Юность Есенина - Юрий Прокушев

Особенно любил бывать Есенин в лугах во время сенокоса. В эти дни село как бы вымирало, все перебирались за Оку, жили там дружной артельной семьей в шалашах, привольно, весело, шумно. По вечерам не затихали в лугах песни, пляски, переливы тальянки, кругом слышались шутки, смех.

Я люблю над покосной стоянкоюСлушать вечером гуд комаров.А как гаркнут ребята тальянкою,Выйдут девки плясать у костров.Загорятся, как черна смородина,Угли-очи в подковах бровей,Ой ты, Русь моя, милая родина,Сладкий отдых в шелку купырей. (1,145)

Часто вместе с деревенскими ребятами Есенин отправлялся в ночное, ездил на Оку поить лошадей. «Ночью луна, — вспоминал он, — при тихой погоде стоит стоймя в воде. Когда лошади пили, мне казалось, что они вот-вот выпьют луну, и радовался, когда она вместе с кругами отплывала от их ртов»[42].

Среди своих сверстников и товарищей по уличным забавам Серега Монах (прозвище Есенина в детстве) был признанным коноводом, неутомимым выдумщиком и заводилой по части различных мальчишеских игр и забав, драчуном и забиякой.

Худощавый и низкорослый,Средь мальчишек всегда герой,Часто, часто с разбитым носомПриходил я к себе домой. (2, 109)

«За озорство, — вспоминает Есенин, — меня ругала только одна бабка, а дедушка иногда сам подзадоривал на кулачную и часто говорил бабке: „Ты у меня, дура, его не трожь. Он так будет крепче!“»[43]

Мало кто из константиновских мальчишек так проворно и ловко карабкался по деревьям, как Есенин, не было среди них и лучшего «специалиста» по части птичьих гнезд и яиц. «Многим, — рассказывал он позднее, — кому грачи в полдень после пахоты мешали спать, я снимал гнезда с берез, по гривеннику за штуку. Один раз сорвался, но очень удачно, оцарапав только лицо и живот да разбив кувшин молока, который нес на косьбу деду» [44].

Постоянными спутниками во всех его похождениях были Клавдий Воронцов — сирота, выросший в доме константиновского священника Смирнова, и Тимофей Данилин — сын деревенской нищенки. Немного позднее Есенин подружился с Николаем Сардановским — сыном учительницы, каждое лето с 1907 года приезжавшей со своими детьми в Константиново[45].

С раннего утра Есенин отправлялся с друзьями на Оку, где они часто проводили весь день. Бывало, вспоминает Николай Сардановский, «далеко отплыв от берега, мы ложились на спину и запевали традиционное „Вниз по матушке, по Волге“. Пели с большим чувством»[46]. Когда Оку перекрыли плотиной у соседнего села Кузьминское, глубина и ширина ее значительно увеличились, и никто в Константинове не рисковал ее переплыть. И вот в один из июньских дней Есенин с друзьями при встречном ветре переплыл Оку. «Подвиг» этот они решили воспеть. «Есенин, — как вспоминает Н. Сардановский, — написал на дверной притолоке дома, где часто собиралась наша дружная компания, стихотворение, кажется, из трех строф… Я помню последнюю строфу:

Сардановский с Сергеем Есениным,Тут же Рович Костюшка ухватистый,По ту сторону в луг овесененный,Без ладьи вышли на берег скатистый»[47].

По вечерам, вернувшись с реки в село, Есенин с друзьями часто отправлялся в пустовавший дом. Порой в этом Доме они коротали все летние ночи. «Засыпали мы зачастую уже тогда, — вспоминает Н. Сардановский, — когда начинало светать, на улицах мелодично голосили петухи и мимо окон, бодро позвякивая ведрами, бабы шли доить коров. Уже в постелях выслушивали сказки или загадывали загадки. Особенно много загадок знал Сергей… Очевидно, и в ночь нам не оставалось ничего, кроме того, как настраивать себя на игры во сне»[48].

Любил Сергей Есенин с товарищами поиграть в лапту, бабки, городки, устроить облаву на галочьи гнезда: ребят забавляло, как с шумом и криком птицы летали над их головами.

Есенин писал в автобиографии 1923 года, что его «детство прошло среди полей и степей»[49] (подчеркнуто мной. — Ю. П.). Очень жаль, что долго это важное замечание, по сути дела, не принималось во внимание, когда речь шла о раннем периоде жизни поэта. Неповторимая красота родной природы окружала Есенина буквально с колыбели.

Усталый день склонился к ночи,Затихла шумная волна,Погасло солнце, и над миромПлывет задумчиво луна.…Внимая песням, с берегами,Ласкаясь, шепчется река.И тихо слышится над неюВеселый шелест тростника. (5, 238)

Подрастая, Есенин чутко воспринимал этот радужный мир земной красоты. Вспомним, как любовался он зарей, которая «на крыше, как котенок, моет лапкой рот»; как переживал, что лошади на Оке чуть-чуть было «не выпили» луну; как однажды был удивлен, увидев, что «словно яйцо, расколовшись, скользнул месяц за дальним холмом»; как вслушивался в звонкий говор «духовитых дубрав», что «кличут ветками к реке».

Сколько раз позднее согревали и успокаивали поэта бесконечно дорогие его сердцу воспоминания детских лет!

До сегодня еще мне снитсяНаше поле, луга и лес,Принакрытые сереньким ситцемЭтих северных бедных небес.…Как бы я и хотел не любить,Все равно не могу научиться,И под этим дешевеньким ситцемТы мила мне, родимая выть. (2, 187, 188)

Девяти лет у коновода константиновских ребят появилась первая серьезная обязанность в жизни: он переступил школьный порог и сел за парту. К этому времени ссора между родителями Есенина, продолжавшаяся почти пять лет, улеглась. Мать вернулась в Константиново[50], отец по-прежнему работал в Москве приказчиком в мясной лавке. Несколько раз в год он приезжал проведать семью. Сергей вновь стал жить с матерью в доме Есениных. Когда старый двухэтажный дом деда Есениных в 1910 году сгорел, родители поэта построили новый. «Богатство наше, — пишет Е. А. Есенина, — заключалось в нашей избе, корове, небольшом наделе земли и маленьком огороде»[51]. «Вспоминая нашу прошлую жизнь, — рассказывает А. А. Есенина, — мы всегда представляем ее себе именно в этом доме. Это была простая деревенская изба. Ее внутреннее расположение было удобно, а с улицы она выглядела очень красивой. Наличники, карниз и светелка на крыше были причудливо вырезаны и выкрашены белой краской; железная крыша, водосточные трубы и обитые тесом углы дома, срубленного в лапу, выкрашенные зеленой краской, делали избу нарядной. Из наших окон был виден синеющий вдали лес, излучина Оки и заливные луга»[52]. Навсегда сохранил Сергей Есенин светлые и волнующие воспоминания о днях, проведенных под отчим кровом: