Становление - Александр Коломийцев

– Долго спишь, парень, с утра тебя жду, и уточнил у Ивушкина: – Ну, мы пойдём грузиться?

– Давайте, давайте, – Ивушкин на миг оторвался от бумаг, протянул Попову криво оторванный листок. – Тут всё, что Иванов заказывал. Готовые патрубки в мехцехе. Ищи Яшку, он в курсе. Погрузитесь, и сразу едем.

Сунув заказ коллеги в карман, Попов, не глядя на своего нового работника, вышел из кабинета. Очевидно, всё уже было обговорено, и Ивушкин уточнял для сведения Мезенцева. У гаража стоял тягач С-100 со снятой боковиной и обнажёнными металлическими органами и кишочками. Противно визжал пускач, выбрасывая сизые клочки дыма. Тракторист сидевший на корточках на широкой гусенице, прекратил надсадные стенания механического органа, спрыгнул на землю и заговорил со здоровячком в синей куртке и кепке. Мезенцев засмотрелся на трактор и отстал от мастера. Тот поджидал его у трубной эстакады, и, буркнув: «Жди здесь», ушёл в гараж. Минут через пятнадцать Попов вышел из гаража, и заговорил со здоровячком, помогавшим трактористу снимать какой-то узел с двигателя с блестящими медными трубками. Здоровячок отвечал что-то резкое через плечо, и к эстакаде Попов вернулся со зверским лицом, губы беззвучно шевелились.

– У нас всегда так, на охоту ехать – собак кормить, – проговорил со злостью, и, не объясняя суть проблемы, буркнул: – Машина будет через полчаса, давай, пока патрубки из мехцеха вытащим.

В квадратном помещении мастерской главенствовал трубонарезной станок, с ним соседствовал наждачный станок с двумя кругами, у стены с окном стоял сверлильный станок и слесарный верстак, а у правой стены находился небольшой винторез, справа от двери помещалась скамейка, урна для окурков, сваренная из мощной некондиции и тумбочка с электрочайником. На наждаке токарь в синем халате и очках затачивал резцы, у верстака трудился слесарь над зажатой в тисах деталью. Патрубки, числом около десяти, раскатились по бетонному полу, загромождая подход к труборезу. Поразил диаметр полутораметровых коротышей, наименьший соответствовал 146-мм, диаметр прочих Мезенцев даже не брался определить, на практике с таким сортаментом встречаться не приходилось, и он спросил в недоумении:

– Это для чего такие?

Попов суетливо прикрикнул:

– Давай, хватайся, глазеть потом будешь, – и, фыркнув, кольнул: – На золото бурим. Эх ты, инженер!

Мезенцев прикусил язык, и подхватил противоположный конец ближайшего патрубка, но от неожиданной резкой боли отдёрнул руку. На рассечённой заусеницей коже выступила кровь.

Токарь оглядел заточенный резец, выключил наждак, и, увидев буровиков, весело воскликнул:

– Забираете! Ну, слава богу. Надоело перешагивать. Заказываете, – давай-давай, а потом под ногами валяется неделю. – Поглядев на Мезенцева, дувшего на окровавленные пальцы, набросился на Попова: – Ты чего парню рукавиц не выдал? Всё экономишь? С работяг технику безопасности спрашиваешь, а сам? Мастер называется! – Досталось и пострадавшему: – А ты что без рукавиц работать стал? Требовать надо! Безъязыкий, что ли? – и миролюбиво добавил: – Сюда иди, хоть старые верхонки дам.

Колобок пыхтел, беззвучно шевелил губами, не находясь с ответом. Мезенцев подошёл к токарю, и, пока тот доставал из железного шкафчика рукавицы, прочитал надпись на металлическом флажке, стоявшим на коробке передач станка. Белая надпись, любовно выполненная по трафарету, гласила: «Общественный инспектор по технике безопасности Веденеев В.М.» Общественный инспектор уже протягивал порядком изодранные, насквозь промасленные верхонки, и советовал:

– Ты их наоборот надень, наружная сторона-то целая.

После патрубков перешли на склад, вытаскивали на эстакаду ящики с твердосплавными коронками, муфтами, замками. На складе Попов вспомнил, что Мезенцев направлен в его бригаду, и выдал рукавицы, проворчав: «Потом распишешься». В новой, топорщившейся спецодежде, ещё не обжитой телом, непривычных кирзачах, Мезенцев чувствовал себя неуклюжим, действовал неловко, чем раздражал своего начальника. Погрузились через час, и Мезенцев отправился в контору за рюкзаком, и заодно оповестить Ивушкина о готовности к отъезду.

Колобок, топтавшийся возле заднего борта, опять мучился с сигаретой, подошедшему Ивушкину сообщил:

– Ну, всё, загрузились, Данилыч. Так я домой пошёл?

Тот махнул рукой, и колобок покатился к воротам, на полпути остановился и крикнул Мезенцеву: «Коробку с лампочками на колени поставь. Гляди, расколотишь, с тебя спрошу». Дома Попова, очевидно, поджидала спешная, неоконченная работа, чем и объяснялась его раздражительность. Но он единственный, кто отнёсся к новому работнику холодно и даже с непонятной озлобленностью. Все прочие, начиная с Краснова и заканчивая Матвеевым и встретившимся сегодня токарем, выказывали сочувствие и благорасположение.

Ивушкин уже раскрыл дверь кабины, поставил ногу на ступицу, Мезенцев закинул в кузов рюкзак, когда к машине подошёл давешний здоровячок, на ходу вытиравший ветошкой руки. На лице его с чёрной двухдневной щетиной лежала печать крайней озабоченности, выразительный взгляд был устремлён на невозмутимого технорука.

– Иван Данилыч, вот тебе сегодня прям край ехать? Вчера не мог съездить? Или уж в пересменку ехал бы, всё равно машину гнать. А если вода поднялась, шуга идёт?

Ивушкин в сердцах сплюнул.

– Ну, опять всё сначала. Что будет, что будет? Развернёмся и назад поедем, Михаил Сергеевич. Ты мне уже надоел, вот, ты у нас один о производстве печёшься, остальным всё трын-трава. У меня что, глаз нет?

Михаил Сергеевич ответом не удовлетворился и окликнул водителя.

– Яшка, если вода поднялась, шуга идёт, ни в коем случае на ту сторону не ездий. Пусть как хотят, так и перебираются, хоть на тракторе, хоть вброд, а то этим буровикам всё по хрен. Если, что, с тебя спрошу первого. Понял?

– Понял, понял! – весело отозвался Яшка, блеснул зубами и включил зажигание.

Ивушкин кивнул Алексею, призывая занять своё место, и согнувшись пополам, втиснулся в кабину.

От базы партии участок находился в семидесяти километрах. Первую половину пути промчались с ветерком. Движение на грейдере было оживлённым, в обе стороны с гулом проносились БелАЗы. Затем автомашина свернула в лес, и началась горно-таёжная «магистраль». Кузов подбрасывало, швыряло из стороны в сторону, но Мезенцев, выглядывая в мутное окошко, в открытый проём над дверкой, мало обращал внимания на неудобства.

Автомашина свернула вправо, через сотню метров выехала на профиль, неоглядно тянувшийся в обе стороны, и, проехав по нему ещё сотни полторы метров, остановилась у зелёного вагончика на деревянных полозьях с оковкой из бурильных труб. Метрах в тридцати стояла буровая, связанная с вагончиком пуповиной белого двухжильного кабеля. Из тепляка поднимался невысокий, менее десяти метров, четырёхгранный копёр, на котором весело светилось несколько лампочек, из буровой доносился рокот дизеля, вращающаяся шпинделёвка без привычной обвязки – сальника и шланга – выглядела голой, да и отсутствие ёмкости, отстойников делали буровую какой-то ущербной, не полноценной. У буровой, по обе стороны просеки стояли двое саней. Одни с разнообразным буровым оборудованием, вторые занимала неизвестного назначения прямоугольная ёмкость с встроенной топкой, по внешнему виду кустарного изготовления. Ближе к вагончику, носом к лесу приткнулся трактор-тягач С-100.

Первым в вагончик, едва коснувшись подошвами громоздкого сооружения, служившего крыльцом, взлетел водитель Яшка. Из раскрытой двери тут же вылетел его бодрый жизнерадостный вопль:

– Здорово, Макар!

Ответ прозвучал не менее оглушающе:

– Здорово, татарин!

Обладателем мощного рыка оказался рыжеватый верзила с тёмными конопушками рассеянными в верхней части лица. Верзила стоял у железной печки и энергично шуровал половником на длинной деревянной ручке в ведёрной алюминиевой кастрюле. Приветствие незнакомца оставил без внимания, при виде технорука гаркнул:

– Здорово, начальник!

Ивушкин поморщился и попенял:

– Когда ты только орать перестанешь, Макар? Смена отдыхает, а ты кричишь. Грязное бы скидывал, когда обед варишь. В чём на буровой, в том и кашеваришь.

Макар осклабился, бросил половник на стол, грохнул на кастрюлю крышку.

– Ништяк. На буровой заразы нет.

Ивушкин не стал спорить, покачав головой, спросил:

– Как у вас дела?

– Про дела у старшого спрашивай. Мне – что прикажут, мои дела простые, ключи да вилки. Ты мне скажи, я, почему вторую заездку должен на грязных простынях спать? И поварихи нет, только обещаете. Время три, а мы не жравши. Это чо, порядок? Вам, начальникам, одна забота, метры давай, остальное вас не касаемо, чо тут, как тут люди живут, вам по фигу. Моя работа на буровой, а суп варить повариха должна.

Ивушкин ругнулся нечленораздельно, и, кивнув на Мезенцева, распорядился: