Лабиринт - Анатолий Софронов

Роберт (приподнимаясь). О, Дэв! Ты вернулся?

Дэвид. Ты лежи, лежи... Так удобней. Я хотел тебя видеть... Ты долго отсутствовал... Когда я улетал, тебя не было.

Роберт. Да, меня не было... Меня не было почти два года.

Дэвид. Я очень жалел, что ты не провожал меня... Было очень весело... Мы так напились... Я едва отошел в самолете.

Роберт. Мама писала. Она очень грустила.

Дэвид. Наша мама всегда грустит... Ты же знаешь ее характер, ее не изменишь.

Роберт. Да, характеры трудно менять.

Дэвид. Очень трудно, согласен с тобой... Но я, знаешь, соскучился по тебе. Даже не знаю почему. Когда ты уехал, я как-то не думал... Нет, впрочем, думал... Ну конечно, думал... Я думал: куда тебя понесло?.. Неужели нельзя было учиться здесь? Я так думал, а потом забыл...

Роберт. Что ты забыл?

Дэвид. Забыл, о чем думал... А когда ты так вот вдруг, неожиданно вернулся, очень захотелось повидать тебя. Ты рад, что мы встретились?

Роберт. Да, Дэв, я очень рад...

Дэвид. Понимаешь, я там вспоминал наше детство... Оно было интересное у нас... Помнишь, как перевернуло шлюпку, а? Помнишь? И я тебя спасал... Помнишь?

Роберт. Да, Дэв... Помню.

Дэвид. Я там вспоминал... а вдруг бы ты утонул, а? Вдруг бы ты утонул, что было бы с мамой? Об отце я не думал. Он моряк, он знает, что такое океан... Нешуточное дело. Ты согласен со мной?

Роберт. Согласен, Дэв.

Дэвид. Что значит время... А раньше ты со мной редко соглашался... Ты был немного не от мира сего.

Роберт. Ну что ты, Дэв...

Дэвид. Нет, в самом деле, Боб. В самом деле... Ты помнишь, как я тебя сшибал в боксе? Но ты был хороший партнер, ты никогда не жаловался маме... Я тебя сшибу, ты поднимешься, улыбнешься виновато и уходишь... И никогда не жаловался. Это очень хорошее у тебя качество... Не любил ты драться.

Роберт. Не любил.

Дэвид. Странно... У нас были все драчуны, а ты не любил драться... Ты любил какого-то поэта, старого чудака. Я не помню, где он жил...

Роберт. Уитмен, Дэв... Он уже умер в то время... Он уже не жил.

Дэвид. Смотри, Боб, значит, он чего-то стоил... И в живых не было, а ты его помнил...

Роберт. У него хорошие стихи, Дэв.

Дэвид. Стихи?.. Да... Я их как-то не запомнил. Бокс — это да. Как бы я снова хотел надеть перчатки, черт возьми! Тряхнуть стариной... Тебя бы я уже не втягивал в это опасное дело, а сам бы с большим удовольствием... Соскучился по дому... И, знаешь, по маме... Она почему-то все время плачет... В чем дело? Ты не спрашивал у нее?

Роберт. Спрашивал, Дэв... Спрашивал...

Дэвид. И что же она говорит? Почему ты не отвечаешь, Боб? Ну ладно... Еще успею... Я очень соскучился по тебе... Мы как-то раньше не обменивались такими сентиментальными словами. Я просто хочу обнять тебя...

Роберт (поднимаясь). Обними...

Дэвид. Нет, нет, ты лежи. В другой раз... Я еще увижу тебя... Да, Боб, мне сказали, что ты получил повестку?

Роберт. Получил, получил, Дэв...

Дэвид. Ты иди, иди... Место освободилось.

Гаснет свет.

Еще в темноте вой воздушной сирены. Выстрелы зенитных орудий. Далекие разрывы. Оглушительный взрыв.

Открывается занавес. Почти та же картина, что была в начале второго действия. Огневые позиции в районе Хайфона. Далекая синяя гладь залива. Копья бамбуковых зарослей. Зарево пожара. Вокруг ракетной установки — расчет бойцов. Нервничающий Тьен, пристально смотрящий в небо Николай.

Николай. Скорей! Скорей!

Тьен. Менять позицию!

Минь. Сбили! Сбили! Первого!

Николай. Радоваться потом! Менять позицию!

Тьен. Ну-у?

Свист ракеты. Оранжевое пламя. Взмахнув руками, падает Тьен.

Минь. Отводить!

Николай (бросаясь к Тьену). Тьен! Тьен!

Свист ракеты. Оранжевое пламя. Николай падает на Тьена. Мгновенный звук удаляющихся самолетов. Полная тишина. Бойцы бегут к Тьену и Николаю. Пытаются поднять, но Тьен и Николай лежат неподвижно.

Минь. Санитары! Санитары!

Несколько бойцов убегают. Остальные переносят Тьена и Николая на бугор, покрытый зеленой травой и яркими цветами джунглей.

(Опускаясь на колени, слушает сердце Тьена.) Он еще жив! (Приникает ухом к груди Николая.) Я ничего не слышу. Ничего не слышу. (Поднимается с колен. Обращается к бойцам, понуро стоящим вокруг.) Вы видели? Видели, товарищи бойцы? Подразделение товарища Тьена сбило бомбардировщик наших врагов. Он разлетелся в воздухе. У нас была короткая радость. Несколько секунд. Но мы промедлили. Мы задержались на несколько секунд. Нашу установку засекли. Всего несколько секунд. Вы видите? На вьетнамской земле лежит наш дорогой командир товарищ Тьен, а рядом с ним лежит товарищ Хохлов. Он не участвовал в бою, но он был рядом с нами. Кровь товарища Тьена смешалась с кровью товарища Хохлова. Это кровь братьев.

Вбегают Чань и другие сандружинницы. Чань бросается к Николаю. Другая девушка — к Тьену. Они лихорадочно быстро осматривают Тьена и Николая. Начинают перевязывать.

Минь (к Чань). Товарищ Хохлов жив?

Чань. Жив, но он без сознания.

Минь. Он будет жить?

Чань. Я не знаю, не знаю, товарищ Минь.

Минь. Он должен жить. Слышишь, Чань? Он должен жить!

Чань. Я понимаю, он должен жить... Но я не знаю, будет ли он жить... У него почти нет пульса.

Минь (другой девушке). Товарищ Тьен будет жить?

Девушка. Я не знаю... Он без сознания.

Минь. Какая же вы медицина, если вы ничего не знаете?

Чань (поднимая руки к небу). Они не люди! Товарищ Минь, вы можете объяснить, что им нужно от нас?!

Минь. Они сами не могут объяснить это перед всем миром!

Чань. Сегодня утром американцы бомбили наш госпиталь. Убили двенадцать раненых. Убили двух медицинских сестер. Убили врача-хирурга, который в это время делал операцию. Врач был мой отец. Но я не плачу, товарищ Минь!

Минь. В какой госпиталь вы отправите товарищей Тьена и Николая?

Чань. В джунглях есть резервный госпиталь.

Минь. Товарищ Чань, послушайте биение сердца у наших героев.

Чань (склоняется к груди Тьена). Я слышу сердце твоего товарища Тьена. (Склоняется к груди Николая. Слушает долго в полной тишине.) Какие-то далекие неслышные толчки. (Берет руку Николая. Пытается найти пульс.) Ветер...

Минь. Что ветер?

Чань. Мешает ветер... (После паузы.) Очень тихий, очень редкий...

Минь. Но есть?

Чань. Кажется, есть.

Минь. Он должен быть, Чань... Он обязательно должен быть. В Москве товарища Николая ожидает невеста. Он ее любит так же, как я люблю тебя, Чань. Я видел ее...

Чань. Она его любит так же, как я люблю вас, товарищ Минь...

Сирена санитарной машины.

Боец (входя). Санитарная машина пришла.

Минь. Лично вам, товарищ Чань, мы вверяем жизни наших боевых друзей. Пусть они и сейчас будут рядом, как кровные братья.

Чань. Мы сделаем все. Сделаем все!

Тьена и Николая осторожно кладут на носилки и на поднятых руках уносят. Минь и бойцы сопровождают носилки.

Минь (вернувшись). Приказываю занять боевые посты.

Бойцы бегут к ракетной установке. Вой сирены.

На просцениуме, в луче света, — Ведущий.

Ведущий.

А жизнь так хороша! О, как она прекрасна!Овеянная солнечными бликами!Жизнь трудная, суровая, опасная,Жестокая, прямая, многоликая!

Свет гаснет.

Декорация та же, что и во второй картине второго действия. Стены. Портрет Дэвида. Кожаные перчатки. Скрещенные весла. Черные шторы, пронзенные солнечным светом. Приглушенная музыка. Стоящая у портрета Элизабет.

Быстро входит Роберт.

Роберт (обернувшись, кричит в лицо вошедшему за ним отцу). Я не пойду в армию! Не пойду!

Брайен. Нет, ты пойдешь! Ты не можешь не пойти!

Встрепенулась Элизабет, неслышно вышла из комнаты.

Роберт. А я говорю: не пойду!

Брайен. Я не позволю запятнать честь нашей американской семьи!