Враг генерала Демидова. Роман - Игорь Костюченко

– Ну, виноват, не горячитесь, Коля. Обойдется!

– Да что обойдется? Я ж на этой машине из-под Могилева в сорок первом… а вы… Как мне теперь… без карбюратора? Никакого понятия! А еще военкор…

Звягинцев швырнул пилотку на капот и вплотную подскочил к Инину, гневно заглядывая ему в лицо. Инин не выдержал и снял круглые, в простой оправе, но с очень толстыми стеклами, очки.

– Интеллигенция, – прошипел с ненавистью Звягинцев.

– Извините, пожалуйста, Коля. Очевидно, я был неправ тогда… в Орше… – только и смог выдавить Инин.

– Что уж теперь… извиняться… – сказал Звягинцев более миролюбиво, заметно остывая. – Только как нам теперь до города дотащиться? Вот вопрос…

– На любой вопрос ответ найдется!

Инин и Звягинцев обернулись. На другой стороне придорожной канавы стоял, закинув солдатский сидор за плечо, незнакомый пехотный капитан. В руке он держал трость – резную, черного дерева, отделанную серебром, неуместно элегантную для прогулки по шоссе, где еще недавно гремели бои.

– Что за шум, а драки нет? – капитан перепрыгнул через канаву и оказался в двух шагах от Инина.

– Да, собственно говоря, шума и не было. Мы с товарищем немного поспорили, – невнятно пробормотал Инин. Он всегда остро и болезненно чувствовал свою неправоту, потому и расстроился из-за этих пустяковых, бессмысленных пререканий с водителем. Звягинцева он любил, как сына. Знал Инин, что надежнее Коли спутника во время его многочисленных рискованных поездок по фронтовым дорогам ему не сыскать. Были случаи, когда под бомбежками и артобстрелами выживать им обоим удавалось только благодаря опыту и шоферской предусмотрительности Звягинцева.

Инин распечатал заветную, тщательно сберегаемую им с Москвы до встречи с генералом Демидовым пачку папирос «Герцеговины Флор», но не закурил – мял пальцами папироску, не решился курить под гневным взглядом Звягинцева.

– Эх, что с вами спорить! – презрительно процедил Звягинцев. Волна яростной злости на бестолкового военкора вновь накатывала на него. Шофер обратился к капитану.

– Вот, товарищ капитан, полюбуйтесь на товарища военкора. Без карбюратора ехать хочет! А? Каково?

– Это не езда… без карбюратора. Показывай, что стряслось, – сказал капитан, шагая к машине. Звягинцев сбивчиво повествовал капитану всю историю его путешествий на редакционной «эмке», начиная чуть ли не с Халхин-Гола. Капитан понятливо кивал, но шофера не слушал.

– Подержи, – сказал он и протянул свою трость Звягинцеву. Шофер послушно взял трость, а капитан, подняв капот, перебрал пучок проводов, попросил ключ на двенадцать. Звягинцев расторопно подал ключ. Капитан сноровисто что-то подкрутил в моторном отсеке.

– Заводи, – коротко приказал Звягинцеву.

Звягинцев бросился в кабину…

Через мгновение мотор машины методично набирал обороты.

– Работает! Спасибо, товарищ капитан! Товарищ военкор, можем ехать! – радостно закричал Звягинцев, сразу позабыв в этот момент обо всей своей злости.

Инин распахнул дверцу «эмки», спросил капитана.

– А вы… в город?

– Пожалуй, – согласился капитан.

– Тогда садитесь, подвезем.

Капитан замер, в упор глядя на Инина. Переложил трость из одной руки в другую. Военкор оглянулся, словно рядом с ним в салоне «эмки» был кто-то еще, кого увидел капитан. Никого не было. Переспросил.

– Или… нам не по пути?

Капитан не ответил, внимательно разглядывал Инина.

Инин подумал, что, наверное, вот и этот капитан, бывалый фронтовик, презирает его за интеллигентскую слабость. Нет, надо было бы в Орше заменить Майер карбюратор.

– Закурим? – протянул Инин капитану пачку столичных папирос.

– Не откажусь, благодарю, – капитан взял пачку, выбрал папироску. Инин щелкнул зажигалкой, дал прикурить. Капитан протянул пачку военкору.

– Нет, нет, оставьте себе, пожалуйста, – поспешно запротестовал Инин.

– Спасибо, – капитан спрятал папиросы за борт шинели.

– Вам спасибо, выручили.

Молча покурили.

Напоследок затянувшись душистым дымком, Инин взялся за дверцу.

– Пора. Ну, как хотите. Еще раз спасибо за помощь… Звягинцев, поехали…

– Хорошо. Я с вами, – неожиданно сказал капитан и оказался в салоне «эмки» рядом с Ининым.

Машина рванулась с места.

Трясясь на ухабах, Инин выдержал недолгую паузу и протянул руку капитану.

– Военкор Инин. Будем знакомы.

– Женя, – вдруг неожиданно открыто и просто улыбнулся капитан, пожимая широкую, пухлую ладонь военкора. Инин улыбнулся капитану в ответ и подумал – сколько хороших, душевных людей встретилось ему на фронтах за эти четыре года войны. И этот вот капитан из таких – сразу видно: из тех, кого Толстой еще описал. Настоящий русский солдат, рядовой труженик войны, на которых все наши успехи на фронтах держатся. Инину захотелось сказать капитану что-то очень теплое и дружеское, но он никак не мог догадаться – какое слово подобрать, о чем спросить. И военкор решил пока не изводить своего попутчика тьмой вопросов. Лучше о себе сказать.

– Вот в командировку… снова… к Демидову, – будто невзначай заметил он.

– И я к нему, – сказал капитан Женя.

Инин понятливо кивнул, продолжал.

– Сколько знаю Демидова, столько и удивляюсь. Какая у него интуиция! Какой дар предвидения! Нанести врагу удар там, где он и не ожидает. Вот этот город, куда мы едем… Ни одного дома, говорят, наши при штурме не разрушили. Мог Демидов применить тяжелую артиллерию, авиацию… Но нет! Знал командарм Демидов – старинный город, имеет громадное культурное значение для человечества. И маневром выбил фашистов вон. Да, это в его стиле, Демидова. Маневром он гитлеровцев бьет, по-богатырски. И армия у Демидова – чудо-богатыри. Настоящие сталинцы! Вот и вы, верно, Женя, тоже… демидовец? Давно с генералом служите?

– Порядочно.

– С сорок второго? Со Сталинграда?

– Раньше.

– Да что вы? Очень интересно! Так вы, может, его еще в начале войны знали. Какой он тогда был, Демидов? Решительный, боевой?

– Даже слишком…

– Отличный материал! Вы не представляете, Женя, как мне с вами повезло. Я же очерк о вашей армии пишу. По заданию Главпура. Вы мне расскажите… о вашем боевом пути… о себе… о Демидове…

Инин схватил свою полевую сумку, торопливо выдрал из нее объемистый блокнот, фотоаппарат-«лейку».

– Звягинцев, останови на минуту, – коротко приказал военкор водителю.

Машина остановилась.

– Позвольте мне вас сфотографировать.

– Зачем? – спокойно спросил капитан. Он пристально, в упор смотрел на Инина тем же цепким, внимательным взглядом, какой так озадачил и даже немного обидел военкора чуть ранее.

– Для очерка, – смутился, сам не зная почему, Инин.

– Извините, это совершенно лишнее, – улыбнулся капитан и, подхватив свою трость, вышел из машины.

Инин опешил. Повертел в руках «лейку». Бросился вон из машины.

– Подождите, Женя! Товарищ капитан! Только один вопрос! – закричал Инин.

Капитан остановился, обернулся.

Инин подбежал, отдуваясь, к нему.

– Скажите хоть… пожалуйста… вы в каких войсках… под началом Демидова… и вообще… где служили?

– В пехоте.

– А потом?

– В разведке, – коротко бросил капитан Женя и пошел прочь.

Инин постоял у обочины – смотрел вслед новому знакомцу, как тот размеренно уходил к видневшемуся у въезда в город полосатому шлагбауму КПП. Вернувшись к «эмке», сказал Звягинцеву:

– Странный какой-то этот капитан, вроде не в себе…

– Контуженный, – уверенно сказал Звягинцев, врубая первую передачу, – Из госпиталя в часть добирается.

– Ты с чего взял?

– А вы, товарищ военкор, его трость видели?

– Да.

– Не иначе в госпитале выдали… Красивая вещь, заграничная, – мечтательно заметил Звягинцев, старательно объезжая глубокую воронку на шоссе.

Глава шестая

Вильно. 1944 год, август

Он шел по Кальварийской улице, обходя на тротуарах загромоздившие их телеги, с которых валились на мостовую ошметки сена, миновал колонну армейских грузовиков с рваными тентами, полевые кухни, возле которых усатые повара щипали лучины. Шел и наблюдал за тем, как отражались в высоких окнах домов, вздымавшихся по обе стороны улицы отвесными стенами, красноватые отблески – в витражных стеклах плавился закат.

Он помнил эти дома. И радовался, что они и остались такими прежними, целехонькими, несмотря на страшную войну, которая смела уже многое с этой земли. Он дорожил ими все эти годы, бережно хранил в своих воспоминаниях эти фасады, причудливо декорированные по прихоти первых хозяев, облицованные холодным серым гранитом или теплым палевым песчаником. Возле парадного с ажурной решеткой, над которой несли бессрочную вахту два стража – полуголые, мускулистые каменные великаны с венками на курчавых головах, он когда-то покупал у пожилой дамы с сонной левреткой первые фиалки, одуряюще пахнувшие дешевым одеколоном.