Вернуть изобилие - Колин Гринлэнд

— О, папа на самом деле вообще не любит никаких инопланетников. Ему не нравился даже капеллиец в музее, тот, на диораме, а он улыбался, как большой игрушечный мишка. И вид у него был такой, словно он сейчас похлопает звездоплавателей по головке. А у тех вид был просто изумленный.

Вообще-то папу вполне устраивало на Луне. Это всем нам было там ужасно скучно.

— А ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С ТВОЕЙ СЕСТРОЙ?

— Как-то раз она была в Безмятежности и там познакомилась с мальчиком из Священной Гробницы Расширенной невросферы. Он сказал ей, что ей больше нет нужды быть воображаемой принцессой. Вместо этого она может стать маленькой частичкой Господа.

Я ничего не знала о Боге, но именно тогда я поняла, что это серьезно, — когда Энджи рассказала этому мальчику о своей тайной личности. Мама и папа спорили с ней, но напрасно. Энджи с головой ушла во все это. Великая Сеть в небесах. Розетки, программы, все такое. В конце концов, на Луне она была всего лишь проездом, как и мы все.

Так Энджи нашла свой выход. А еще через несколько лет я нашла свой.

5

Табита с сердитым вздохом бросилась на жесткую койку. Она оглядела камеру. Четыре розовых пористых стены, бетон. Дверь из цельного листа стали, утопленная заподлицо, замок с защитой, без ручки. Окон нет. В двери есть решетка, и еще одна — сверху, за ней слабо мерцает линза фотокамеры. Грязный розовый бетонный потолок, биофлуоресцентный звонок, неработающий. Грязный розовый бетонный пол. Койка представляла собой твердый помост у одной из стен. В углу уже воняло некое подобие химического сортира грязно-белого цвета. Ни для чего другого места в камере не было.

Эладельди потащили Табиту со ступенек в какую-то аллею, приперли ее к стене и обыскали. Затем, придя к заключению, что политических мотивов у нее не было и что она обычная перевозчица, они передали Табиту местным властям, что само по себе было большим облегчением. Иногда, там, где дело касалось капеллийцев, эладельди могли стать весьма противными. В полицейском участке Мирабо ее подергают, а потом перестанут обращать внимание. В тюрьмах же эладельди люди имели тенденцию исчезать.

Задержавший ее полицейский был из подразделения по контролю за толпой — полный киборг. На его серой маске мигали показания данных, затемняя вживленные ткани.

— Джут, Табита, капитан, — произнес он нараспев, сканируя и записывая ее данные своей линзой, похожей на глаз циклопа. Он был очень высок и весь сверкал. Его длинная рука с жужжанием протянулась, чтобы взять ее за локоть.

Табита сделала попытку уговорить его дать ей возможность сначала выяснить обстановку в баре.

— Я должна сказать своему нанимателю! Он там, внутри. Я как раз собиралась подойти к нему, когда эти проклятые червяки подставили мне подножку.

Разумеется, это было бесполезно.

Эладельди следили за тем, как полицейский вел Табиту в конец аллеи, где в автомобиле на воздушной подушке их дожидался его напарник. Они посадили девушку в середине.

Движение было интенсивным, и они двигались медленно. В течение всего пути в центр на искаженных лицах полицейских мигали электронные узоры красных и синих данных, анализ, отчеты, желтые сети, видеоидентификация, дополнения и уточнения по другим делам. Когда они глушили мотор, Табита могла слышать что-то шептавшие им тихие голоса. Друг с другом они не разговаривали, с Табитой тоже.

В полицейском участке флегматичная женщина-сержант за конторкой пропустила идентификационную карточку Табиты через считывающее устройство и забрала ее. Арестовавший ее офицер стоял позади нее наподобие статуи с автономным мозгом. Это была мрачная фигура, стоявшая там с проводами, торчавшими из носа, и белками закатившихся глаз, просвечивавших сквозь пустую плату его лица. Электронный человек, прислуживающий поющим голосам с другой звезды, говорящим ему комплименты, успокаивающим его, принимающим его услуги.

Сержант вывалила содержимое сумки Табиты на конторку между ними. Она разложила вещи и стала их рассматривать.

— У нас и раньше были неприятности, да, Табита? — негромко произнесла она дежурную фразу.

Табита не ответила. Пошли они ко всем чертям. Если разобраться, так все они одинаковы. Полицейские и перки, эладельди и проклятые капеллийцы там, на Хароне, насколько она их знала. Жизнь и без того была достаточно тяжелой. Правила, уложения и протокол. Трайбалистская чушь. В наше время и без всего этого было довольно трудно сводить концы с концами.

Противодействие ничего не давало.

Тем не менее, казалось, Табиту это не останавливало — она все время пыталась восстать.

Табита положила обе руки на конторку, наблюдая за сержантом с саркастическим восхищением.

— Держу пари, вам нравится ваша работа, — сказала она.

Сержант устремила на нее мягкий взгляд.

— Вы думали подать заявление? — спросила она. — Мне бы хотелось, чтобы вы это сделали. Все вы. Мне бы хотелось это увидеть. Это принесет вам огромную пользу.

В ее голосе звучало отвращение — отвращение, сдерживавшееся ленью и скукой. Табита была всего лишь очередной забиякой на карнавале. Они знали, что она пила по пути сюда. Им достаточно было только взглянуть на пол ее кабины, чтобы доказать это.

— Я лучше буду дерьмо разгребать, — заявила Табита.

Сержант кивнула:

— Мы вам это устроим.

— Держу пари, вся богатая картина разумной жизни раскрывается перед вами через содержимое чужих сумок, — заметила Табита.

Сержант подняла экземпляр сомнительного журнала с загнутыми уголками страниц. Она подняла бровь.

Табита не обращала на нее внимания:

— Я только позвоню по телефону, хорошо?

— Нет, не позвоните.

— Мне просто надо ПОЗВОНИТЬ.

— Нет, не надо.

— Послушайте, — сказала Табита, — вы ведь собираетесь взять с меня штраф? А у меня нет денег, так? Вы же прочли мои данные.

— Вам еще ничего не предписано, — сообщила женщина. У нее была огромная квадратная челюсть и непоколебимо самодовольный вид, сохранявший при этом скуку и отвращение, распространявшееся на возможно большее число других людей.

— Это была самозащита, — сказала Табита. — Я же ему сказала.

Она круто развернулась и постучала по нагрудной пластине задержавшего ее офицера.

— Они не любят инопланетян, ввязывающихся в драки, — сказала сержант. Она подразумевала эладельди.

— Это же был распроклятый перк, — сказала Табита. — Послушайте.

Теперь, когда она стала просить, она знала, что все пропало.

— Неужели вам никогда не хотелось швырнуть одного из них в канал? Держу пари, что хотелось. Держу пари, вы проделывали гораздо худшие вещи, чем бросать в канал перков.