрывался теперь где-то в верховьях реки. Пустая башня казалась менее зловещей, чем башня, в которой обитал коварный гном, – но ненамного.

Гавань Высокой Башни, куда они вошли довольно рано утром, до сих пор была тихой и пустынной. Лишь некоторые жители вернулись сюда после исчезновения Шелзнака. Однако, к облегчению Джонатана, окна сарая для лодок больше не были заколочены, а у берега с полдюжины детей ловили раков. По крайней мере деревня не была полностью покинута своими обитателями, как прошлой зимой.

Джонатан с Профессором решили не тратить время на то, чтобы бродить по городу, а сразу перейти по тропинке на другую сторону болота и исследовать замок. Они договорились вернуться на плот к закату, чтобы не ночевать в башне и не тревожить живущих там духов или демонов.

Они уложили свой обед в рюкзак и отправились в путь, прихватив с собой веревку, фонарь, факел и дюжину свечей. А еще у каждого была дубовая трость – не столько для того, чтобы опираться на нее по дороге, сколько для того, чтобы отпугивать гоблинов или отбиться от случайного тролля. Тропа вилась, то появляясь, то исчезая среди покрытых мхом деревьев, и, по-видимому, вела в обход. Три раза Джонатан с Профессором натыкались на развилки и всякий раз решали свернуть на ту из тропинок, которая вела в сторону замка. Два раза это вроде бы сработало.

Однако через несколько минут после того, как они свернули в третий раз, перед ними оказалась старая, стоящая на сваях лачуга с дощатыми стенами. Когда-то щели в этих стенах были замазаны илом, смешанным с травой, но он давным-давно вывалился, рассыпавшись на куски, и теперь мало что защищало лачугу от проникновения северного ветра. К передней стене лепилось скособоченное, полуразрушенное крыльцо, огражденное жердями, и на нем сидела сморщенная старуха, которая казалась такой невероятно древней, что ее можно было скорее принять за мешок с пылью и сухими костями, чем за существо из плоти и крови. Лицо старушки было исчерчено столь глубокими морщинами, что, по мнению Джонатана, им не меньше, чем стенам лачуги, пригодилась бы штукатурка из ила. Она сидела в продавленном кресле, уставясь вдаль незрячими, судя по всему, глазами. Джонатану страшно не понравились как ее вид, так и связка чего-то похожего на сушеных летучих мышей, висевшая над дверью. Старуха была одета в черное, и вокруг ее ворота и рукавов висели обрывки выцветших кружев. Под креслом сидела кошка, лениво трогая лапой болтавшийся кружевной лоскут.