Безжалостный распутник - Барбара Картленд

— Принц Уэльский, это прекрасно, c’est merveilleux![11] Все будут счастливы его видеть.

— Это так много значит для вас? — спросил граф.

Мишель пожала белыми плечами.

— Pas du tout![12] Для меня главное, чтобы там были вы.

— Вы очень любезны, — сказал граф, — но я боюсь, Мишель, что, как и все представительницы прекрасного пола, вы крайне тщеславны! Граф для вас — это всего лишь два перышка на вашей очаровательной шляпке, а принц Уэльский — целый плюмаж!

Мишель рассмеялась, высвобождаясь из его объятий.

— Вы прекрасно выглядите, mon cher, восхитительно, très chic[13]. Это правда, что вы уезжает за город один?

— Уверяю вас, что еду в полном одиночестве, — ответил Роттингем.

— Когда вы приедете, когда вы увидите снова тот château[14], в котором вы жили в детстве, вы будете там принимать гостей. Une jolie femme, n’est-ce pas?[15]

— Нет, никаких хорошеньких женщин там не будет, — ответил граф. — Я встречусь там с арендаторами и управляющим фермой, дровосеками и плотниками. Я буду заниматься ремонтом и перестройкой дома, а не любовью.

— Voilà![16] Я не буду ревновать, — отозвалась Мишель, — но мне будет одиноко в том charmante petite résidence[17], который вы мне подарили. Мне он очень нравится, я люблю его, но без вас он пуст!

— Я польщен, — ответил граф. — Я всегда с удовольствием делаю вам подарки, Мишель, и, когда вернусь, мы с вами непременно посмотрим браслет, который я вам обещал. Он прекрасно подойдет к серьгам, которые так восхитительно смотрятся в ваших очаровательных ушках.

— Вы подарите мне браслет с бриллиантами, который я видела в магазине на Бонд-стрит?

— Мы поговорим об этом в четверг, — пообещал Роттингем, — теперь мне пора идти. Смотрите, ведите себя хорошо. — С этими словами он приподнял ее подбородок. — И помните, Мишель, мне крайне отвратительны все те, кто будет согревать вашу постель в мое отсутствие.

— Неужели вы думаете, что у меня может быть другой любовник, когда вы так добры и щедры ко мне? — спросила Мишель. — Hélas![18] Как вы можете так думать обо мне? Неужели вы считаете меня столь низменным существом?

— Мне кажется, вы протестуете слишком красноречиво, — саркастически заметил граф. — Но я бы порекомендовал вашему кавалеру быть более осмотрительным при последующих визитах к вам и не оставлять у вас своих перчаток. Подобная забывчивость может быть истолкована самым превратным образом.

Произнося эту фразу, он выразительно посмотрел на столик, где лежала пара мужских перчаток.

Мишель издала недовольное восклицание.

— Cet homme est fou![19] — быстро проговорила она, как будто пытаясь прикрыть свой промах. — Non, non[20], они принадлежат не моему другу! Моя костюмерша подобрала их в коридоре. Какой-то джентльмен потерял их, когда навещал одну из наших девушек.

Граф улыбнулся холодной улыбкой.

— Вы прекрасно умеете лгать, — сказал он, и, прежде чем она успела ответить, вышел из гримерной, оставив Мишель в одиночестве.

Она дождалась, когда его шаги затихли в коридоре, и лишь после этого вскочила на ноги.

— Quel imbécile! Salaud![21] — вскричала она, после чего еще несколько раз повторила эти слова.

Сверкнув глазами, она схватила перчатки с туалетного столика и, бросив их на пол, принялась в сердцах топтать.

Все еще улыбаясь, хотя на самом деле ему было не до того, граф сел в фаэтон и взял из рук кучера вожжи.

В его глазах появилось жестокое выражение.

Граф не питал иллюзий относительно морали «продажных кокеток», как он их называл и которым оказывал знаки внимания, но вместе с тем ему претила ложь и он не желал быть обманутым.

Роттингем не был до конца уверен в том, что Мишель ему изменяет, про любовника он сказал наугад, однако ее реакция подсказала ему, что он был прав, когда усомнился в ее верности.

Это вызвало у него раздражение, тем более что он не обольщался на счет Мишель, прекрасно зная, что лишь алчность и желание получать все новые и новые подарки, заставляли актрису дарить ему свои ласки.

Граф хорошо представлял себе, кем может быть возлюбленный Мишель. Ему было известно, что некий богатый и влиятельный джентльмен заинтересовался мадемуазель Латур еще до того, как в ее жизни появился он сам. Мишель бесстыдно смеялась над своим далеко не юным обожателем, но ведь он был так богат и щедр! И, не силах удержаться, продолжала принимать от него подарки…

Граф принял решение: отныне Мишель его больше не интересует. Он отправит ей обычный прощальный подарок, а его секретарь позаботится о том, чтобы она поскорее освободила дом, который граф предоставил в ее пользование.

Среди девушек кордебалета была одна рыжеволосая танцовщица, симпатичная и жизнерадостная, на которую граф давно обратил внимание. Он решил, что познакомится с ней, как только вернется в Лондон. Мишель же отныне перестала занимать мысли Роттингема, как будто никогда и не существовала.

Узкие улицы, по которым граф ехал в своем экипаже, управляя им с завидной сноровкой, были полны карет и прочих средств передвижения.

Женщины в потрепанных платках и соломенных шляпках, нищие с лицами, изрытыми оспой, быстроглазые карманники и молодые люди в высоких бобровых шапках плотными толпами заполняли грязные тротуары.

Граф выехал к роскошным улицам и площадям Мейфэра.

Здесь бесчисленные слуги в шляпах с кокардами и с покрасневшими от холода носами сидели на облучках карет, украшенных гербами их хозяев, или же, опираясь на трости с серебряными набалдашниками, стояли на шатких подножках. За ливрейными лакеями неизбежно увязывались босоногие уличные мальчишки, которые следовали за ними, куда бы те ни отправились. Они бежали рядом с каретами или позади них, рискуя получить удар бичом или удостоиться бранных слов.

Добравшись до семейного особняка Роттингемов, граф вышел из фаэтона и, пройдя мимо вереницы застывших в поклоне слуг, подошел к поджидавшему его дворецкому.

— Принесите мне вина в библиотеку, Мидстоун, — произнес он, — и распорядитесь, чтобы запрягли четверку свежих лошадей. Через полчаса я уеду.

— Ваш багаж, милорд, лакеи уже отправили заранее.

— Превосходно! — воскликнул граф, шагая через вестибюль в библиотеку. Это была длинная комната, окна которой выходили в сад, покрытый ковром цветов.

Лакей принес на серебряном подносе графин с вином и, поставив его на небольшой столик, налил бокал и подал его графу.

Сделав несколько глотков, тот сказал: