Ураган в сердце - Кэмерон Хоули
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Возьмите мне четыре пробирки крови.
Не сдержавшись от нетерпения, он выхватил у нее из рук шприц и взял кровь сам, не замечая озадаченного взгляда Рагги.
– А теперь гепарин, доктор Рагги.
Больной подал голос:
– Мистеру Краучу звонить будете?
– Да, прямо сейчас, – кивнул Карр и добавил: – Я сам этим займусь. Мы вас сейчас в постель уложим, мистер Уайлдер, я наведаюсь к вам через несколько минут.
Снаружи стоял телефон, но Карр прошел мимо него: ему нужна была лишняя минута-другая, чтобы настроиться и внутренне согласиться вот с чем: кого бы мистер Крауч ни избрал для своего сотрудника в качестве кардиолога, тот и в самом деле окажется высокоуважаемым специалистом.
3
За долгие годы Мэтью Р. Крауч выучился вполне сносно сдерживать свои эмоции. В большинстве случаев он сохранял самообладание, подобающее на склоне лет человеку богатому и умудренному, главному акционеру и главному административному руководителю «Крауч карпет компани». Но сейчас мистер Крауч был у себя дома, а не в конторе, а потому он с размаху швырнул телефонную трубку, взвыв, словно выведенный из себя терьер, и уставился на жену.
– Что случилось, дорогой? – тихо спросила Эмили. Вопрос прозвучал успокоительным напоминанием: после тридцати девяти лет супружества не было совершенно никакого смысла пытаться хоть что-то скрыть от нее.
Глубоко вздохнув и обретя наконец способность говорить, муж сообщил:
– У Джадда Уайлдера сердечный приступ. – Главное было сказано, барьер преодолен, и уже ничто не сдерживало. – Что, прости господи, мы творим с этими ребятами?! Сэм Харрод, Мак, теперь – Джадд. Если мы и его еще потеряем…
– Думай что говоришь, Мэт, – повысила голос Эмили и, вытянув руки, схватила его за запястья. – Твоей вины тут нет. Сию минуту выкинь это из головы.
– Что-то не так. Трех человек за один год не теряют. Молодых мужчин…
– Маку было почти шестьдесят.
– Зато Джадду всего… ему никак не больше… – Крауч быстренько прикинул в уме, помня, что Джадду Уайлдеру было тридцать два, когда в 1952 году он взял его на работу. – Бог мой, Эмили, ему же всего сорок четыре!
Цепкие руки Эмили крепко тряхнули его за плечи, жест грубый, никак не походивший на голос, каким она спокойно урезонила:
– Мэт, он еще не умер.
– Сэм Харрод тоже не загнулся, но ты посмотри, на что он стал похож.
– Мэт! – Выкрик ожег не хуже пощечины.
– Ладно, ладно, – сдался он. – Только это правда. До своего приступа Сэму черт был не брат, лучший закупщик шерсти во всей отрасли. А теперь квохчет, как курица на яйцах, шагу ступить боится до смерти.
– Есть люди, которые с этим справляются, – перебила она его, все еще жаля голосом.
Муж не сразу понял ее. Потом смысл сказанного ударил резко и больно, и он ответил быстрым выпадом:
– У меня это было не с сердцем!
– И не о сердце Сэма Харрода речь идет в данном случае.
Он ушел в сторону:
– Джадд слишком уж усердствовал. Я знал это. Пробовал уговорить его сбавить обороты. Черт, я должен был заставить его!
– Мэт, прекрати. Твоей вины тут нет, и ты это знаешь.
Он глубоко вдохнул, шумно выдохнул, как бы признаваясь жене: твоя взяла.
– Где он? – задала вопрос Эмили: напоминание, что она слышала лишь то, что говорилось в телефонную трубку с одного конца.
– Там, за Марафоном. Какая-то сельская больничка… Окружная мемориальная. Помнится, я видел это место: прямо перед тем, как на автостраду выезжать.
– Там это и случилось, на автостраде?
– В дороге, когда он из Нью-Йорка ехал с Маком, тогда то же самое было, – бормотал Мэтью, вертя головой, словно она у него кругом шла, стараясь избавиться от кошмара, так долго мучившего его, разделяя страх, который, должно быть, охватил Мака, когда тот, смертельно пораженный, пытался взмахами руки привлечь хоть кого-нибудь на помощь. Когда наконец полицейский патруль остановился возле него, Мак был уже мертв. – Мне ненавистен этот чертов городишко!
Эмили не сводила с него глаз, ее побледневшее лицо стало прелюдией к неожиданному восклицанию:
– Ой, Мэт, раз он возвращался из Нью-Йорка, какой это ужас для нее!
– Кого?
– Кэй. Ее корабль отплыл сегодня.
– С нее станет!
– Ну знаешь, Мэт…
– А ты бы отправилась шляться по Европам сама по себе.
– Она не сама по себе. Там Рольф. И еще у нее там эта старушка, ее тетка.
– Ладно, ладно, только я все равно скажу…
– Мэт, раскинь мозгами. Кэй и знать ничего не могла, что может случиться что-то подобное.
– Ей следовало бы знать. Мне следовало знать. А я и знал. Твердил ему без конца, что он должен сбавить обороты, поспокойней быть. Черт, мне следовало бы заставить его!
– Мэт, перестань винить себя. Откуда тебе было…
– Вот, он там лежит с сердечным приступом и о чем, ты думаешь, тревожится? О том, чтобы утвердить гранки отчета для акционеров, чтоб мы смогли разослать его во вторник. Черт побери, это моя вина! Это я подгонял его с отправкой по почте до…
– Мэт!
– Ладно, ладно, только не так-то это было важно. Да и все не важно.
Эмили принялась успокаивать:
– Вряд ли все так уж и плохо. Ведь он был вполне в сознании, чтобы попросить кого-то, тебе кто звонил?
– А-а, какой-то доктор сказал, что его фамилия Карр. Главный терапевт у них, что бы это ни значило в такой-то больничке, как эта.
– И что ты собираешься делать, вызвать туда сердечного специалиста?
– Полагаю, так, – хмуро кивнул он. – Только вот что я тебе скажу: это не будет тот тип из Филадельфии, кого мы приглашали к Сэму Харроду.
– Мэт, ты не можешь винить никого из врачей за то…
– Черта с два не могу. Могу и виню. До того как он взялся за Сэма.
– Ты просто не любишь врачей, вот и все.
– А за что мне их любить? Ты ж знаешь, что они пытались со мной сделать. Да если б я их послушался…
– Как тебе этот доктор Карр показался?
– Ничуть не хуже любого из них, полагаю.
– Ты ведь можешь позвонить кое-кому, расспросить про него, верно? Во всяком случае, можешь выяснить, чего он стоит.
– Кому мне звонить?
– А кто тот врач у Джадда, ты знаешь?
– Да этот миляга Хьюис, – сердито выговорил Мэтью сквозь стиснутые зубы, виня себя за то, что позволил Роджеру Старку уговорами добиться от него приглашения доктора Лаймана Хьюиса следить за воплощением новой блажи компании под названием «Программа оценки состояния здоровья руководства», которую Хьюис незамедлительно с выгодой использовал для расширения собственной частной практики. – А сделать я должен вот что: я сам туда поеду.
– Мэт Крауч, ты из этого дома – ни ногой! Туда ехать никак не меньше сорока миль, а при том, что дождь идет…
– Черт, я должен что-то сделать!
– Возьми и позвони Говарду Роббинсу. Он когда-то был президентом медицинской ассоциации, так ведь? Во всяком случае, он тебе хоть что-то про больницу эту расскажет, есть ли у них там условия.
Мэтью метнулся к телефону, схватил справочник: для него действия были лучшим средством избавиться от напряженного состояния.
– Его домашний телефон Тринити – 2 – 8604.
Крутя диск, Мэтью бросил вопросительный взгляд на жену, гадая, откуда ей известен телефон его врача. Должно быть, запомнила. Но зачем? Неужели все еще волнуется за него? Никаких гадостей у него нет, сейчас, во всяком случае. Он ту кочку давным-давно одолел. Вот что должен всякий мужчина делать: одолевать кочки, научиться выстаивать, когда отовсюду жмет. Это он и пытался втолковать Джадду. Убеждал его снова и снова. А Джадд просто не слушал. Зато теперь послушал бы. Человек о многом думает, лежа на больничной койке.
Вдруг его словно кольнуло, будто кто под дых ударил исподтишка. А конференция?! Она на первое апреля назначена. Всего пять недель. Джадд же из строя выбыл, по крайней мере, на два месяца.
Тут он расслышал, как у него за спиной причитала Эмили:
– Просто в голове не укладывается, каким ужасом это обернется для Кэй.
4
Пока Джадда Уайлдера везли на каталке по длинному коридору, у него вновь появилась та же иллюзия, что и в карете «Скорой помощи»: ощущение, будто его перенесли куда-то далеко-далеко. Только сейчас, чего прежде не было, появился вызывающий тревогу предел движения. Лежа на спине и устремив взгляд вперед, Джадд воспринимал лампы на потолке, как ярко сияющие указатели расстояния вдоль неземного голубого бульвара, повторяющееся подтверждение того, что его везут все дальше и дальше по дороге с односторонним движением, которая едва существует только в поле его зрения и исчезает сразу позади него, не давая возможности вернуться, отрезая путь к избавлению.
Озадаченный несуразицей, Джадд попробовал побороть навязчивое ощущение летаргии, заставить себя отчаянным усилием удержать то, что так быстро ускользало. Теперь его страшило осознание того, что все, чего он добился в Нью-Йорке, вот-вот пойдет прахом. Никто не будет знать об обещаниях, на которых он настоял, об обязательствах, которые агентство согласилось взять на себя. Должен же быть здесь где-то диктофон. Надо бы все это записать, пока не станет слишком поздно.
