ИСКАТЕЛЬ.1979.ВЫПУСК №1 - Юрий Пересунько

Ежиков, поначалу ничего не понявший, подбежал к яичком лежащему Мартынову, перевернул его на спину, почти закричал:

— Михал Михалыч! Михал Михалы-ыч…

В вязкой темноте он увидел, как беззвучно шевельнулись губы Мартынова, Ежиков наклонился, но ничего не разобрал. Тогда он подхватил Мартынова под руки, волоком потащил к машине…

V

В остуженных шестидесятиградусным морозом механических мастерских было так же холодно, как и на улице. Вдобавок ко всему приходилось работать голыми руками, перебирая негнущимися пальцами вышедший из строя сварочный аппарат. Сейчас, когда сварщики резали на куски перемерзший водовод и отогретыми кусками стыковали новый, на счету была каждая «пушка», как они в шутку называли их. И все-таки здесь было теплее: на бетонном полу плясал огоньками чадящий костер, у которого можно было обогреть застывшие руки.

Обросший клочковатой бородой, почерневший от въедливой жирной копоти, Семенов выходил на улицу и, засунув руки в карманы, подолгу смотрел в темень. Порой ему казалось, что где-то вдали высвечивались двумя неровными лучами фары машины, и он, пытаясь успокоить радостно бившееся сердце, прикрыв рукавицей слезящиеся от ветра глаза, всматривался в даль, туда, откуда должен был появиться ЗИЛ Жаркова. Но с каждым часом таких надежд оставалось все меньше, и Семенов уже почти не сомневался, что ребята «сели» в пути. Надо было что-то делать, но что? Если бы он сам мог сейчас оказаться там, на продуваемом всеми ветрами зимнике, то смог бы им помочь. «А если уже некому помогать?.. — Эта мысль бросила в жар. — Нет. Нет! Нет!!»

За спиной скрипнула заиндевевшая дверь. Полуобернувшись, Семенов краем глаза увидел, как в освещенном проеме выросла тщедушная фигурка слесаря Матвеича.

— Что, Петрович, живот?.. — спросил Матвеич,

Семенов круто обернулся, бросил зло:

— Пошел ты…

— А-а… Ну, я так и подумал. Чего, думаю, Петрович каждые полчаса на двор бегает?.. У тебя, случаем, ключа на пятнадцать не будет?

Успевший успокоиться механик молча кивнул,

— В запаснике лежит.

— Как думаешь, Петрович, вытащим поселок? Не оборачиваясь и не отвечая, Семенов закрыл глаза, почувствовал, как заходили, заиграли желваки на скулах.

— Вот и я говорю, должны вытащить, — не обращая внимания на молчавшего Семенова, продолжал Матвеич. — Жинка прибегала, ты как раз обедать ходил. Говорит, в детсадике три комнаты только отапливаются. Сбились, говорит, все в кучу, сидят ждут… Да-а, ты слышал? Мартынова прямо на улице инфаркт разбил. Говорят, если бы не Ежиков, замерз был Михалыч.

Матвеич замолчал, как-то незаметно ушел, аккуратно прикрыв обшитую старыми ватниками дверь. Стало слышно, как гуляет ветер под стрехами крыши, тяжелым стоном гудят промерзшие насквозь деревья. И так тошно стало на душе у Семенова, что захотелось рвануть крючки полушубка, содрать с головы тяжелую медвежью шапку и бежать, бежать под этим вымораживающим все живое ветром до тех пор, пока мозги не прочистятся. Ведь это он сам, своими руками выпустил вчера ЗИЛ Жаркова из ремонта. А все ради проклятой десятки ханыги Васькина, «татра» которого, ожидая своей очереди, тоже стояла на яме, а Васькин мыкался, торопясь уйти с колонной в Магадан. Выпустил, даже не сняв поддона картера, не посмотрев. А ведь Серега говорил, гово-ри-ил, что иногда слышится какой-то посторонний звук и падает давление масла.

Семенов почувствовал, как от холода начинает неметь лицо, принялся яростно растирать его. Потом ударом кулака распахнул низкую, жалобно скрипевшую дверь.

Чадящий костер ярко полыхал посреди мастерской. Ремонтники, видно, объявили перекур, и теперь, кто на чем, расположились вокруг огня, протягивая к теплу руки, прикуривая от угольков. Кто-то махнул Семенову: давай, мол, подсаживайся, но он даже не обратил на это внимания, тяжело прошагал в дальний угол мастерской, где стояли отдающие холодом слесарные верстаки. Зажав в тисках заготовку и машинально взяв драчевый напильник, он с хрустом, лишь бы не слышать самого себя, прошелся по железу раз, потом еще… еще… Скрежещущие звуки наполнили мастерскую. Семенову что-то крикнули от костра, но он даже головы не повернул, продолжая машинально водить напильником по заготовке. Он уже не думал о Жаркове и Митрохине — перед глазами вырос маленький районный городишко Воронежской области, где он закончил училище механизаторов, гаражные мастерские с вечной халтурой и левым приработком. А потом в отпуск с дальнего Охотского побережья приехал его сосед Иван Пахомов, завербовавшийся туда несколько лет назад. Этот-то приезд соседа, его угощения на широкую ногу с красноречивыми рассказами о длинном северном рубле и перевернули всю душу, заставили просыпаться по ночам, подсчитывать существующие только в воображении хрустящие десятки и прикидывать, что на них можно купить, «ежели повести дело с умом». Он уже не мог спокойно жить и только ждал часа, когда закончится необыкновенно длинный отпуск Ивана и они вдвоем, как и обещал сосед, сядут в удобные кресла самолета. Долгожданный день настал…

Семенов зло усмехнулся: вот он, день-то, и настал. И еще поднажал на напильник, отчего железяка, зажатая в тисках, отчаянно взвизгнула.

— Ты бы так когда надо работал, — раздалось за спиной.

Семенов вздрогнул от неожиданности, не выпуская напильника из рук, круто обернулся, тяжело посмотрел на стоящего перед ним бригадира слесарей.

— Чего, говорю, скрипишь понапрасну? Совесть, что ли, грызет?

Застилающая глаза ненависть бросила Семенова в жар. До боли закусил губу, закрыл глаза. А мозги, словно раскаленное шило, сверлил вопрос: «Что он хотел этим сказать? Что-о? Неужели догадывается о ЗИЛе Жаркова? Не-ет, это надо еще доказать. Доказать!..»

VI

Ночи, казалось, не будет конца. Сшибающий с ног буран приутих, но колючая поземка забивала дыхание, заставляла то и дело растирать немеющие щеки, нос. Хотелось выть по-волчьи, глядя на мерцающие холодным блеском звезды, безжизненную черноту тайги. Хотя бы луна выглянула, и то было бы веселей.

Где-то на левом берегу, не выдержав мороза, звонко лопнула лиственница, и эхо покатилось над заснеженной целиной реки. Жарков искоса посмотрел на Митрохина, который расчищал под машиной снег, подивился происшедшей в парне перемене: с тех пор, как они встали на прикол, Николай вроде бы успокоился и теперь методично и аккуратно делал свое дело.

Остатки теплой воды тоненькой струйкой вытекали из системы в подтаявший снег. Под передком расползлось неровное темное блюдце, которое тут же схватывалось ледяной коркой. Чтобы не разморозить машину, пришлось слить всю воду и масло. Жарков в который уже раз растер рукавицей лицо, спросил, пытаясь придать своему голосу как можно больше бодрости: