Два лебедя - Иван Сергеев

Когда я приехал туда с Верочкой, от родственников и знакомых зарябило в глазах. Тут были заведующие магазинами, товароведы, мясники и даже декан электротехнического факультета. Они пришли поздравить Верочку с этим незабываемым торжеством. Но пришли они не с пустыми руками, потому что всем им нужны были телефоны, которые никак невозможно было получить без Капитолины Владимировны. Отсюда и дорогие подарки, ароматные закуски и редкие вина на столах, и бесчисленные букеты роз в корзинах.

И в это время закричали: «Горько!» Мы с Верочкой поднялись и поцеловались. Мне было хорошо и легко с ней. Я верил, что эта избалованная и капризная девочка поможет мне пройти девять кругов Ада. А гости пили, закусывали и дружно кричали: «Горько!» Потом мы пошли танцевать и с обоюдного согласия незаметно ушли. И вскоре оказались одни в громадной постели. Мне вновь предстояло ее раздеть, теперь на правах законного мужа. А потом мы занялись любовью. И я возрождался раз за разом, настолько она была сладостна как женщина, и я был ненасытен как мужчина. Праздник получился настоящим. Я не знал до Верочки женщин. Поэтому наш медовый месяц продолжался несколько лет. И теперь я с гордостью могу сказать о себе, что женщина нужна была мне каждый день в течение моей долгой и счастливой жизни.

Утром я проснулся рано. Верочка сладко спала. Я прислушивался к ее легкому дыханию, боясь пошевелиться. Мне не спалось. Уже тогда я понимал, что Верочке будет со мной несладко и что мне не обойтись без ее любви. Она стала моим ангелом-хранителем. И я решил ничего не говорить ей о своем недуге. Только так мой праздник мог стать праздником согласия и любви.

Меня до сих пор не покидали мысли о необычном сверлении. И я невольно связал сверление в голове и все последующие изменения, которые произошли со мной, с первой нашей любовной встречей. Наверно, если бы Верочка Клюге не полюбила меня, необычного сверления в голове могло и не быть. И тогда не было бы ни спора с самим собой, ни девяти кругов Ада. Но искать причину этого явления следовало в прошлом. В этом я полностью согласен был с господином Вельзендом. А так как надо было с чего-то начать, я стал вспоминать свои вообщем-то счастливые школьные годы…

Глава шестая

Смех на палке

В шестом классе я подружился с Анатолием Породиным. Нашему сближению способствовал велосипед, который купил отец на день моего рождения. Велосипед был взрослый. Ни у кого на Камской улице не было такого великолепного велосипеда. Даже у Породина, хотя его отец, дядя Миша, служил коком на пароходе и ходил в море. Скоро я научился ездить на велосипеде под рамой. И Породину тоже дал попробовать. С этого дня и началась наша дружба.

Как-то Анатолий пригласил меня к себе в гости. В тот день у него дома никого не оказалось. Жил он с родителями и сестрой Катей в двухкомнатной квартире тоже на Камской улице. Мы разделись в прихожей и прошли на кухню. Я подумал, что Анатолий хочет меня чем-то удивить. Так и оказалось. Породин на моих глазах спустил штаны и достал свою крайнюю плоть.

– Ты никогда не пробовал? Приятная штука! – сказал он и начал сам себя гладить. Плоть его поднялась, а он знай наяривает.

Сейчас я понимаю, почему это произошло. Тогда о сексе запрещено было говорить. Народ пребывал в этом вопросе в большом неведенье. А детвора, проявляя нездоровый интерес, занималась онанизмом или, как написано в Библии, детским грехом. Эта дурная привычка жила на улице и передавалась мальчишками из поколения в поколение.

Мне было интересно. Я достал свою пипирку, которая на глазах выросла. И хотя моя плоть была гораздо толще, чем у Породина, головка члена не открывалась, чему мешала сросшаяся кожа. Посрамленный, я спрятал пипирку в штаны и пошел домой.

Спать я лег рано. И все думаю о пипирке. Как же так, у всех открывается, а у меня нет? Все уже давно спали. Мать спала одна за шкафом на большой двуспальной кровати (отец был в отъезде), сестра спала на диване, младший брат – на раскладушке. Он спал один, потому что еще писался в постель ночью. Я лежал у стены на односпальной кровати и не мог уснуть. Все трогал пипирку. Матери я ничего не сказал о своем недуге. Тема была слишком туманная. А потом плоть моя поднялась, и я начал кожу на головку натягивать. Было невыносимо больно, кожа полопалась во многих местах, но головка открылась. Я испытал настоящую радость. Теперь и у меня с хозяйством все стало, как у людей. Я попытался повторить движения Породина, но кожа кровоточила, вызывая сильную боль.

Прошла неделя, другая. Кожа на плоти зажила. И я начал заниматься детским грехом. Но в отличие от Породина, я ни с кем не поделился своей тайной и держал ее в секрете.

Итак, в детстве я занимался онанизмом. Может, из-за этого спустя десять лет в голове моей началось сверление? Но этот довод мне пришлось сразу отбросить. Детским грехом занимались все мальчишки на Камской улице, и ни у кого сверления не было. А я чуть было не погиб от него. Надо проанализировать, что было дальше.

Оказывается, я был не такой уж ангелочек! Несмотря на дурную привычку, я хорошо закончил шестой класс и отправился на летние каникулы. А в июне случилась большая радость для нашей семьи. Отца пригласили на год поработать в Китайскую народную демократическую республику. Стояло лето 1956 года. Документы были оформлены отцом заранее. Мы жили тогда в коммунальной квартире, и мои родители скрывали от завистливых соседей эту новость.

В Китай мы отправились на поезде. Сейчас даже не припомню, сколько суток заняла наша поездка. Но, наверно, больше недели.

В Китае мы остановились в Харбине, в гостинице. В ней жили одни русские. Отца я видел редко. Он все время был в отъезде, занимаясь разведкой природных ископаемых. В гостинице я познакомился с веселым рыжеволосым мальчиком. Мы настолько сблизились, что я решил передать ему свой дворовый опыт, как передал его мне Породин. Я рассказал ему, какая это приятная штука, и мы расстались. Этому мальчику повезло. У него была продвинутая мать. Она объяснила сыну о вреде детского греха. Она хорошо знала моего отца и рассказала ему, чем я занимаюсь.

Я лежал в кровати, когда в мою комнату вошел отец. Он приподнял край одеяла и спросил, почему я так рано лег в постель. Он застал меня врасплох. Я не знал, что ему ответить.

– Будешь заниматься этой дурной привычкой – сойдешь с ума! – твердо сказал отец и вышел из комнаты.

Я еще не понимал, насколько жестоко поступил со мной отец. Он знал, что я не мог бросить сразу эту привычку. Но не поговорил со мной, не пытался предложить свою помощь. А сказал, что я сойду с ума, если буду этим заниматься.

Как-то незаметно приблизился сентябрь. И мы переехали в Пекин и поселились в красивейшей гостинице «Дружба». На закрытой охраняемой территории гостиницы находился интернат для детей русских специалистов и русская школа. Мы попрощались со своими родителями и стали жить в интернате и учиться в русской школе. Время летело незаметно. Я все еще занимался детским грехом. Но скоро наступил день, когда фраза отца начала преследовать меня. Наверно, случилось то, на что рассчитывал мой отец. Я больше не мог заниматься онанизмом. После того, как я порвал с этой привычкой, я почувствовал облегчение. Но я стал другим человеком. Утратил веселость, стал неуверенным и замкнутым. Фраза отца больше не стояла перед глазами, но она сделала свое черное дело. Лучше бы он вообще ничего не говорил мне, чем поступать со мной так жестоко.

Когда наша семья вернулась из Китая, я пошел в восьмой класс. У меня не стало друзей. Я был настолько неуверен в себе, что скоро стал посмешищем всего класса. Мне было невыносимо тяжело находиться в школе. Но отец опять уехал в экспедицию, а мать ничего не понимала в таких сложных вопросах.

Учитель по истории предложил моей матери перевести меня в другую школу. Но я решил не сдаваться. Так началось мое сопротивление. Приходя из школы, я делал зарядку и пел любимою песенку из кинофильма «Дети капитана Гранта»:

Капитан, капитан, улыбнитесь!Ведь улыбка – это флаг корабля.Капитан, капитан, подтянитесь!Только смелым покоряются моря.

С этой песней я успешно закончил восьмой и девятый классы. Песня была замечательная. Но первое время я находился в таком подавленном состоянии, что не мог спеть эту песню так же весело, как спел ее знаменитый артист Николай Черкасов. Но в девятом классе я запел ее должным образом. И хотя у меня начал меняться голос, был я на подъеме. В десятом классе я организовал вечер английского языка. А дома продолжал петь эту песню. Мне не давала покоя мысль, что Анатолий Породин, которого я старался не замечать в школе (он учился со мной в одном классе), превратился в нагловатого самоуверенного парня, не дававшего прохода нашим девчонкам. Он был, пожалуй, лидером в нашем десятом «А», но я не пресмыкался перед ним. Я считал себя нравственно выше и чище его. И, чтобы чувствовать себя увереннее, добился разрешения у директора школы на одну вольность: я начал бегать на переменах вокруг школы. Бегал я в любую погоду: зимой и осенью, в дождь и в метель. А на заднем дворе, где постоянно была открыта для меня дверь, делал зарядку. Так я победил свою неуверенность. Это была красивая борьба за лидерство, высокую нравственность и совершенство. И мне казалось, что я выиграл эту битву.