Окончательный вывод - Рекс Тодхантер Стаут

С этими словами она вышла из кабинета. Я метнулся в прихожую, чтобы открыть входную дверь. Благодарности и слов на прощание я не ждал – и не получил.

Вернувшись в кабинет, я встал перед столом Вулфа и, глядя на шефа сверху вниз, утвердительно произнес:

– Значит, это она напечатала.

– Разумеется, – кивнул он. – Я не…

– Прошу прощения, но давайте я сам попробую. С первого взгляда на письмо вам, как и мне, стало ясно, что человек, который его печатал, бьет по клавишам неравномерно. Потом, пока я звонил, вы рассматривали письмо, вас осенило. Вы сравнили буквы с клавишами и заметили, что все слабо пропечатанные буквы расположены на клавиатуре слева – не просто левее центра, но на левом краю. W, F, A, S и D. Поэтому вы предположили, что печатал кто-то, умеющий делать это десятью пальцами, а не двумя или четырьмя, и что…

– Что, возможно, он печатал вслепую…

– Прошу прощения, но я не закончил. Насчет «вслепую» – это лишь ваши домыслы. По какой-то причине безымянный палец и мизинец на левой руке нашего неизвестного били по клавишам слабее, чем другие пальцы. Ладно. Я присоединился к вам после ланча, когда вы читали, прямо перед ее приходом. Вы видели, как я сравниваю письмо с клавишами машинки…

– Не видел. Я читал.

– Почему-то я вам не верю. Вы ничего не упускаете, хотя частенько притворяетесь, будто упустили. Меня вы точно видели. Потом пришла мисс Атли, и вы меня снова опередили. Согласен, сам заслужил. Мое зрение не хуже вашего, находился я ближе, чем вы, но вы первым обратили внимание на то, что кончики двух пальцев на ее левой руке обесцвечены и слегка раздуты. А я проморгал. Конечно, когда вы сказали, что нам необходимы ее отпечатки, я тоже это заметил. Так что забудьте мои слова насчет «сам заслужил», ведь я сообразил, от чего пострадали ее пальцы. Ну, все верно?

– Да. Не считая того, что это по-прежнему предположение, а не факт.

– Мы практически его подтвердили и заработали вам пятьдесят тысяч. По-вашему, просто совпадение, что она, опытная машинистка, живущая в доме нанимательницы, ушибла два пальца на левой руке ровно настолько, чтобы продолжать ими печатать? Чушь собачья! Хоть режьте, эту отговорку я не приму. Потом вы заставили ее прочитать объявление, убедились, что она все запомнила, рассчитывая, что она донесет суть послания до мистера Нэппа… Почему вы позволили ей уйти?

– Выбор был невелик, – ответил Вулф. – Либо она уходит, либо мы ее прижимаем. Как думаешь, она сдалась бы?

– Нет. Крепкий орешек.

– А если мистер Вейл уже мертв, что вполне возможно, было бы непростительным промахом раскрывать перед ней наши подозрения. И если он жив – тоже. Она бы посмеялась надо мной, только и всего. Задержать ее силой, взять в заложницы по подозрению, пускай обоснованному, и известить мистера Нэппа, что мы готовы обменять ее на мистера Вейла? Вариант, конечно, однако как связаться с мистером Нэппом? Публиковать второе объявление слишком поздно. У тебя есть идеи?

– Найдутся. Я напрошусь на встречу с миссис Вейл, под любым предлогом, и исхитрюсь, так или иначе, напечатать что-нибудь на машинке, которой пользуется Дина Атли. Разумеется, это письмо она могла напечатать на другой, но все равно мы сможем сравнить шрифты.

Вулф покачал головой:

– Нет. Ты мыслишь смело и бываешь порой деликатным, но мисс Атли наверняка насторожится. Кроме того, вспомни, о чем она спрашивала: помогут ли мои расспросы вернуть мистера Вейла живым? Словом – нет.

Он бросил взгляд на часы. Через десять минут ему предстояло удалиться на ежедневную двухчасовую встречу с орхидеями в оранжерее – с четырех до шести, как обычно. Еще можно прочитать несколько страниц. Он потянулся за книгой и раскрыл ее на заложенном месте.

Глава 3

Возможно, я внушил вам неверное представление о Джимми Вейле, поэтому спешу исправиться.

Возраст: тридцать четыре года; рост: пять футов десять дюймов; вес: сто пятьдесят фунтов. Темные глаза, иногда подернутые ленивой поволокой, иногда яркие, блестящие от возбуждения. Прилизанные темные волосы, почти черные, правильное бледное лицо с большим ртом. Видел я его ничуть не реже, пожалуй, чем его жену, поскольку в театры и рестораны они, как правило, ходили вдвоем. В 1956-м он устроил целое представление в «Глори хоул» в Гринвич-Виллидже – полчаса болтал беспрерывно, отпуская язвительные замечания обо всем на свете. Тогда-то и приметила его Алтея Теддер, вдова Харольда Ф. Теддера, а год спустя вышла за него замуж, или он на ней женился, в зависимости от того, кто это рассказывает.

Полагаю, любая женщина, выходя замуж за мужчину лет на десять моложе себя, становится мишенью для злословия даже среди друзей, не говоря уже о недругах, как бы ни обстояли дела в действительности. Конечно, нередко сплетни не более чем пустые домыслы. Джимми Вейл нравился женщинам всех возрастов, они хотели быть с ним, спору нет, а сам он, нет сомнений, мог бы погуливать налево от супруги хоть семь дней в неделю, возникни у него такое желание, но лично я ничего подобного за ним не замечал. Как по мне, он, если отбросить досужую болтовню, был просто примерным мужем. Я ждал, что она попросит Вулфа последить за ним, потому что стараниями друзей узнала о части слухов.

Между прочим, двадцать пять лет назад она тоже произвела фурор – Алтея Перселл, молочница в пьесе «Луговой жаворонок», бросила театр, чтобы стать женой мужчины старше себя и намного богаче. У них родились двое детей – сын и дочь. Я видел их пару раз во «Фламинго». Теддер умер в 1954-м, и Алтея выждала положенный по приличиям срок, прежде чем снова выйти замуж.

По правде говоря, ни Джимми, ни Алтея не совершили ничего предосудительного или хотя бы скандального за четыре года своего брака. В газетах их имена мелькали часто, но лишь потому, что от них постоянно ожидали чего-то этакого. Она бросила Бродвей на взлете карьеры, чтобы стать женой богатого и довольно знаменитого мужчины средних лет, а он отказался от славы у микрофона ради женитьбы на богатой женщине средних лет. Когда подобная парочка наследует дом и капиталы Теддера, можно ожидать чего угодно, вот пресса и ждала.