Затерянный город - Улисс Мур

— Что это был за человек… Кто? — удивилась госпожа Блум, опуская книгу. Она всегда допоздна читала одну и ту же книгу.

Наверное, у нее нет конца, думала Анита.

Она повернулась на подушке и заглянула маме в глаза.

Мягкий свет лампы окутывал женщину, волосы ее пахли шампунем, а дужки очков казались позолоченными палочками.

— Ты похожа на Вирджинию Вулф, — сказала Анита.

Ее мама усмехнулась и опустила книгу:

— Я думаю, тебе уже давно пора спать.

— Но мне не хочется.

Госпожа Блум положила в книгу закладку и протянула руку к лампе на тумбочке, намереваясь погасить свет:

— Ты спросила… Кого ты имела в виду?

— Французского художника.

— Мориса Моро?

— Да, именно его. Что это был за человек?

Щелк. И свет погас.

Комната погрузилась в темноту, но вскоре глаза Аниты привыкли ко мраку, и она стала различать контуры предметов в лунном свете, лившемся в окно.

Они всегда спали с открытыми ставнями.

— Это был очень своеобразный человек, который не вписывался ни в какие схемы, — ответила дочке госпожа Блум, натягивая одеяло по самый подбородок. — Он иллюстрировал детские книги.

— В самом деле? А какие детские книги?

— Главным образом о путешествиях. Вроде «Путешествий Гулливера», читала?

— Про остров лилипутов и остров гигантов?

— Верно. И еще он иллюстрировал «Странствия Сэра Джона Мандевиля». И «Миллион» Марко Поло.

— Итальянского путешественника, который побывал в Китае.

— Молодец.

— Томми показал мне свой дом, — объяснила Анита, откидываясь на подушку. — Но он говорит, что это не настоящий его дом.

— Нет особой разницы между настоящим домом и не настоящим, — заметила ее мама. — Важно, как смотреть на вещи… Если нам удобно считать его настоящим… значит, он настоящий, вот и все.

— Но Томми говорит…

— Томми много чего говорит, — засмеялась госпожа Блум.

Анита поняла, что хотела сказать мама, и тоже посмеялась.

Они помолчали.

— У него в самом деле была обезьяна?

— Анита, попробуй уснуть.

— Так это правда или нет?

— Да. Правда. Он привез ее из Африки, куда попал через Гибралтарский пролив.

— Он был в Африке?

— И во многих других местах. Он был великим путешественником.

— И рисовал все места, где бывал?

— Во всяком случае, нечто похожее. — Госпожа Блум зевнула. — Скажем так, он рисовал места, какие ему нравились, не особенно заботясь о том, бывал там или нет.

— Но ты-то знаешь, бывал он там или нет?

— Вот поработаю пару месяцев, верну этим фрескам их настоящие краски, тогда, может быть, и узнаю. А теперь… спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Помолчав некоторое время, Анита снова заговорила:

— Мама!

— Что?

— Покажешь завтра, где нарисована обезьяна?

— Анита…

— Ты же сказала, что он нарисовал ее. Покажешь?

— Хватит разговаривать, Анита…

— Ну, пожалуйста!

— Анита, послушай, уже двенадцать часов, наверное. А завтра тебе в школу, и…

— Я очень хочу посмотреть на эту обезьяну!

— Не сможешь. Этот рисунок на потолке.

— Поднимусь с тобой на леса.

— Твой отец…

— Но мама!

— Ох, ну хорошо…

— Обещай.

— Обещаю.

И Анита наконец уснула.

Утро пролетело как один миг.

Анита вернулась из школы, горя нетерпением. Дома ее ожидал обед, который нужно разогреть, и множество записок от мамы с объяснениями, как это сделать.

Анита пренебрегла ими и, лишь бы побыстрее, съела обед, не разогревая, посмотрела в дневнике, какие нужно приготовить уроки на завтра, выбрала нужные учебники и тетради и сунула их в рюкзак.

— Ты готов в путь? — спросила она Мьоли, сидевшего на холодильнике.

Анита вяла котенка и сунула в карман куртки, и Мьоли очень неплохо устроился там, высунув мордочку и две белые лапки.

— Идем!

Анита двинулась по улице, перешла мостик и пробежала по площади Борго, придерживая карман, чтобы котенок не вывалился.

В яркий солнечный день, когда берега оживлены, когда на канале Джудекка бурлит плавучий овощной рынок, Разрисованный дом нисколько не пугал. Самый обыкновенный старый венецианский дом с белым кружевным рисунком крыши и со всеми приметами своего возраста. А в этот день госпожа Блум открыла к тому же все ставни.

Анита вошла в вестибюль. Узкая лестница залита светом. Солнце вливается в распахнутые окна, и в его лучах пляшут тысячи пылинок. Анита прошла в сад, в увитую виноградом беседку, и оставила рюкзак возле столика.

Мьоли выбрался из кармана.

— А ты смотри веди себя хорошо! — велела ему девочка. — Понял? Мне совсем неохота искать тебя по всему городу, как вчера!

Котенок поднял голову и стал вылизывать свою шерстку, и Анита приняла это за согласие.

— Будь умницей! — добавила она и вернулась в вестибюль, собираясь подняться к маме.

Сверху, из большого зала на третьем этаже, доносилась музыка.

— Привет! — крикнула Анита маме.

Та находилась на самом верху лесов и наклеивала липкую бумагу на потолочные балки.

— Привет! — откликнулась художница-реставратор. Потом вздохнула и опустилась на колени. — Если бы только твой отец знал, что я позволяю тебе такое…

— А что?

Госпожа Блум указала Аните на одну из металлических стоек, которые поддерживали леса:

— Посмотри сюда. Видишь вот эти пазы. Поднимись по ним, как по ступенькам. Но будь осторожна.

Анита тотчас начала взбираться на леса, и они задрожали.

— Осторожней!

Девочка быстро поднялась наверх к матери.

— Вот моя обезьянка… — произнесла шутливым тоном госпожа Блум, взъерошив дочери волосы. — Будь осторожна. Закружится голова — опустись на четвереньки.

— Хорошо.

— И самое главное… не урони ведро с краской. Оно обойдется мне дороже платы за твое лечение.

Анита показала маме язык. Она понимала, что та шутит. И ей нравилось это. Так шутят взрослые.

И сейчас ей не терпелось поскорее увидеть обезьяну.

— Где она? — спросила Анита.

Ее мама прошла на противоположный край площадки, к самому углу.

— Вот здесь, — сказала художница-реставратор, поднимая светильник, и ярким белым лучом осветила обезьяну с живыми, хитрыми глазами, короткой рыжей шерстью и густыми бровями.

— Вот это да! — воскликнула Анита.

Удивительно, но она представляла ее именно такой. Навсегда запечатленной здесь рукой ее хозяина. Обезьяна выглядела нахальной, любопытной и в то же время, странное дело, умной. И смелой, даже сказала бы Анита.