Русская недвижимость. Сборник рассказов – 2 - Александр Миронов

Особенно сейчас – после дождичка и града – васильки и ромашки, словно новой силой налились, ярче стали выделяться на фоне поникших злаков. Ветер, пробегая по полю, приглаживает пшеницу, как бы жалея. Прокатывается волнами сверху вниз к Залидовским лугам, и дальше, к Угре, и далее по левой её стороне до деревни Комельгино и села Дворцы. И, наверное, докатиться до Киевского тракта, который в ясную погоду виден отсюда, с возвышенности, и даже машинки, снующие по нему.

Если смотреть отсюда, с того места, где когда-то стояла деревня Сабельники, а теперь дачи, то невольно охватывает радостное ощущение от этой трогательной панорамы, не смотря на томившую последние годы грусть. Словно перед тобой лежит вся матушка-Россия, как на ладони: эти луга, поля, деревни… Вся она – его Россия. Тихая, загадочная, а в часы ненастья – унылая, обиженная, оттого ещё более пронзительно трогательная. Но он знал, что это до первого луча солнца. Тогда сразу всё изменится, земля преобразится, оживёт и станет ещё живописнее, ещё привлекательнее. И деревни Комельгино, Дворцы, Якшуново и Киевский тракт проявятся яснее.

Но сейчас его Россия в тумане…

– Эх-хе… Что же это такое? – в сердцах вздохнул Василий Яковлевич.

Закончив школу, десятый класс, дочь не осталась с родителями – уехала. Вначале в Калугу, а потом – в город своего детства – и юности Василия Яковлевича – в город Ангарск, в Прибайкалье. Через два года, после службы в Армии, туда же направил свои стопы и сын. Тоскливо стало Василию Яковлевичу в опустевшем гнёздышке, в трёхкомнатной квартире, скучно. И хоть они с женой и понимали причины, вытолкнувшие молодёжь отсюда, однако, сердце нет-нет да заноет от досады. Ведь переехали-то они сюда ради них, детей, по совету медиков сменили место жительства. В детях, в жене, да и в нём самом начали астматические явления проявляться – и в загазованном городе нельзя было дальше оставаться. А дети через десять-пятнадцать лет обратно вернулись поближе к химии. Правда, теперь, в период экономического хаоса, часть сильно вонючих цехов и заводов в городе приостановлена. Но это пока. Пока эта необходимость с рублём или с долларом не стакнулась. При теперешней неразберихе и нищете не до экологии. И там, в индустриальном городе, всё же можно найти работу, да и есть, у кого пристроиться – у дедушки с бабушкой, то есть у родителей их родителей.

– Тут, в вашем болоте, быстрее задохнёшься! – сказала дочь на их возражения. – Тут только вам, пенсионерам, жить.

И хоть в посёлке имелось два Дома Культуры, один из которых, новый, с двумя залами – большим и малым, танцевальный зал (или дискозал) и на этажах комнаты для студий, кружков, также и библиотека – всё это оказалось не нужным и даже нелепым в теперешней жизни. Строился этот Дом Культуры с расчётом на нормальную жизнь, теперь – стоит как памятник благих намерений. Некому в нём работать и некого в нём учить и веселить. Все специалисты от культуры сокращены, как за ненадобностью. Молодёжь сейчас больше с пивком подружилась, да по подъездам шарятся. Да ещё вот, по дачам, безобразничают. Больше-то им нечем заняться…

Небо, казалось, немного посветлело, и дождь как будто бы прекратился. Но налетел ветер и принёс новую тучу, и в вновь скрылась его Россия пелене дождя. Только два густых раскидистых дерева, старые вековые липы, чудом уцелевшие посредине поля на склоне к Залидовским лугам, видны были сквозь серую марь и темнели расплывчатыми пятнами.

Года два назад Василий Яковлевич хотел поменять квартиру в их посёлке на Ангарск, чтобы обратно в родные края податься к старикам родителям, а теперь и к детям. Пытался сделать равноценный обмен: трёх – на трёх, плюс доплата. Раньше такое проводилось, центральная часть России ценилась. А поскольку сейчас в ходу «лимоны», то думал на ту доплату – взять контейнер, и чтобы самим ещё на билеты хватило. Дети в Ангарске объявления в местных газетах и на телевидение дали, на столбах развесили. Но те недавние времена прошли, и желающих переехать в центральную часть не нашлось, и даже наоборот, сами доплату потребовали. Так и не получилось с обменом.

Решили тогда разменять свою трёхкомнатную здесь, на месте. Трёх на двух комнатную и доплата, чтобы на эту доплату детям как-то там помочь. Сын к тому времени на кредит попал. Хотел с двумя братьями, его друзьями, какое-то частное дело открыть, да браточки оказались ушлыми. Подставили. Банк коммерческий на него на одного наехал – друзья в сторону, а он отдувайся. Иначе посадят.

И с разменом дело не задержалось. Через неделю-полторы всё устроилось. Но тех денег, что получили за доплату, было маловато.

Если до перестройки у Василия Яковлевича лежало на сберкнижке две тысячи, подкапливали на чёрный день, да только, независимо от их намерений и природных явлений, на страну стали накатывать то чёрные вторники, то чёрные четверги, а потом и вовсе каждый день стал чёрным. И те большие две тысячи превратились в мелкую пыль, в песчинки. Одна сберкнижка осталась, в которую заглядывать – себя смешить сквозь слёзы.

А тут, как на грех, новые банки с экранов телевизоров стали обещать гражданам, что каждую песчинку их вклада они превратят в жемчужину. И подумалось им тогда: коль Сбербанк так прокинул их, то, может быть, здесь, в новых банках, что-нибудь выгорит?

«И если на полгодика… – размышлял тогда Василий Яковлевич, – под те же триста процентов положить эту доплату, то, глядишь, к лету тех накоплений хватит, чтобы помочь сыну, и дочери что-нибудь достанется».

А тут реклама за рекламой, ни кино из-за неё не посмотреть, ни спортивные программы. Один фонд пять рублей на каждую тысячу обещает за день, другой – за неделю 30%, третий – 300% за год… Глаза разбегаются. А к «Ростиславу» – так отбоя нет, каждые семь секунд вкладчики его одолевают. Минуты по три реклама очередь к нему отслеживает. И народ прёт в него, двери не успевают закрываться. Доверяют, видно.

Да и как им не доверять, фондам этим. Государство их благословило, лицензии им выдало, право на предпринимательскую деятельность – так, значит, что? – они с ним заодно. На благо населению вместе работают. Это не ранешное время, когда один Сбербанк был, и что хотел, то с вкладами и делал, разумеется, не в ущерб себе. От обиды на него и от безвыходности, они и вложили ту доплату в разные фонды: в «Русскую недвижимость», «Селенга» и «Ростислав». Пусть Сбербанк со своими мизерными процентами сидит себе, как паук на паутине, и ловит простаков.

Все устраивалось, как будто бы хорошо. Двести девяносто процентов – это через полгода, какой будет навар! Вот и выкрутятся…

Эх, знать бы броду, не полез в воду… Но всё новое, а вера была старая.

Василий Яковлевич горестно усмехнулся, и на глаза как будто бы стал опускаться туман. За окном становиться опять мутно, что ли? Заморгал веками – слеза. Хорошо хоть один на даче, не перед кем стыдиться за неё. Огород сейчас только и кормит их, ни работы, ни сбережений, и вклады всё погорели…

Дождь прекратился и над Залидовскими лугами, над Угрой от нагретой за продолжительный зной земли стал подниматься густой пар. Он поднимался, как предутренний туман, но не из низин, не от Угры, как обычно, наползая на возвышенность, а со всей окрестности, как с гигантской раскалённой сковороды, на которую плеснули воду. И теперь уже не дождь, а пар застилал перед взором Василия Яковлевича его Россию.

Когда услышал по радио, что представительство «Ростислава» в Калуге закрылось, а его служащие куда-то исчезли, по крайней мере, редакция радио до них не может дозвониться, Василий Яковлевич в первую минуту не поверил такому сообщению. Да и прозвучало оно как-то полусерьёзно, ёрнически, как будто сообщили нечто анекдотичное. Над вкладчиками, видно, пошутить решили. Сами же рекламу ему каждый день крутят и по несколько раз в час, и тут же сообщают о закрытии представительств. Чему верить? Что это, как не редакционный каламбур?

Да и в газетах реклама не прекращается. И по-местному и по центральному телевидению всё ещё метроном постукивает – денежки вкладчикам отсчитывает. И люди, глядя на экран, идут и идут в «Ростислав». Да и в другие фонда заманивают: краснодарским чаем вон угощают, каждую песчинку вклада всё ещё превращают в жемчужину. А некоторые и с назидательной заботой напоминает, что «будущее ваших детей в ваших руках». А «Хопер»!.. Вышла эта речушка из кисейных берегов Волгоградской области и разлилась по всей стране, не зная границ. А «Селенга»? Та и вовсе, сказывают, через российские границы перетекла. Или «Русская недвижимость»?.. Нет, уважаемые господа-товарищи редакторы, не надо. Не надо из российских людей последних дураков делать, не надо пудрить им мозги. Неприлично, непорядочно даже как-то…