Федя и Данилка - Любовь Федоровна Воронкова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Федя посмотрел туда, где за увалами шумело море. Оно было тёмное сегодня, волны с белыми гребешками бежали к берегу откуда-то из далёкой дали… Что-то тревожное почудилось Феде в этом шуме волн, море будто сердилось и грозило кому-то…
Но Федя тряхнул головой и снова весело запрыгал по плотине. Вон уже и ферма показалась на горе, на той стороне долины. Длинный, низкий дом, множество маленьких окошек, и в каждом из них — пучок солнечных лучей. А вокруг этого дома на зелёной траве будто снег вывал — белые куры и гуси. Вот отошла в сторонку стая гусей, поднялась в воздух, зашумела крыльями, пролетела над долиной и плавно опустилась на воду. Вот уже и плывут белые гуси по тихой воде, разбивают её в мелкую зыбь. А зыбь эта и зелёная от берегов, и золотая от солнца.
— Здорово летают, — одобрительно сказал Федя.
Если бы Федя перешёл плотину и поднялся по белой дороге наверх, на горную гряду, он бы скоро попал на птицеферму. Но ему очень понравилось глядеть на гусей, которые плавали и плескались в запруде, и он шёл по берегу тихой воды всё дальше и дальше в цветущую долину.
Вдруг Федя заметил, что зыбь на воде сразу погасла — и зелёная и золотая. Мрачная, тёмная стала вода.
И тут же умолкли птицы, долина потемнела. Далёкий гул прозвучал в горах.
«Гром, что ли?» — подумал Федя.
И оглянулся назад, на Большую гору. А Большую уже и не видно было, чёрные тучи закрыли её всю, и белые молнии сверкали в них.
Федя мигом сообразил, что надо бежать куда-то: или на птицеферму, или обратно домой.
«На птицеферму ближе», — решил он и пустился через долину.
Вдруг крупный дождь заплясал вокруг пего, застучал по голове, по плечам. Федя сразу словно ослеп. Только что зеленели горы, сверкала окнами птицеферма, а сейчас, за дождём, не было ничего: ни горы, ни фермы, ни сверкающих окон. Только издали слышно было, как кричали куры и гуси, которых птичницы загоняли во двор.
Федя растерялся. Ведь если не видишь, куда бежишь, то недолго и в каньон сорваться. А под ногами у него уже хлюпала вода, струились мутные, бурливые ручьи… Становилось всё темнее, а молнии то здесь, то там вонзались в землю.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Голоса на птицеферме затихли, и Федя уже бежал куда-то наугад. Он попробовал кричать: «Мамка! Мама!» — но даже и сам не услышал своего голоса. Он не чувствовал, как дождь хлещет его. Он помнил и понимал только одно: лишь бы выбраться из долины, лишь бы не застигла его здесь большая вода и не утащила в море. Он знал, что там, в горах, в верховьях, уже собираются бурные кипучие потоки, соединяются вместе и мчатся вниз, в долину, к морю… Только бы успеть проскочить самую низину!
Неожиданно далёкий крик остановил Федю. Феде почудился Данилкин голос. Но тут под ноги ему бросилась бурливая пенная вода. В низинку, через, которую он хотел пробежать, ворвался широкий коричневый поток. Поток с рёвом ринулся в каньон, и берега каньона тут же обвалились в воду вместе с кустиками полыни… Федя отпрянул, затоптался на месте. Он уже не знал, куда ему бежать. Он не, видел ничего, кроме дождя. А вода шумела кругом и заливала долину.
И тут слона раздался крик — отчаянный, со слезами. И Федя ясно услышал, что это кричит Данилка:
— Федя-а-а, Федя-а-а!..
Федя повернул назад и побежал в ту сторону, откуда слышался Данилкин голос.
Данилка стоял на склоне горы. Он припал к большому камню, чтобы не соскользнуть вниз, и звал Федю. Он уже охрип от крика, но всё звал и звал Федю и кричал и плакал от страха. Данилка сначала смутно видел, как Федя бежал по краю каньона. Потом дождь заслонил его, и Данилка не знал, бежит ли ещё Федя, скользя по воде и согнувшись от дождя, или уже унесло его водой в каньон. Но он всё кричал и кричал:
— Федя-а!.. Федя-а!.. Федя-а!
И вдруг он увидел Федю внизу. Федя карабкался на глинистый склон, где стоял Данилка. Ноги его скользили и расползались, потому что здесь не было травы, а лежал лёсс — почва, намытая с гор. Утром идти по этому лёссу было жёстко и колко, он весь был сухой, весь в мелких трещинах, будто не земля это была, а глиняные черепки. А сейчас, под дождём, лёсс расползался, как тесто, хватал Федю за ноги, не пускал его. Федя скользил, падал, вскакивал и опять падал.
Данилка начал сползать вниз с горы, к Феде. Но Федя уже вцепился в колючий куст боярышника и крепко держался за него.
— Стой там! — крикнул ему Данилка. — Я иду к тебе!
Данилка подобрался к Феде, протянул ему руку. Так, цепляясь за маленькие колючие кусты боярышника и держидерева, вылезли они наверх, на гору. Будто на их счастье выросли здесь эти кусты.
Мокрые дотла, испуганные, исцарапанные, Федя и Данилка выбрались на шоссе. Дрожа и от холода и от пережитого страха, они торопливо и молча шагали по гудрону.
Вдруг Федя поглядел на Данилку:
— А ты откуда на горе взялся?
Данилка повёл плечами, обтянутыми мокрой рубашкой:
— Ну, вот и взялся. Пришёл, и всё.
— И грозы не боялся?
— Ну… боялся. А тебе что?
Федя больше ни о чём не стал спрашивать. Хоть и крепкий он был, а едва-едва удержался, чтобы не заплакать. Ещё бы немного — и, пожалуй, будь здоров, нырнул бы в каньон. Если бы не Данилка!
Дождь редел. Небо светлело.
«Хорошшо — хорошшо…» — шептал блестящими жёсткими листьями тополь во дворе у Данилки.
И абрикосы лепетали чуть слышно:
«Хорошш дожждичек… хорош… хорош…»
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Данилка промахнулся
⠀⠀ ⠀⠀
⠀этот день мать никуда больше не пустила Данилку. Она дала ему чистую сухую рубашку, чистые штаны с заплаткой на коленке и велела сидеть дома:
— Сиди вот и читай книжку.
Сама она тоже прибежала с виноградников
