Пермские чекисты (сборник) - Коллектив авторов

— «ВЦИК постановляет принять всех вчерашних саботажников и капиталистов... чтобы поднять предприятия и производительность страны. Всякие контрибуции должны быть безусловно прекращены... Предполагается возобновить некоторые учреждения, бывшие при Временном правительстве...»

— Что за чертовщина? — воскликнул Лукоянов. — Откуда получена телеграмма?

— Бают, что ночью из Москвы, а сейчас рассылается по всей губернии вне очереди. Правительственная!..

И только теперь Лукоянов заметил самую нижнюю строчку: «подписал Свердлов».

— Как мог Яков Михайлович подписать такую телеграмму? — воскликнул Лукоянов. — Ведь это на руку саботажникам...

— И мне странной она показалась, — вставил телеграфист. — Дюже длинная, запятых и точек уйма. В Москве, поди, лучше депеши складывают!

— Спасибо за помощь, товарищ! — сказал Маратов, вставая из-за стола и надевая маузер через плечо. — Сейчас все выясним...

Посланный из Перми запрос на имя Свердлова заканчивался словами: «Просим немедленно и срочно телеграфировать, так как подобные депеши рассылаются по всей губернии». Ответ пришлось ждать недолго: «Лукоянову... Приведенная вами телеграмма... гнусная ложь, распространяемая, несомненно, контрреволюционерами. О заседании ВЦИК были разосланы телеграммы, радиограммы, только другого содержания. Председатель ВЦИК Свердлов»[3].

На какие только хитрости не пускались враги революции, какие средства не пытались использовать. Каждый день надо быть в полном смысле начеку. Помогали рабочие, мелкие служащие — все те, для кого революция стала кровным делом, надеждой на будущее.

— В бога, сынок, я верую, — говорила Маратову пришедшая на прием старуха, — но революция мне роднее. Спасибо новой власти за то, что повыгоняла жирных монахов из архиерейских соборных домов и монастырских гостиниц, а нас, бедняков, туда поселила.

Старуха развязала черный платок, перекрестилась на пустой угол и прошамкала:

— Да только попы, слыхивала я, хотят большевикам варфоломеевскую ночь устроить.

— За что же?

— А за дома свои, за земли монастырские...

— Верно, земель теперь у них не будет. Зато веру-то мы им оставляем.

— Эх, сынок! Поняла я, старая, что не вера им дорога, а блага земные, чреву угодные. Ишь сколько злата-серебра, муки да всякой снеди напрятано в монастырях, а народ с голодухи пухнет.

Епископ пермский и кунгурский Андроник, подстрекаемый белогвардейскими офицерами, стал во главе широкого контрреволюционного заговора. Сначала с амвона кафедрального собора Андроник предал анафеме «супостатов и антихристов» большевиков. Потом отправил в горсовет ультиматум, в котором предупреждал: «...будете поставлены в неизбежную необходимость иметь дело с самим возглавляемым и предводительствуемым мною верующим народом».

Как ответить епископу? Лучше всего — через газету.

Прошло уже полгода, как Маратов перестал редактировать «Пролетарское знамя». Эта газета выходила до 30 декабря 1917 года. Ее преемником стали «Известия Пермского губернского исполнительного комитета Совета рабочих и солдатских депутатов» (с 26 апреля 1918 года «Известия Пермского окружного исполнительного Совета рабочих, крестьянских и армейских депутатов»),

Андроник, сам того не зная, подсказал тему для злободневного публицистического выступления.

«От конфискации, — писал Лукоянов, — вера не пострадает». Андроник считает себя представителем народа. Но почему тогда народ не избрал его в Совет? Епископов народ не избирает, а вот рабочих в Совет посылает. Словом, нет у Андроника «прав ни моральных, ни юридических быть вождем».

Ровно в полночь мотовилихинского рабочего Георгия Комелькова разбудили короткие гудки паровоза. Привычно сунув револьвер в карман, он выбежал из избы и стал спускаться вниз с крутой горы. В прицепленном к паровозу вагоне уже слышались шутливые голоса:

— Скорее, к обедне опаздываешь!

Многие красногвардейцы, ставшие чекистами, по-прежнему жили в Мотовилихе. И чтобы быстро попасть в Пермь в случае тревоги или какой другой нужды, на станции всегда держали под парами паровоз с теплушкой.

— Нешто опять погром или анархисты? — рассуждал вслух Комельков, обращаясь к человеку в черном плаще.

— Да, Георгий, погром. Которого, однако, не будет...

— Товарищ Маратов! — удивился Комельков. — А я вас сразу и не признал.

Из вагона выглянул Воробцов:

— Дайте сигнал машинисту. Отправляемся!..

По дороге в Пермь Лукоянов коротко доложил о ситуации:

— Через три часа в городе должен раздаться набат. Попы и белые офицеры решили поднять мятеж. Сигналом к нему послужит удар большого колокола на кафедральном соборе. Там сейчас заперлись Андроник и его приспешники. Совещаются. Надо избежать кровопролития — накрыть это сборище и расстроить планы. Задача ясна?

— Ясна, ясна, — отозвались голоса.

— А если все-таки колокол громыхнет и отзовутся другие церкви? — спросил Комельков.

— Предусмотрен и другой вариант, — ответил Маратов. — В случае набата по улицам в разные стороны поедут пожарные, а в нескольких местах на городских окраинах будут зажжены поленницы дров. Но этот маскарад на всякий случай, чтобы сбить сонную толпу с панталыку. Главное, захватить Андроника...

Паровоз с потушенными огнями подошел к крутому камскому откосу. Где-то наверху, в разрывах проплывающих облаков, луна освещала огромный позолоченный купол и высокую белую колокольню. Кругом, казалось, ни души. Лишь ленивая речная волна набегала на пологий берег и неторопливо сбегала назад.

Цепью, держась друг за друга, чекисты поднялись на площадь перед собором и окружили его со всех сторон. Постучали в запертую дверь. Никто не отозвался. Постучали еще раз, уже сильнее. В ответ — опять молчание.

К стоявшему рядом с Комельковым чекисту шагнул Лукоянов:

— Сейчас на колокольне может появиться звонарь. Надо перехватить.

Двое чекистов подошли к водосточной трубе примыкавшего к собору архиерейского дома. Один подставил плечи, другой, встав на них, зацепился за карниз, подтянулся, пополз по крыше...

На колокольне мелькнула тень. Кто это? Внизу замерли. Но вот мелькнула еще одна тень. Короткая схватка, и вниз на булыжник со звоном упала финка. Все облегченно вздохнули. Андрониковского сигнальщика спустили на веревке, вытащили кляп изо рта. Звонарь заорал благим матом.

— Кричи громче, чтоб слышали и там! — Лукоянов показал рукой на запертые двери.

Воробцов ударил по ним рукояткой маузера:

— Открывайте! Звонарь связан. Люк на колокольню закрыт. Вы окружены. Сопротивление бесполезно!