Мать. Дело Артамоновых - Максим Горький

Сказанное ни в коей мере не позволяет отождествлять характеры Петра и его отца. Даже в том, что дает повод говорить о сходстве между ними, явственно выступают их различия. От Ильи-старшего к Петру и Алексею, а от них — к Мирону и Якову идет процесс крутого понижения характеров, распада их, измельчания. Но этот процесс глубоко закономерен. Стяжательские, хищнические, «разбойничьи» черты Ильи-старшего готовят и хитрую, азартную «игру с делом» Алексея, и раздвоенность Петра (его страх перед своим двойником-врагом и растущее осознание себя лишь «невольным зрителем» жизни — все это получит развитие в итоговой эпопее М. Горького, в образе буржуазного интеллигента Самгина, пытающегося спрятаться от бурного хода истории в своем маленьком «я»). А эти черты Петра и Алексея предопределяют окончательный духовный крах, полное моральное банкротство последних представителей артамоновского «дела».

В связи с замечанием о том, что Илья-старший был для своих детей не столько отцом, сколько хозяином, следует отметить, что для них, рано оставшихся без матери, это имело особое значение, усиливая чувство сиротства. Раннее сиротство героев — одна из наиболее устойчивых деталей горьковских романов. Горемыка Павел в первой (одноименной) повести М. Горького, Андрей Находка в «Матери» и герой «Исповеди» — подкидыши. Рано остается без матери, а потом и без отца Фома Гордеев, так же складывается судьба Матвея Кожемякина и героя «Жизни ненужного человека». Сироты — все три героя «Троих». Даже если родители героев живы, мотив сиротства начинает звучать в связи с семейным разладом и другими обстоятельствами, лишающими героев настоящего детства, — так случается с Климом Самгиным.

Как объяснить, что писатель наделил сходной чертой столь разные судьбы столь разных героев — и близких ему, и бесконечно далеких и чуждых? Ему важно было, чтобы его герой с самого начала оказался в положении, которое как-то отличает его от окружающих, от «нормальных» представителей «нормального» бытия, и ставит хоть немного особняком. Правда, у разных людей это имеет совершенно разные последствия: у одних это (вместе с многими другими обстоятельствами) приводит к стихийному бунту одиночки против буржуазного общества, у других — к стремлению занять место в единой революционной семье, у третьих — к обострению страха перед жизнью и желанию как-то спрятаться от нее.

Мотив сиротства варьируется так многообразно, что читатель не замечает повторений, да, собственно, и не может заметить: никаких повторений у Горького действительно нет. Однако во всех отмеченных случаях писатель стремится достигнуть и достигает одного общего результата: он показывает воздействие не только среды на человека, но и человека на среду, подчеркивая ответственность человеческой личности перед жизнью, обществом, историей. Не все люди оказываются на высоте этой ответственности, и тогда одних ждет трагедия, а других — духовное банкротство.

Закономерный процесс понижения характеров Артамоновых Горький раскрывает не только путем прямого изображения их судеб, по и с помощью сложных художественных приемов, в частности — лейтмотивов (много раз повторяется фраза юродивого Антона: «Кибитка потерял колесо», приобретающая символический смысл) и целой системы широко развернутых метафор. Об Илье-старшем говорят, что он «не лисой живет, а медведем». Сталкиваясь с ним, дремовский городской староста Баймаков чувствует «себя так, точно на него медведь навалился», и то же чувство испытывают многие, глядя на его «длинную лапу» и со страхом думая: «Экой зверь».

Все эти штрихи «подкрепляются» тем, что Илья любит медвежью охоту, ходит на медведя с рогатиной и стремится привить страсть к этой опасной забаве Петру и Алексею. Об Алексее уже никак не скажешь, что он «не лисой живет, а медведем». В юности он «урчит, как медвежонок», а потом в нем все более заметной становится «лисья изворотливость», и его все чаще называют «лисой». Илья-старший выходил с рогатиной на медведя — племянник забавлялся посаженным на цепь медвежонком, пока тот не вырос, — тогда Алексей воткнул рогатину в его живот. О Петре в романе не раз говорится, что у него «маленькие, медвежьи» глаза, но при этом речь идет не о силе его и напористости, а о прямо противоположных качествах: о том, с каким недоверием и затаенным страхом вглядывается он во все и всех. Чем большую тревогу внушает Петру «дело», тем больше оно кажется ему зверем. Он признается: «Это неправильно говорится: „Дело — не медведь, в лес не уйдет“. Дело и есть медведь; уходить ему незачем, оно облапило и держит».

Вплетенная в ткань романа, эта система сравнений воздействует на читателя менее заметно, чем при таком ее выделении. Но если она воздействует менее заметно, то — более сильно, заставляя читателя не только понять, но и почувствовать, каким неотвратимым и неуклонным был процесс человеческого измельчания Артамоновых, процесс, в котором выразилась вся противочеловечная, звериная сущность капиталистического «дела».

Для читателя ясно, что одной из главных причин этого процесса в конечном счете является духовное раскрепощение рабочей массы, которая осознает себя истинным хозяином жизни. Правда, в романе говорится, что «быстро портится народ», что «рабочие становятся все капризнее, злее, чахоточнее, а бабы все более крикливы…» и т. п. Но таким все это представляется Петру, который мечтает: «Запрячь бы всех в железных хомуты».

Легко понять, чем вызвана злоба Артамоновых против рабочих, которые недавно казались им такими тихими и покорными (ткачи артамоновской фабрики не приняли активного участия в событиях 1905 года, — некоторые из них даже стали защищать «своих» хозяев от «чужих» рабочих). Тихон Вялов передает Петру слова рабочего, одного из семьи «бесчисленных Морозовых», чей старейший представитель когда-то с такой патриархальной кротостью относился к родоначальнику «дела»: «…которое дело чужими руками строится — это вредное дело, его надо изничтожить…» Еще большую ненависть должны были вызвать у Петра слова рабочего: «…все — от нас пошло, мы — хозяева!» И когда в 1917 году Захар Морозов оказывается во главе красногвардейского отряда города Дремова, Тихон Вялов имеет право сказать своему бывшему хозяину: «Это — против тебя война, Петр Ильич… Вот наступил на вас конец… Потеряла кибитка колесо…»

Фигура Тихона Вялова, бывшего крестьянина, потом землекопа, потом дворника Артамоновых, — самая сложная в романе, даже (во всяком случае, до финала, когда многое проясняется) загадочная. М. Горького беспокоило, что критики, говоря о романе, «всегда забывают отметить фигуру Тихона Вялова, а она не зря воткнута в жизнь Артамоновых».[10] Он даже заметил однажды, что Тихон в этой книге — «главный ее герой».[11]

В романе есть немало эпизодов, объясняющих, почему могло прозвучать такое замечание. Проходя через все повествование, Тихон Вялов является самым неприятным и ненавистным человеком для Петра Артамонова, который тем не менее часто вольно или невольно повторяет многие «Тихоновы слова». Вялов одновременно и притягивает к себе и отталкивает Никиту, явно влияя на всю его судьбу. Именно от Тихона идут первые толчки, отодвигающие Илью-младшего от отца и от «дела». «Что это за человек, Тихон? — спрашивает у самого себя Петр. — На все вокруг падает его тень, его слова звучат в ребячливых речах сына, его мыслями околдован брат». Мысли Тихона раскрываются в целой серии афоризмов, среди которых особое значение имеют изречения об артамоновском «деле»: «Дело, как плесень в погребе, — своей силой растет»; «Дело — перила человеку; по краю ямы ходим, за них держимся»; «Делам черт Каина обучил…»; «Человек — нитку прядет, черт — дерюгу ткет, так оно, без конца, и идет» и т. д. Много раз говорится о «мерцающих» глазах Вялова, — они «мерцают», когда он смотрит на Артамоновых и когда трудно понять, что в них: простое любопытство или ненависть? В самом деле: что за человек Тихон?

Критики сперва обходили эту фигуру, а когда стали присматриваться к ней — не сразу раскрыли ее сущность. Некоторые пришли к выводу, что в лице Тихона Вялова дан обобщенный образ крестьянской массы. При этом возникало представление о простой и ясной расстановке сил в романе: Артамоновы — буржуазия, Морозовы и другие — рабочий класс, Тихон Вялов — крестьянство. Но такому широкому толкованию образа Тихона явно противоречат многие его черты, хотя бы то, что он — «с рабочими груб, как полицейский, они его не любят…». Правда, таков он в представлении Петра Артамонова — в представлении явно необъективном. Однако Тихон сам говорит о себе в финале романа, имея в виду войну народа против таких, как Петр Артамонов: «А я, как был, в стороне…»

В критике была высказана и мысль о том, что в Тихоне Горький действительно изобразил всю крестьянскую массу, но изобразил неверно, со скептицизмом, который был пережитком его ошибок 1917–1918 годов. Но такому выводу прямо противоречит текст романа: Никита с полным правом говорит о Тихоне, что его «обидел кто-то, он и оторвался от всех, как разоренный…». Сам Тихон рассказывает в финале, что он, наблюдая за Артамоновыми, утратил те представления, которыми жил раньше: «Веры… лишили вы меня; не знаю, как теперь и умереть мне. Загляделся на вас, беси…» Образ оторвавшегося от крестьянской среды человека не мог претендовать на воплощение сущности крестьянства как класса. В критике был высказан и такой взгляд на Тихона, что он не только не является представителем массы, но прямо враждебен ей: «доносит» хозяину на рабочих и т. д. Но это было уже совсем несерьезно: ни на кого Тихон не «доносит», и нельзя не чувствовать, какой глубокий и подлинно народный характер имеет растущий в нем гнев против мира Артамоновых. Приходится снова задать вопрос: что же за человек Тихон?