Теряя веру Как я утратил веру, делая репортажи о религиозной жизни - Уильям Лобделл

Однако прекрасные отношения с Богом не избавляли от эгоистичных мыслей. Я начал молиться о том, чтобы Бог послал моей семье много денег. Кентон в одной из своей проповедей советовал молиться о чем-то конкретном, так что я решил просить у Бога пятьдесят тысяч долларов. Трудно сказать, почему я остановился на такой сумме — должно быть, просто потому, что она круглая и выглядела внушительно.

Несколько месяцев я молился о деньгах; и вот однажды вечером, подъезжая к дому, увидел, что у дверей меня ждет мой прежний босс. Что ему здесь понадобилось? Расстались мы с ним не по-дружески: дело в том, что сразу после того, как я ушел из своего журнала в «Дейли Пайлот», он его продал. При нашей последней встрече я сказал ему, что хотя по закону мне придраться не к чему, но по-человечески я чувствую себя одураченным. Ведь это я сделал журнал таким, какой он есть! И даже владел в нем пятью процентами акций, которые, уходя, просто отдал издателю. И вот, всего через несколько месяцев после того, как я перестал быть редактором журнала, он забирает себе всю выгоду от семи лет моего труда! Он ответил, что считает иначе, что по закону он мне ничего не должен, но, так уж и быть, проявит щедрость и выдаст мне чек на пять тысяч долларов. Не помешало бы прибавить еще девять раз по столько же! — подумал я тогда.

И вот теперь, несколько месяцев спустя, на тихой вечерней улочке в жилом квартале Коста-Меса он тепло поздоровался со мной, а затем рассказал, что они с женой недавно стали христианами и неулаженная ссора со мной очень их беспокоила. Они помолились и решили исправить свою ошибку. С этими словами он вручил мне запечатанный конверт и попросил открыть его дома, вместе с Грир.

По дороге к дому я размышлял о том, что ждет меня в конверте. Мелькнула мысль о сорока пяти тысячах, но я ее отбросил. Мой бывший босс обладал некоторыми достоинствами, но щедрость в их число не входила. Должно быть, там письмо с извинениями. Или с объяснениями. В лучшем случае еще пять тысяч. Я позвал Грир в гостиную, рассказал ей об этой встрече и показал конверт.

— Что ж, — проговорила жена без особого энтузиазма, — давай посмотрим, что внутри.

Я разорвал конверт, достал и развернул письмо. Внутри оказался чек. Руки у меня затряслись, когда я прочел цифру: 45 000 долларов. Не говоря ни слова, я протянул чек Грир. Она уставилась на него, затем на меня.

— Он просто дал тебе вот это? — недоверчиво спросила она.

— Да, — ответил я. — Сказал, что стал христианином и что эта история его тяготила. Можешь себе представить? Прибавь эти деньги к пяти тысячам, которые он дал мне в прошлый раз, — и получится как раз пятьдесят тысяч, о которых я молился!

— Так он теперь христианин? — повторила Грир. Очевидно, ее поразила перемена, произошедшая с моим бывшим боссом.

Вместе мы прочли сердечное письмо, приложенное к чеку. Говоря вкратце, бывший босс писал, что отдать мне эти деньги посоветовал ему Бог. Я почувствовал, как по спине бегут мурашки. Едва ли мне требовались дополнительные свидетельства существования Бога; но, думал я, только что Он дал мне пятьдесят тысяч новых причин в Него верить, да еще и преобразил моего бывшего босса!

Вступив в мир христианства, я часто слышал подобные истории — рассказы о чудесных совпадениях и неожиданных поворотах судьбы, неизменно приписываемых Провидению. В евангелических кругах такие удивительные, необъяснимые события в жизни верующего объясняются просто: «Это Бог». Понятно ведь, что их можно приписать только благости Господа. В совпадения евангелисты не верят. Если с тобой произошло что-то необычное — это Бог. Случаются, разумеется, и дурные совпадения: они объясняются человеческой греховностью, работой дьявола или — если в конце концов оборачиваются к лучшему — неизъяснимой премудростью Господа, умеющего зло обращать в добро.

***

Дела рук Божьих верующие видят повсюду — и я, как журналист, не понимал, почему об этом никто не пишет. Чем больше я слышал о таких встречах с благодатью, был им свидетелем, сам их испытывал, тем острее ощущал разрыв между тем, что происходит в общине верующих, и тем, как описывается церковная жизнь в мейнстримовых СМИ. Почему большинство моих коллег-журналистов по всей стране пишут о религии все, что угодно, только не то, что считают важным сами верующие? Почему, заговаривая о религии, они толкуют о каких-то пустяках или изображают ее в черных красках? Я начат заводить об этом разговоры с Хью во время наших утренних пробежек. Каждую неделю мы с ним изливали свой гнев на то, как освещается — точнее, затемняется — религия в прессе. Журналисты из года в год пишут па одни и те же темы — например, об отношении к абортам и гомосексуализму, — подробно описывают скучнейшие разборки между разными конфессиями (как правило, тоже связанные с гомосексуализмом), путаются в деталях и попросту неверно отражают то, что происходит в церквях, мечетях, синагогах и храмах нашей страны.

Ярким примером, получившим среди христиан печальную известность, стала в 1994 году новостная заметка в «Вашингтон пост», где, среди прочего, утверждалось, что консервативные евангелические христиане в большинстве своем «бедны, необразованны и легко поддаются внушению». Такая характеристика вызвала шквал протестов, и «Вашингтон пост» пришлось напечатать извинение, звучащее едва ли не хуже самой криминальной фразы: «В нашей вчерашней статье последователи евангелистских телепроповедников Джерри Фолуэлла и Пэта Робертсона были названы «в большинстве своем бедными, необразованными и легко поддающимися внушению». Это утверждение не имеет под собой фактической основы». Можно ли себе представить, чтобы журналист вздумал так отзываться о какой-либо иной большой группе граждан США? Дело ведь не только в репортере, написавшем такую фразу, но и в редакторах, которые ее пропустили, хотя их задача — вычищать некорректные утверждения. Эта история сильно задела христиан, поскольку наглядно показала им, что думают о евангелистах некоторые журналисты. Обычно это все-таки не так заметно.

Скудное и неверное освещение религиозной жизни в СМИ 1990-х годов (в последние годы ситуация изменилась к лучшему) не удивляло никого из тех, кто в те годы работал на новостях. По собственному желанию о религии писали очень немногие; как правило, религиозная тема служила «ссылкой», куда отправляли исписавшихся или некомпетентных журналистов. Эго было еще хуже, чем некрологи — по традиции последняя ступень журналистского падения, за которой следует «вон из профессии» (и это тоже изменилось в последние годы). Многие редакторы — а большинство их, согласно некоторым исследованиям, не являются регулярными посетителями церкви — воспринимали религиозную тему как безнадежно устаревшую дань традиции, продолжающую свое жалкое существование только потому, что на страницах раздела «Вера» в субботнем выпуске можно публиковать церковную рекламу. Надо же чем-то заполнять пустые места между списками молитвенных домов и церковными объявлениями!

Я же видел в религиозной теме неразработанную золотую жилу. Стоило копнуть немного вглубь — и тебе открывались интереснейшие истории, которыми, без сомнения, можно увлечь читателей. Я знал множество примеров (включая и свой собственный) того, как вся жизнь человека резко менялась под влиянием веры.

Однако мейнстримовые журналисты, как правило, копали в других местах и с такими сюжетами не сталкивались.

После нескольких месяцев возмущения и жалоб на дурную работу коллег ко мне вдруг пришло озарение — как мне тогда показалось, прямиком от Бога. «А почему бы, — спросил невидимый голос, — тебе не писать о религии самому? Вот ты и употребишь свой дар во славу Царства Божьего».

Эта мысль привела меня в восторг. Я совмещу работу с религиозным призванием — буду писать о том, как влияет религия на повседневную человеческую жизнь. Что за гениальный замысел (я не сомневался, что это замысел Бога)! Буду использовать свои сильные стороны, на христианском жаргоне — «свой дар». Я стану зачинателем серьезной религиозной журналистики в Америке: исполню задачу, возложенную на меня Богом, а заодно добьюсь профессионального успеха и прославлюсь на всю страну.

О своей идее (точнее, об идее Бога) я немедленно рассказал Хью, однако не умолчал и о том, что вижу на этом пути немало препятствий. На тот момент, будучи главой сети местных новостных изданий «Лос-Анджелес тайме», я очень недурно зарабатывал. Перейти в небольшую газету на меньший оклад? Невозможно: ведь я — единственный добытчик в семье, и семья быстро растет. Искать место в другом концерне такого же масштаба? Тогда придется переезжать, а мне не хотелось срывать семью с места. Кроме того, репортером я не работал уже больше десяти лет. Да и кто меня наймет, пусть и на небольшой оклад, чтобы я писал о религии? Очевидно, воплощать свою мечту придется на месте — в «Лос-Анджелес тайме». Но и здесь мой замысел казался невыполнимым. Я работаю в отделе местных изданий: а между местными изданиями — муниципальные советы, родительский комитет, школьные спортивные состязания — и новостным отделом одной из крупнейших газет в мире — пропасть шириной с Большой Каньон. Рассчитывать перепрыгнуть через эту пропасть — все равно что мальчишке из деревенской бейсбольной команды под патронажем клуба «Янки» надеяться, что его позовут нападающим в одноименный нью-йоркский клуб. Такого просто не бывает.