Стеклянная гора - Андрей Плигузов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
28 октября 1990
***
Ты вспомнишь, как будто прищуренный птичий зрачокглотает предметы, и свет растворив в серебре,колдует над формой на карточке полуслепой.Сырая глина, ты вспомнишь скольженье руки,когда, задрав подбородок, растешь сквозь полуобъятья,и весь пускаешься в рост.Сосуд, ты вспомнишь вкус молодого вина,глазурь, ты вспомнишь дыханье жаркой печи,и ты, открывая глаза в далекой стране,в серебряный день, я знаю, ты вспомнишь меня.
20 октября 1991
***
И катится возоксквозь степь, по мелколесью,меж редких деревеньи чахлых русских нив,не знающих жнеца.Унылая земля!Печальные забавынатруженного сердца...
22 октября 1991
***
Пересыпай холодный песокиз ладони в ладонь,и пускай его на летуподбирает ветер,и, отвернувшись к воде,говори, порой теряя слова.Мне казалось, сквозь эти прорехиГосподь появляется в миреи приводит умершихна побывку. Оттоготак больно сжимает сердцепри виде нагих ветвейи потому тишинаневыносима.
1 июля 1993
***
Ты будешь со мною как с братомболтать, и холодное летопогонится за электричкойи скоро отстанет. Неверносудить о разлуке, покудаи снег не лежит. Я-то знаю:короткая - ранит, а долгая –лечит. Поедем на дачу,где чайник в ногах остывает,где спят на соломе, где детипоют, и бездомные птицы,как души умерших, настырны.
2 июля 1993
РУКА, КОТОРАЯ (1974-1983)
I. Всем влюбленным и детям (1981-1982)
1.
Тесный пригород, скрипка,эфиопские лица прохожихи детские тельца кузнечиков.Мне мерещитсяяблока тонкая кожица,близкий запах растертой травына ладошках - запах вечера,длинного, влажного, уходящего в сон,под размытые тени на занавесках.Мало вечности,а нужно, чтобы скрипка кричаласквозь дождь, чайникшумно ворочался,а цыганка стояла в подъезде,где на верхней площадкецеловались и слушалитемные звуки прихожих.
2.
Мы уедем с тобой на автобусе,в праздниктесно-тесно обнявшисьна задних сиденьях,а на пыльную площадь у автовокзалавыйдет сонный и пьяный мужики проводитмутным глазом автобуси, под ноги сплюнув, здесь же справит нужду.Будет лето. Черным мелом дорогу расчертитиюль,наша тень, обгоняя машины, перепрыгнетпоребрики станет плясать на проселке,пока не провалится в ночь.В этот час мы уснем,раскрывая объятьявсем влюбленным и детям,в перекрестном сладчайшем дыханьи,в ленивом движенье ключицпятилетнего Павлика,трехлетних Марины и Лены.И под утро, задрав подбородки,не порознь,а вместевступим в ясные воды рассвета.
3.
памяти А.П.Я за тобой, цветущая сирень,в ночь наклонюсь,в отяжелевший воздух,в пыльные ладони. А звездыпускай допляшутпредрассветный круги допоют свое дрозды, пока малинникне задрожит и не откроет списокпроснувшихся, и пусть потом ресницыстегают медленный дремотный свет.А тот, кто нынче вычеркнутиз списка,пускай проснется там, где и сиреньувядшая проснется...
4.
О чем это шепчутся мертвые,взявшись за руки и вверхногами влетая в объектив аппарата?О ком плачут ангелы, сестры солдата,утирая нарисованный жемчугкрестами на полотняных платках?По растоптанным в кровь галицийским поляммарширует пехота. Эти - в ров,эти - в пух ковыля, головою к восходу.Мы чем больше деремся,тем больше награды!Но летят и шумят пули огненные,да и войска осталось немного,замириться бы надо...Ах, несчастная долянесчастных солдатиков!Уж он, Кайзер Вильгельм!
5.
В феврале, наконец, погасилиокно на втором этаже.Мальчик, врач скорой помощи,вышел в подъезд покурить.Потянуло, вот странно,не дымом, а йодом, ребенокзаплакал на третьем,за полупритворенной дверьюсоседка стоит над хозяйкой,а на кухне молчат половицыи смешан с портретами сынапоследний пасьянс на столе.
6.
Как скрипели телеги,как доспехи блестеливполовину нежаркого солнца,как теснились и пелина тоненькой ветке дрозды,как теснились и пелигорбатая чашка у локтя,чаинки в остывшей воде,карандаш под рукой -до шести, до рассвета,над долгой нерусской строкойтеснились и пели все громче.
7.
Я ложился в узловатые корни травымежду Адамом и Евой,и они обнимались через меня,пока я летел сквозь полдень,в опрокинутое небо,чтобы проснуться обессиленнымих наготой.Мы были позвонкамипрошлогоднего августаи несли на себедолгие взгляды подростков,наученных целоватьсяи пьяных от запаха собственных подмышек.Мы - это Адам, Ева и я,целое лето влюбленные друг в друга.
8.
Рифмуй, сентябрь, полупустой перрон,пенсионера с термосом в руках,механику небесных сфер, со скрипомклонящихся в осенние созвездья.Колесики погоды подкрути,приподними литую гирьку ночидо света, до верху, до вкусного ручья,текущего поверх голов — в июль,в июнь, в последнюю декаду мая...
9.
Ю.П.Поди, поживи без корысти,когда, подравнявшись в строю,мы выглядим, как альтруисты,но выгоду помним свою.И выгадать были б не противв чужой бесполезной игре,в капризных демаршах природы,в оттаявшем январе.Во всем, чтобы было как лучше,и в сером проеме окна,где плавает толстая туча,но чем она станет для нас,и в дождь или в снег обратится,тому предстоит рассудить,кто мелом подошвы ботинокготов у себя набелить,кто шагу не ступит бесследно,и заданный спросит урок,кто ласков, когда ты прилежен,но если небрежен - суров,кто мимо блокнотов и книжекрукой, не стесненной ничем,нескучные истины пишето сущности этих вещей.
10.
Я верен тебе, электрический свет –шелуха желтых лампочек, тесный,в три шага, пятачок у подъезда,сентябрь, открывающий дверидавнишнего года.Как хотелось его на рукахпонести! А нельзя.Лето - в тягость. Сентябрь –как награда за терпенье, за память,за все. И мы будем на небе,вместе, ближе, чем прежде,в пустоте, на весу,в электрическом светезаконной своей наготы.
11.
Ветка омелы, послушай,куда там до вечности, до платановых рощв литографиях звездного неба,послушай, я учусь ничего не бояться –неудачи в стихах, одиночества, смерти,я терпенью учусь у других языкови наречий, у смутных созвучийстаринных времен, таких,что и слова еще не проронишь,а вереск уже зацветет.А медовые запахи дедовских потных рубах,а небесные звуки - их мальчикипо воскресеньямиз церкви несли на губах,ты мне скажешь об этом,засохшая ветка омелы(но только о жизни, о жизнисо мной говори!), упираясь,сколько силы осталось,в потемневшие грани стакана,выпрямляясь, роняя листы у меня на столе.
12.
