Я и мой автомобиль - Леонид Лиходеев

— Прошу меня оградить от грубостей.

От грубостей его оградить! Какой нежный! Тут человека в тюрьму готовят, а он ломается как ненормальный. Анютка хотела было заплакать, но выдержала.

Она выдержала потому, что тут было кому плакать и без нее. А плакала на следствии та суетливая баба в оренбургском пуховом платке, которая записалась в свидетели под конец, старуха Волновахина. Старуха сперва не говорила — кричала:

— Наехала она на него, наехала! Вот так он идет, а так она едет! Он от нее будто вильнул, да разве убежишь — как же! Больно она прыткая оказалась, тут молодой не ускачет, не то — старик! Ясно, она его догнала.

И в этом месте старуха Волновахина вынимала розовый носовой платок и начинала плакать. Следователь ей, конечно, стакан дает, она стакана не берет, а так плачет. Плачет она и говорит сквозь плач:

— Молоденькая она, гражданин следователь! Ей бы жить и жить… А тот старик свое прожил… Каб она на меня наехала, я бы и слова не сказала… Ну, поругала бы ее, на производство сообщила — и шабаш… Не калечьте ей биографию…

Следователь плач опускает, не записывает, ждет. Потом спрашивает:

— С какой скоростью ехала машина марки «Москвич» за номером 36–69, управляемая гражданкой Сименюк А. И.?

Тут старуха Волновахина враз кончает плакать и говорит:

— Ехала она дюже шибко. Я думаю, что дух, должно, у ей захватывало.

— Подумайте, свидетельница… Какая была скорость? Шестьдесят километров была?

Волновахина глаза выпучила:

— Была, гражданин следователь! Как перед богом — была! Говорю, летела как на пожар! На пожар-то с какой скоростью летят?

Анютка не выдержала:

— Что ж вы врете, бабушка, когда в протоколе сказано — тридцать пять километров?!

— Помолчите, обвиняемая, — говорит следователь. Старуха Волновахина смотрит на Анютку:

— Я ее не мерила, скорость-то… А ты молчи, касатка, молчи… Ты им не суперечь… Они все одно запишут как им надо, а будем суперечить — нам же хуже… Вы, гражданин следователь, пишите, не сомневайтесь… Пишите как следовает, а только пожалеть ее надо… — И тут она снова начала плач: — Терпи, касатка… Нету такой бумаги, чтобы ее слезами не отмолить… Ты начальству не перечь… Начальство само в строгости и нас — в строгости… Молоденькая она, гражданин следователь… Сами видите, глупая еще…

Про эту-то свидетельницу и рассказывала бывшему мужу доведенная до отчаянья Анютка, когда вернулась домой.

Сережа слушал внимательно, слушал, соображал. Детей дома не было — свекровь забрала. Зашебуршили по краям семейства родичи. Со всех сторон — жалеть, готовиться к худшему, нанимать адвоката. Свобода, конечно, дороже всего на свете — может, и машину придется продать А если все равно посадят?

Я открыл дверь и увидел на площадке сразу двух дам в халатах надетых на пальто. Они смущенно улыбались, и я почувствовал, что пришли они по делу.

— Помогайте выполнить план! — весело воскликнула одна из них и потрясла мешком. Другая засмеялась.

— Войдите, — сказал я, — мы обсудим ваш призыв. Та, которая с мешком, возразила:

— Нечего обсуждать! Обувь давайте! Нам нужно к Новому году план выполнить. Мы из мастерской напротив. Из тридцать восьмой…

Я понял и обрадовался:

— Как же! Знаю, знаю. С удовольствием помогу вам! Но когда вы успеете? Новый год послезавтра…

— Успеем, — сказала та, что без мешка. — Нам надо сегодня сдать квитанции в контору. Сдадим — и порядок. Завтра получим премиальные.

Она засмеялась, и я понял, что она — главная.

— А когда отремонтируете? — спросил я, вступая с ней в деловой контакт.

— А вам срочно? — спросила та, которая с мешком.

— Вообще, хоть бы завтра, — засуетился я, соображая, кто же все-таки из этих дам главнее.

Ответила мне которая с мешком:

— Ну, давайте! Сделаем! Правда, Маша? Сделаем одну пару для товарища инвалида. Одну пару Леонид сделает! Сколько у вас пар?

— Я дам вам все, что у меня есть, — мне очень хочется, чтобы вы получили премию за выполнение плана.

— Вот молодец! — воскликнула та, которая без мешка, то есть Маша. — Таких людей целовать мало!

И тут я точно установил, что главная, конечно, Маша.

— Что вы, — смутился я, — мне кажется, не мало, а вполне достаточно. Даже много.

Маша победительно рассмеялась, поправляя платок:

— Давайте обувь!

Я стал собирать обувь. Обувь представляла определенный интерес в смысле выполнения плана по ремонту.

— Занашиваете! — сказала не Маша, а та, которая с мешком. — Но это даже хорошо! Больше операций. Правда, Маша?

Маша тоже одобрила меня:

— Хороший человек! — Потом она спросила: — А дамская есть? Вопрос был чисто психологический.

— Дамской нет, — признался я.

— Потому-то вы и занашиваете, что в доме нет дамской обуви, — строго сказала Маша, принимая мои туфли. — Была бы, смотрела бы. Вот и покалечились вы к тому же… У вас что — перелом?

— Перелом, — застеснялся я.

— Открытый, закрытый?

Конечно, Маша была главной. Она осматривала обувь, рисовала на ней мелом и после каждой пары писала квитанцию, прижав книжку к стене.

— Это мы движение такое открываем, — пояснила она. — Собирать заказы на дому. С вас двенадцать семьдесят.

Я спросил:

— А когда эта пара будет готова?

— Завтра в двенадцать как штык. Приходите!

— Спасибо, — сказал я. — Но в чем я приду?

— Да! — сказала она. — И прислать некого. Ну, ладно. Я сама вам занесу. Вы будете дома в двенадцать часов?

— Буду, — уверенно сказал я, глядя на свои тапочки.

— Ну, пока, — повторила Маша.

— Будьте здоровы, — сказал я учтиво. — Кланяйтесь Леониду. Дамы ушли, оставив меня со светлыми надеждами, ибо должность дам на земле в том и заключается, чтобы мы не оставались без надежд

ГЛАВА ПЯТАЯ

Мучительные дни потянулись у разведенных Сименюков. Хоть назад сводись. На работе Анютку прямо замучили жалостью, до плача. Одни говорит — не сознавайся; другая, наоборот, расскажи правду и извинись — дадут три года, скоро вернешься; третья советует, какого адвоката взять:

— Мужчину бери! Бабу не бери!

Катька поначалу обиделась, но. как узнала про несчастье — первая всплеснула руками:

— Анюточка, милая! Отдашь, не убивайся! — Потом подумала, добавила: — В случае чего — Сергей принесет…

— Принесет он тебе — как же! — Девочки зашумели, заобсуждали. — Жена в тюряге, а он за нее платить станет? Нашла дурака… Анютка вздыхает:

— Я их всего раз надела, да и то — на беду… Катька говорит:

— Все равно — теперь они ношеные. Но говорит без обиды, с сочувствием.

Телефонная станция и без того гудит, а тут горе же, каждая девочка хочет горю помочь и только соль сыплет на рану. А вчера в ночную смену — из Читы телефонистка Рита. Анютка и не видела ее сроду, только переговаривались по работе. Верещит от радости:

— Анюточка, это ты? Ой, как же это ты! А нам звонили, что ты погибла в автомобильной катастрофе! Молодец! Дай мне сто сорок один семь четыре восемь два!..

И еще жалели Анютку, что в такой момент ее муж бросает:

— Неужели он уйдет, когда тебе — тюряга? Неужели у него ест какая-нибудь или он для свободы разошелся?

— Анюточка, не дрейфь! Он у тебя еще не самый худший — смотри. Денег на кооператив дал, благородный все-таки… Будет у тебя двухкомнатная квартира.

— Другие разводятся хуже… А ты все-таки через этот развод в кооператив вступила!

— Вот тебе и двухкомнатная!

— Анютка, мы тебе передачу носить будем… Мы тебя всем коллективом на поруки возьмем! У нас здоровый коллектив, правда, Анютка. Плюнь на бывшего мужа, не унижайся! Храни женское достоинстве А вернешься — дом построят. Тебя же — без конфискации. Дура! И за детей не боись… Мы тебя за такого парня выдадим, несмотря на двух детей! Теперь на детях модно жениться, особенно если квартира. Все к благородству идет, вот увидишь!..

До слез доводили Анютку, не знала она как быть — шугануть девчонок или принимать их ласки.

А время шло, и, кроме тюрьмы, ничего в перспективе она не различала.

Конечно, характеристику с места работы Анютка взяла. Там уж девочки не поскупились, написали как про богиню и начальство уговорили печать приложить. Ладно. Но что значит характеристика перед каменным следователем, который эту характеристику не читая принял и только сказал будто с насмешкой:

— Для объективности…

Сережка замаялся — надо же, такое несчастье после развода! Сколько труда развод стоил — с детьми ведь?! Как быть? А тут еще соседка по квартире, Бубенцова:

— Вовремя развелись, нечего сказать… Морального кодекса на вас нет, молодой человек. Но мы и на вас кодекс найдем!..