Два лебедя - Иван Сергеев

– А что у вас?

– Меня Михин пригласил, – сказал я.

– Ну, так показывайте свои стихи, – предложил Владимир Ильич. Мои стихи были отвергнуты. И когда появился жизнерадостный Николай Сергеевич, Морозов ввел его в курс дела. Михин сразу же подошел ко мне.

– Ты главное не расстраивайся. Это все-таки Антология. Здесь выбирают самое лучшее. Мои стихи тоже многие забраковали.

– Но у меня больше нет стихов, – огорчился я.

– Ничего, может быть, новые стихи напишешь, – подбодрил меня Михин.

Дома я опять начал просматривать свой архив, который хранился на балконе. Вскоре мне попался большой сборник неизданных стихов. Бумага, конечно, пожелтела, но прочесть стихи было можно. Я тут же позвонил Николаю Сергеевичу.

– Написал что-нибудь? – с надеждой спросил он меня.

– Бери круче! Нашел целый неопубликованный сборник.

– Большой?

– Очень большой. В нем 74 стихотворения и 54 сонета. Ты представляешь, что значит, найти такой сборник?

– Конечно, представляю и поздравляю тебя с этой удачей.

– Теперь стихи будут, – живо пробормотал я в трубку.

– Вот и отлично, – обрадовался Михин. – Я же говорил, что все будет у тебя нормально.

– Ты даже не представляешь, как мне повезло. Стихи, конечно, сырые. Но они легко правятся и звучат так, словно я их только что написал. – Мы договорились с Николаем Сергеевичем о встрече, и я повесил трубку.

Какая тонкая интуиция была у этого человека. Он не сомневался, что я напишу что-нибудь стоящее. А после того, как был напечатан роман в стихах «Михайло Ломоносов», он впервые назвал меня поэтом.

Я тут же взялся за сборник стихов, и через неделю у меня было готово полтора десятка стихотворений. Николаю Сергеевичу мои стихи понравились.

– Ты в первый том Антологии не попадаешь. Он уже сдан на макетирование Леночке Мошко, – предупредил меня Михин по телефону. – И во вторую книгу не попадаешь. Но зато попадаешь в третий том Антологии.

И действительно, несколько моих новых стихов были отобраны комиссией в Антологию. К тому времени у меня было готово еще восемь стихотворений. Но Николай Сергеевич попросил подержать их у себя. А вечером я позвонил Майбороде и прочел ему пару стихотворений.

– Стихи хорошие, – согласился Леонид Александрович. – Запиши их на диске, включи в него несколько отрывков из романа «Михайло Ломоносов» и приходи ко мне. – Если бы он знал, как была необходима мне его поддержка.

Вот так закрутилась моя жизнь. Неудивительно, что я не замечал, как летело время. Мне стало казаться, что я не успею реализовать свой грандиозный замысел.

Но я не знал, как замедлить быстро бегущее время. Не замечал дней, недель и месяцев. А замедлить время было необходимо, чтобы оставить заметный след на земле.

Чем таким особенным я отличаюсь от других людей, построивших дом, посадивших дерево и родивших ребенка? Скорее всего, тем, что для них время летело медленнее. Я как-то сказал в шутку Володе Зайцеву, что у людей творческих время летит быстрее, потому что для них действует специальная теория относительности. Впрочем, меня вполне можно было отнести к везунчикам.

За счет везения мне удалось пройти девять кругов Ада и полностью восстановить свой интеллект. Благодаря везению, я познал две важнейшие точки Матрицы, расположенные на корне и кончике языка. Я понял, что разговаривают попугаи, а люди общаются между собой с помощью Матрицы. При этом Матрица обеспечивает целостное восприятие предметного действия, а значит, с помощью наших органов фиксирует вне себя его свойства. Они не могут быть зафиксированы, как мы установили, в голове, потому что фиксируются на корне языка, благодаря воздействию язычка мягкого неба.

Как установил эксперимент А.И. Мещерякова, живой организм человека действием своих органов обеспечивает фиксацию основных сторон целостного предметного действия. А это вертикальная колебательная система на корне языка, затем горизонтальные колебательные системы на корне и кончике языка, тут же повороты головы влево и вправо на угол примерно в тридцать градусов, чтобы активировать левую и правую боковые пары. Так что при нашем общении происходит воздействие вертикальных и горизонтальных колебательных систем на нашего собеседника. Поэтому ученик рефлекторно задействует в своей Матрице те же точки, что были задействованы у наставника, являющегося для него общественно значимым эталоном. И здесь нет никакой мысленной фиксации, потому что функционирование Матрицы осуществляется рефлекторно. Вот как мы на самом деле общаемся.

Но на сегодня наше общение, как я уже говорил, сведено к самой примитивной его форме. Мы ничем не отличаемся между собой от говорящих попугаев. Я же познал совершено иную технологию общения. Ее начало было положено А.И. Мещеряковым в его знаменитом эксперименте. Завершено оно было мною. Поэтому меня удивляет, что мы лишь инопланетян наделяем высшими качествами, которых лишены сами. И это происходит оттого, что мы якобы находимся на низшем уровне развития.

Я с этим категорически не согласен. Пора понять, что человек устроен гораздо сложнее, чем мы до сих пор полагали. Из того, что я узнал, погрузившись в познание своего «Я», можно было бы написать не одну занимательную книгу. И мир инопланетян, если такие существуют, вовсе не сложнее и не совершеннее мира нашей Матрицы или мира нашего «Я», открытого в семидесятые годы замечательным мастером своего дела А.И. Мещеряковым и продолженного в восьмидесятые, девяностые и в начале ХХI века мною, никому не известным исследователем загадки человеческого «Я», но жаждущим передать накопленные знания о Матрице вам, дорогие соотечественники.

Я не буду перечислять все, что я познал о Матрице, потому что перечисление моих открытий займет не одну страницу. А это еще раз подтверждает, какой я везунчик. Я открыт для того, чтобы передать свои знания людям, хотя и понимаю всю бессмысленность моего откровенного диалога. Впрочем, никогда не знаешь, что выкинет то или иное издательство. А вдруг оно возьмет и издаст эту книгу с моими подвигами, откровениями и колебательными системами.

И я молю Бога, чтобы нашлось такое издательство, потому что издание книги замедлит не только мое время, но изменит судьбу всего человечества. Впрочем, для меня всегда было важнее не мое личное признание, а счастливая судьба Матрицы. А это и означало бы оставить заметный след на Земле человеком, пронизанным любовью к жизни и стремлением к совершенству.