Ловец человеков - Надежда Попова

– Вы читали те записки, что привезли мне? – вдруг спросил Курт, перебив священника на полуслове; тот вскинул к нему обалделый взгляд, проглотив последний звук, и задрожал губами.

– Я… – родил он, наконец, – я ведь говорил, что-то из того я записывал…

– Нет, я понимаю. Но я имею в виду те, что ваши прихожане писали собственной рукой. Это вы читали?

– Господи, конечно же нет!

Курт кивнул. Собственно, это он понял по первой реакции священника на его вопрос. Кроме того, что Конгрегации в целом и майстера инквизитора в частности он побаивался, отец Андреас вообще производил впечатление правильного – может быть, даже слишком. Курт был уверен, что, выслушай тот исповедь какого-нибудь убийцы, признавшегося в удушении жены, детей, соседа и господина князь-епископа, он ни за что не раскроет рта перед следствием, свято блюдя правило о тайне и тихо сгорая в душевных муках. Все, накарябанное его прихожанами, не имело отношения ни к нему, ни к его делу, а следовательно, он не имел и права прочесть хоть слово. Это – по правилам. И правильный отец Андреас им следовал.

Чересчур правильным Курт никогда не доверял – подобные личности, как правило, были не только ограничены кое-какими предписаниями в поведении, но и (обычно немногочисленными, но железными) рамками в мышлении. Он пока еще не понял, относится ли к таким людям деревенский священник, или же тот просто пытается быть («редкость в наше время», – констатировал Курт) так называемым честным человеком. Не прикидывается – это точно…

– Когда в последний раз ваш барон собирал налог полностью? – продолжил он теперь уже совершенно будничным тоном.

От того как оторопело захлопал глазами отец Андреас, Курт в очередной раз проникся к нему невыразимой жалостью; однако началась работа, так что всяческие симпатии отступили на задний план. Священник же, как он заметил, быстрее, проще и короче всего выдавал информацию, лишь пребывая в растерянности и будучи слегка припугнутым – но именно слегка, в противном же случае сведения он вываливал сумбурно, многословно и бессистемно.

– Да… – Отец Андреас явно не поспевал за сменой тем: – Нет… нет, платили… сами понимаете, брат Игнациус, при таких условиях…

– Послушайте, вы ведь понимаете, что я – не имперский ревизор? Я не могу заставить кого-то даже колодец выкопать, потому что это вне моей компетенции. Все, что в моей власти, это казнить кого-нибудь на месте без одобрения сверху, если того будут требовать чрезвычайные обстоятельства. Неуплата налогов к ним не относится, посему – поймите, я спрашиваю только для того, чтобы знать ситуацию. Из интереса, если угодно.

– Понимаю… – согласился священник, тем не менее не глядя на собеседника. – Видите ли, брат Игнациус… все так сложно… вы вот сказали о ревизоре – был такой лет пять назад, пытался вразумить господина барона; до меня дошло, что грозился отобрать майорат в имперскую казну, если тот… А вскоре к нам нагрянул сосед – тоже барон не слишком высокого полета… то есть…

– Ясно, – подбодрил его Курт. – И что же?

Священник понуро пожал плечами, вздохнув.

– Если оставить в стороне все то, что он наговорил, и сказать кратко, то – заявил, что теперь он будет нашим бароном. И налог надо отдавать ему. А что мы сделаем? С семью-то стражниками… Уже больше четырех лет платим и своему, и чужому.

Понятно, подытожил Курт уже про себя. Если местному владетелю с уже упомянутыми семью людьми особенно не на что рассчитывать, то уж сосед-то, надо полагать, берет по полной…

– Почему вы не рассказали мне о найденных недавно телах? Полагаете, это не важное событие? – перебил он снова. – У вас часто случаются преступления?

Справившись с очередным приступом паники, отец Андреас пробормотал:

– Преступления – бывают, ведь за порядком следить некому… бывает, кого изобьют, а грабить – нет, не грабят, кражи чаще… смертоубийства – нет, что вы, это не часто, то есть, вообще редкость, это разве если какая драка, если ненароком… А два тела – так то звери, разве ж это вас касается… то есть, – испуганно спохватился тот, – разве ж это дело для вас, это егерь должен заниматься… То есть, должен был бы, если б он у нас был…

– Звери? – с сомнением повторил Курт. – А мне сообщили, что ни порванного мяса, ни крови рядом, ничего такого.

– Как – ни порванного?.. Горло разодрали, как есть в клочья, это рыси. Кому ж еще?

– Царапины?

– Что?

– Царапины, – повторил он. – Есть глубокие царапины? На руках и ребрах.

Отец Андреас понурил голову:

– Не знаю. Я не видел.

– То есть как это – не видели? А кто же занимался расследованием? Кто отпевал усопших?

– Да какое расследование, если звери? Пришел капитан, осмотрел место, тела, сказал «звери»; а мне отпевать довелось уже приготовленных к погребению, омытых, одетых…

– Но руки? Сложенные на груди руки вы ведь видели? Лица?

– Видел. Царапин не было.

Значит, не рыси, подытожил Курт. Рысь – не волк, одним движением шею перекусить она не может. Когда рысь нападает на человека, происходит борьба, пусть безнадежная и короткая, пусть обреченная, но происходит. Человек закрывается руками, падает на землю, катается, пытаясь сбросить с себя напавшего, а уж как рысь удерживает добычу, известно – когтями за любую подвернувшуюся часть тела. Это знает даже ребенок, который хоть раз играл с домашним котенком или видел, как кошка хватает мышь, пытающуюся ускользнуть в щель под порогом. И руки, и лица тех, на кого нападает рысь, если уж не ребра, должны были бы быть изодраны или хоть исцарапаны ветками и корнями.

Святой отец, видимо, все еще ждал, что ему пояснят смысл задаваемых вопросов, а потому смотрел на своего спутника с нетерпением.

– Вы сказали, что тела вам доставили для отпевания уже приготовленными. Кто этим занимался? Остались в живых родственники?

– Нет, никого; убиенные – одинокие.

– Так кто этим занимался?

Отец Андреас чуть покривился – это был первый раз, когда Курт заметил на его лице столь неблагостное выражение.

– Бродяга. Прижился к нашей деревне с полгода назад; нанимается ко всем понемногу – вскопать, принести, починить…

– Вашим безденежным прихожанам есть чем ему платить? – усмехнулся Курт; святой отец же, кажется, иронии не заметил.

– Только пищей. Да еще одеждой. Но он не уходит. – Несколько секунд подумав, отец Андреас добавил: – Он вообще странный.

– Чем?

Тот снова смутился и запнулся, опять опустив взгляд на проплешину меж ушей своего ослика.

– Ну… не знаю… Разве не странно, что человек продолжает пребывать в таком… таком месте? Денег он у нас не заработает – это ему сказали сразу; не в ходу, все натурой… Вот разве…