Метаморфозы жира. История ожирения от Средневековья до XX века - Жорж Вигарелло

Во-первых, говорится об излишествах, допущенных «кокеткой», выставлявшей напоказ драгоценности и украшения, румянившейся перед походом в церковь, не обращавшей внимания на призывы к смирению. Во-вторых, шокирующее наказание: теплый ветер проникает в тело провинившейся и уродует его. В-третьих, ее унизительное откровение: «Посмотрите на возмездие Бога. <…> Посмотрите, что со мной стало: я теперь толстая, как бурдюк»[86]. Или сцены, описанные в «Видениях»[87] Кристины Пизанской несколькими десятилетиями позже: разнузданные дворяне из королевства Карла VI были наказаны «ветром, пришедшим из-за гор» и надувшим их тела, чтобы лучше была видна вся их гнусность.

Конечно, в этих «видениях» Кристины нет ничего «реального». И вода, и воздух занимали средневековое воображение, заставляли физически ощущать излишества.

Внешность полных людей различна: одни состоят из твердой плоти, плоть других раздутая, вялая и наполнена жидкостями или газами.

Подагра

Наконец, существует полнота, часто скрытая, почти ничем не проявляющаяся, которая, по-видимому, тоже связана с избытком пищи и жидкостей. Это подагра. Ее выделения пронзают стопы, воспламеняют нервы, проникают в суставы[88], «раздвигают» части тела вплоть до полного их разъединения. На протяжении веков, пока биохимики не обнаружили мочевую кислоту, подагра считалась стигматом богатства. В переводе Библии XII века царь начинает мучиться подагрой «в старости», он «страдает»[89] от боли. В театре XIV века «скряга» — «мерзкий и богатый»[90]. Бартоломей Английский, описывая в XIII веке подагру, клеймит «тех, кто живет роскошно и слишком много отдыхает»[91].

Причиной, конечно, считались «вредные жидкости, спускавшиеся в пятку»[92], «избыточные гуморы, спускавшиеся в стопы»[93], а также слизь, происходящая от «слизистого мяса, которым кормят больного»[94]. Эти жидкости, вещества «блуждающие», продукты плохого пищеварения, циркулируют в теле вместе с тем, что их породило, вместе с производимой ими кислотой, фиксируются в нижней части тела, иногда поражают бедра, иногда паховую область. В будущем врачи назовут это ишиасом, а трувер Рютбёф в XIII веке называл «болью в паху», «зловредной подагрой», «болями в пояснице»[95].

Происхождение болезни неясно, даже если цвет кожи в месте воспаления иногда помогает дифференцировать ее причины: она вызвана проблемами с кровью, если кожа покраснела, проблемами со слизью — если кожа в месте воспаления молочно-белая, неполадками с желчью — если кожа пожелтела. То обстоятельство, что у женщин не бывает подагры, объясняется «их ежемесячным очищением»[96] и подтверждает разнообразие этой смеси, циркулирующей «тут и там»[97]. Таким образом, предполагался совершенно особый «излишек», который остается при всасывании пищи, накапливается и циркулирует в организме. Не вызывая видимой полноты, он наносит вред. Предлагаемое лечение при помощи слабительного или кровопускания — явный знак того, что речь шла именно о некоем «лишнем веществе» в организме.

Итак, подагра, не связанная явным образом с полнотой, тем не менее указывает на то, что может быть ее причиной, а именно на циркулирующие в организме жидкости разной плотности. Поэтому «примеси» столь разнородны, по-разному видимы, обладают различным весом, а боль, вызываемая ими, неодинакова. Все они считаются связанными с «жиром». Все они представляют собой вещества, которые надо изгонять из организма.

«Простота» удаления

Способ борьбы с вышеописанным злом банален: изгнание этих веществ из организма, избавление от них, тем более что грань между понятием «очень толстый» и «нормальный» весьма условна. Единственный выход — высушивание, удаление «излишков», выведение их наружу, «устранение вздутия», различные порошки, «горечи», «вяжущие» средства, призванные ограничить содержание влаги и сделать кожу крепче. Такими методами, например, в 1135 году лечили Людовика Толстого. Сугерий настаивает на сжатии, отдавая должное мужеству короля, вынужденного принимать «самые крепкие и неприятные микстуры», сильнейшие «горечи», призванные лучше высушивать его внутренности[98]. Таким образом, стягивание сочеталось с удалением вредных веществ.

Остается сказать о лечении отеков, иногда производящем более сильное впечатление, но в конечном счете похожем на вышеописанное: выпускание воды и воздуха. Фламандский хирург Жан Иперман придерживается «общих рекомендаций»: предписывает кровопускания, банки, слабительное, «горячие компрессы с петрушкой и шильной травой»[99] — традиционные средства для удаления вредных веществ из организма. Ги де Шолиак описывает лечение «нарывов»: выходящие из них «газообразные вещества распространяются по всему телу»[100]. Врач подчеркивает два направления лечения: диета, ограничивающая поступление в организм «паров мяса, возникающих вследствие его нагревания»[101], с другой стороны — применение «испаряющихся» веществ, которые «извлекают»[102] излишний воздух. Приемы лечения могут быть весьма болезненными: на конечностях, предварительно связанных «сверху и снизу», «бритвой»[103] делаются надрезы, чтобы дать выйти лишнему воздуху, после чего раны обрабатываются маслами и мазями, способствующими лучшему натяжению кожи[104]. Таким образом, «пары»[105] быстро высвобождаются, как если бы они находились в какой-то емкости под давлением.

Представления о воздухе и воде, образы бурдюков и емкостей, а также необходимость стягивания кожи предполагают лечебные действия, но точных указаний на состояние больных не приводится. Зато метод прост: дать излишкам выйти. Это показывает, что похудение никогда не казалось проблемой: «иссечение» должно было решить все. Оно гарантировало успех — за исключением, вероятно, случаев, когда болезнь была слишком запущена.

Глава 3. Горизонты вины

В средневековом мире существовало много видов излишней полноты. Один ее вид был вызван скоплением жидкости, отеками; вторая полнота считалась болезнью крайностей, больной был «слишком толстым». Третья полнота — признак здоровья и физической силы. Эта последняя полагалась самой важной: говорила о хорошем происхождении, связывалась с богатством, допускала обильную еду и «возлияния»[106], добавляла человеку мощи и надежности.

В то же время ничего или почти ничего не говорится о границе между «толстым» и «очень толстым». Почти ничего не сказано об их явной диспропорции. «Прочность и крепость фигуры»[107] Вильгельма Завоевателя (XI век) долго воспринималась как признак силы, но внезапно мнение изменилось на противоположное, и его избыточная полнота стала свидетельством слабости. То же самое можно сказать о французском короле Филиппе I, современнике Вильгельма, тело которого, некогда бывшее изящным (elegantis corporis sanitate[108]), полностью оплыло, и его формы перестали быть различимы.

В период Высокого Средневековья меняется взгляд именно на ту полноту, что была вызвана перееданием. Обычная полнотелость все чаще подвергается критике. На толстых людей начинается давление, появляются различные критерии полноты. Во многих культурах жирных людей проклинают: в первую очередь церковь начинает проповедовать умеренность и сдержанность, вслед за ней врачи заявляют об опасности жира и, наконец, при средневековых королевских дворах возникает культ изящества.

Клерикальная модель

Речи духовенства и их влияние в период Высокого Средневековья меняются.