Байки из блога - Владислав Грушев

— «Билли!» — возмутился я — «Старый жеребец! Может, хватит уже историй с девушками из хороших и, заметь, очень влиятельных семей?!»

— «Дэнни!» — выпучил тот глаза в притворном возмущении — «Ты за кого меня принимаешь?! У нас чисто дружеские отношения. Она девушка умненькая, образованная — всё сделает, как надо. Правда, после этого нам придётся её убить… Да шучу–шучу, расслабься ты!»

Вдоволь поиздевавшись надо мной, Билли мгновенно стал серьёзным и заговорил сухо и деловито, как разговаривал всегда в моменты принятия решений.

— «Так. Завтра воскресенье, но я постараюсь закрыть бар пораньше, чтобы к полуночи уже было тихо. На службу тебе не идти — останешься ночевать здесь. Поможешь мне. Да и пригляжу за тобой, чтобы ты не наклюкался. И не надо делать возмущённое лицо — я тебя сто лет знаю. Сейчас иди к нему. Скажешь, чтобы завтра к двенадцати ночи был здесь.

И пора уже закрываться — поздно. Освальдо сегодня не работает, скажешь Рози, чтобы всех выпроваживала и шла домой. Там пара человек осталась» — Билли решительно закрутил колпачок на бутылке и поставил её в настенный шкаф — «Давай.»

В маленьком помещении бара кроме Джонни уже никого не было. Рози вытирала барную стойку, недовольно поглядывая в его сторону. Проходя мимо, я сказал, что Билли её отпускает, после чего она с радостью испарилась.

— «Ну как?» — спросил я, присаживаясь за столик Джонни — «Не передумал?»

Он посмотрел на меня. Лицо его было спокойно, взгляд слегка отрешённый. Так смотрят люди, только что перенёсшие тяжёлую болезнь и ещё не вполне осознавшие это. Доктор сказал, что худшее уже позади, но они слишком близко видели глаза смерти, чтобы безоговорочно поверить в это…

«Красив» — подумал я — «Они с Одри были бы прекрасной парой…»

Я впервые имел возможность внимательно его рассмотреть. Вчера было как–то не до этого… На вид ему было лет тридцать. Черты лица тонкие, аристократические, но лицо мужественное, не безвольное, лишённое признаков вырождения, свойственных некоторым наследникам громких фамилий и титулов. Лицо человека, который достиг в этой жизни всего сам. И который достигнет ещё большего. Высокого роста — около 6-ти футов и 4‑х дюймов. При кажущейся худобе, в нём явно чувствовалась большая физическая сила. Широкие плечи сейчас были устало опущены.

— «Я не знаю, мистер О'Кифи» — тихо ответил Джонни — «Я живу с этим уже почти год и не представляю теперь другой жизни. Каждый день я желаю ей доброго утра, пью кофе, рассказываю о том, что мне приснилось ночью и делюсь своими планами на день. Затем уезжаю на работу, как на каторгу и работаю, как проклятый. До вечера я успеваю жутко соскучиться и меня выручает лишь то, что я рано падаю от усталости в постель, наскоро поужинав. По субботам я работаю. Я работал бы и в воскресенье, но у нас в агентстве так не принято. В воскресенье мне приходится хуже всего. Завтра тоже воскресенье. Забавно, не правда ли?» — усмехнулся он — «Иногда я просто ненавижу её. Иногда мне в голову приходят дикие сексуальные фантазии и я несколько дней хожу потом, сгорая от стыда. Иногда я бешено ревную её к её бывшим мужьям. Слабаки, не сумевшие удержать такую женщину! Я раздобыл большую фотографию Мела Феррера и использую её в качестве мишени для «Дартс» — вот ведь ребячество…»

«Господи Иисусе!» — подумал я — «И зачем я в это ввязался?! Ехал бы себе мимо…»

Джонни немного помолчал и продолжил — «Что бы ни случилось — я никогда уже не буду прежним. Я буду другим. А вот каким я буду — я не знаю. И мне страшно. Я боюсь этой неизвестности, мистер О'Кифи. Но я понимаю, что это очень важный этап в моей жизни. Поворотный момент. И мне необходимо идти дальше. Остановка означает смерть.» — он сел прямо и взял со стола перчатки — «Ваш друг поможет мне?»

— «Да» — просипел я и откашлявшись, передал ему необходимые инструкции.

Заперев за ним дверь, я выключил в баре свет и открыв дверь кухоньки сказал — «Ну давай, чтоли, свою вонючую сигару, Билли…»

Небольшое окошечко в двери подсобки было мутным. Через него был виден короткий коридор, ведущий в бар и часть барной стойки. С тех пор, как я, Бог знает сколько лет назад, прикрепил поверх него плакат, изображающий Одри, говорящей по телефону, его никто и не мыл. Сейчас плаката не было. Утром Билли зашёл в подсобку, внимательно осмотрел плакат, осторожно отклеил его, свернул в рулон и пропал вместе с ним на три часа. Вернулся довольный, с тубусом под мышкой и картонной коробкой в руках. Из тубуса он достал освежённый, избавленный от следов пребывания мух, плакат, а из коробки — точную копию телефонного аппарата, по которому разговаривала Одри. Правда он утверждал, что это именно тот аппарат, но я не стал ввязываться в дискуссию. Кто его знает — может и тот… От Билли всего можно ожидать.

По мере того, как Билли всё больше и больше впадал в азарт и сыпал искрами, подготавливая, как он выражался, «психологический сеанс», мною всё сильнее овладевала апатия. К вечеру я совершенно расклеился и меня полностью отстранили от подготовки к «сеансу».

— «От тебя и так–то никакого толка нету, а неровён час и для тебя ещё придется сеанс магии устраивать» — со всей прямотой медиума заявил Билли — «Не путайся под ногами».

Мне выдали бутылку «Миллера» и сунули в дальний угол бара. В течении дня Билли постоянно пропадал и появлялся. Один раз он приехал в сопровождении очкастого ботаника с нечёсаными патлами и безумным взглядом, на лбу которого можно было смело ставить печать «Кибергений». Они притащили какую–то коробку и долго копались на кухне. В последний раз он появился уже после закрытия бара с девушкой в длинном плаще и накинутом на голову капюшоне. Они вошли через чёрный ход и немедленно скрылись за дверью кухоньки.

«Конспираторы…» — ехидно подумал я. Не смотря на все принятые меры предосторожности, в девушке безошибочно угадывалась старшая дочь ректора Массачусетской техноложки — «Открутит ему папаша голову…»

— «Дэнни!» — Билли выскочил из кухни, как чёрт из табакерки — «Давай, если надо, в туалет и иди в подсобку. Времени мало осталось, надо закончить ещё. А девушка не хочет, чтобы её видели — ну ты понимаешь…»

Я, кряхтя, поднялся и под конвоем был сопровождён сначала в туалет, а затем в подсобку. Поворачивая ключ в двери, Билли почему–то громко прошептал — «Я тебя потом выпущу. Сиди тихо…»

— «Надеюсь…» — пробурчал я и устроился в продавленном кресле. Я сидел и думал — почему Я так и не поговорил с Одри. Ведь у меня был шанс. У всех был шанс, пока она была жива… Теперь уже поздно…

В помещении бара раздавались приглушённые звуки какой–то возни, но меня это не интересовало. Я уже жалел, что впутал всех в эту историю и чувствовал какую–то странную вину перед Одри. Как будто я в чём–то предал её…

— «Дэнни!» — я вздрогнул от стука. Билли ещё раз настойчиво постучал — «Всё — уже почти время. Тихо!»

Меня вдруг внезапно охватило сильное волнение. Не в силах усидеть на месте, я на цыпочках подкрался к двери и заглянул в оконце. Увиденное произвело на меня сильное впечатление.

Помещение бара было погружено в темноту. Барная стойка целиком была покрыта красным бархатом. На краю её стоял старинный телефонный аппарат. Провод от него спускался вниз и скрывался, по всей видимости, за дверью кухни. Рядом с аппаратом горела свеча. Довершал картину портрет Одри, закреплённый над стойкой, чуть в глубине. Пятно света от свечи не достигало его, но он явно светился сам, призрачным холодным светом. Крупные капли пота выступили у меня на лице. Разумом я понимал, что тут не обошлось без технических ухищрений кибергения, но зрелище всё равно было потрясающим…

Одри слегка насмешливо смотрела прямо на меня. Казалось, сейчас она закончит телефонный разговор и примется за моё воспитание, дружески подтрунивая и искрясь весельем… Образ её был свеж и чист, словно умыт росой. Глаза сияли. Она прощала меня за всё, что я сделал и чего не сделал. И за то, что я сделаю. Каюсь — я заплакал. Я тоже любил её сейчас…

Совершенно выпав из реальности, я не сразу заметил, что на барную стойку упала чья–то зыбкая тень.

«Джонни пришёл!» — мгновенно окаменел я. Это был он. Медленно подойдя вплотную к стойке, он заворожено смотрел на портрет Одри. В неверном свете свечи, на лице его явно читалось ошеломление. Невидимый режиссёр не торопил события, решив в полной мере дать участникам и зрителям ощутить всю важность происходящего. Наконец, раздался приглушённый телефонный звонок.

Мы с Джонни вздрогнули. Непонимающе уставившись на аппарат, он замедленно снял трубку. Сначала он слушал, не решаясь заговорить, неотрывно смотря прямо на Одри. Затем закрыл глаза и заговорил. Я не слышал, о чём они говорили. Сквозь закрытую дверь до меня доносились лишь отзвуки его голоса. Но это не было монологом — он явно отвечал на вопросы, а под конец разговора даже улыбнулся.