Личики. Темные сказки - Зубров Петр

– Мааамааа!

Но мама не слышит её – сидит в телефоне, инстаграм лайкает.

А Маша всё быстрее разгоняется. И труба гудит, как пароход, оттого, что Маша быстро по ней едет:

уууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууууу

Закрыла Маша глазки, лежит, открыть боится.

Вдруг слышит – музыка играет красивая. Она эту песню уже слышала. Это папина песня любимая!

Приоткрыла Маша глазки – а впереди синеет что-то, блестит.

И вдруг – баааааам!

Это Маша из трубы в водичку тёплую упала. Лежит под водой, не двигается, из водички на небо летнее смотрит, папину песню слушает. А на небе солнышко яркое.

Этим летом они с папой в Волноград ездили и там в бассейн тоже ходили. Вот было здорово!

Смотрит Маша – а она опять в том бассейне. И лето, и папа весёлый стоит в мокрых шортах и кричит ей, и смеётся:

– Класс, Машк! Классно было?

А пароход на реке гудит:

БУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУУ

Маша сначала не поняла, глядит из-под воды, а потом смотрит – папка! Да это же папка! Вот классно! Папка, папка, миленький! И Маша вынырнула и как на папу набросилась – и давай целовать, обнимать да гладить.

– Папка! – кричит Маша.

– Машка! – кричит папа, хватает её и подбрасывает до самого неба.

Потом они ещё в бассейне поплавали. Брызгались и в прятки играли. А папа песню свою пел. И Маша ему подпевала. А ещё папа Машку на ручках держал, а она плавала.

Маша так смеялась, что ей какать захотелось. Она и говорит папе:

– Пап, я щас обкакаюсь.

И они засмеялись вдвоём.

– Пойдём мороженое есть, – говорит папа.

– Пойдём!

И пошли.

Вот идут они по пляжу, где они летом в Волнограде купались. Только сейчас тут нет никого. Одни волны шипят у берега:

шшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшш

– Пап, – говорит Маша, – а куда все делись?

А папа молчит. Смотрит Маша, а он ей подмигивает так хитро. И хихикает над чем-то.

Хи-хи.

Хи-хи-хи.

Хи-хи-хи-хи.

Но Маше не смешно совсем.

– Это не смешно, – говорит Маша.

А волны всё громче шипят:

шшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшшш

А папа ей снова подмигивает, а потом отворачивается. Подмигивает и отворачивается. Подмигивает и отворачивается. Подмигивает и отворачивается. Подмигивает и отворачивается. Подмигивает и отворачивается. Подмигивает и отворачивается.

– Пап, – говорит Маша, – ты чего?

И вдруг папа шепчет ей еле слышно:

– Смотри.

Смотрит Маша, а за спиной у папы – тени. Тени на песке ползают и шипят, как змеи.

А Маша сначала думала, что это волны…

– Пап, мне страшно, – говорит Маша.

А папа палец к губам подносит:

тщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщщ

Это значит – тихо, Маша.

Тихо.

Глядь – а они уже у киоска стоят. А тени – у них за спиной.

– Нам два мороженых, – шепчет папа.

Смотрит Маша, а у продавца

только половина лица.

А другой половины

нет и в помине.

И пошли они с папой с мороженым в парк.

А тени у киоска стоять остались. Наверное, тоже мороженое захотели.

Маша думает: «Отстали наконец-то». И забыла про тени.

Сели они в летнем парке. В парке музыка играет, люди гуляют, аттракционы ещё работают. Вечер уже.

Хорошо!

Открыл папа себе мороженое, а оно – чёрное.

Как окно в новом Машином доме.

Хочет Маша своё мороженое открыть. А оно никак не открывается.

– Пап, открой, – говорит Маша.

Но папа не слышит, всё лижет своё мороженое и лижет. Всё лижет и лижет, и язык у него тоже чёрным становится, а за языком – и зубы, и рот, и лицо, и шея, и тело, и руки, и ноги…

А Маша и зубами обёртку кусает, и ногтями разодрать пытается – никак мороженое открыть не может.

– Пааап, – хнычет Маша. – Ну, паааап… Ну, открой.

Вдруг чувствует Маша – музыка стихла и холодно стало вокруг. Смотрит Маша, а возле лавочки тени столпились и смотрят на неё молча.

Хочет она папу позвать, смотрит – а папа тоже в тень превратился.

Встала Маша с лавочки, положила мороженое, пошла на пляж – обратно к трубе. Идёт Маша по пляжу, а тени за нею.

И вот она идёт и идёт. А теней всё больше и больше. И так их много уже, что всё, что сзади Маши, – гаснет и навсегда исчезает.

Смотрит Маша, а труба уже близко. Но теперь она ещё выше стала. До пятьдесят девятого этажа!

Вдруг Машиной ручке горячо стало. Смотрит – а это тень схватила её за руку и в глаза Маше смотрит.

Задрожала Маша от холода, побежала к трубе, запрыгнула на паутинку, лезет.

Ползёт Маша, ползёт к трубе. И никак доползти не может. А тени внизу всё так и стоят. Но Маша ползёт и ползёт. А труба всё не приближается.

Тут мама Маши крикнула:

– Маш, пойдём.

Смотрит Маша, а мама встала со скамейки и домой пошла.

А ветерок всё фьюююю… фьюююю…

Маша спрыгнула с паутинок и за мамой послушно пошла.

Во всём огромном ЖК только одно окошко горит. Это новый папа с работы пришёл. Сел возле телика, ноги волосатые задрал и банкой пива как: