Мама для будущей злодейки - Хэйли Джейкобс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К тому же, можно было бы заключить, что Эрин, родив от любимого человека, должна была любить ребенка безмерно, но, видя, что взрослеющая дочь не похожа на Ника ни на грамм, да и на нее саму была похожа отдаленно, словно посредственная копия, в ней начала расти ненависть к дочери, которую она обвиняла в том, что та испортила ее жизнь.
Дальше только хуже.
В последнем дневнике Эрин было много бессвязных слов, сочилась злоба и ненависть к дочери, что своим рождением сломала ей жизнь и разрушила ее мечты, описывались наказания, которые мать применяла к родному ребенку…читать такое…нелегко.
Неудивительно, что Печенька плакала, даже капелька ласки от матери, которой она так отчаянно жаждала, для нее была подарком небес.
В носу щиплет. Моя малышка, сколько же ты успела испытать боли в таком возрасте.
Эрин сошла с ума. Скорее всего, она сама покончила с собой, никто ее не подстрекал, и это вряд ли было убийством. Я вспоминаю пузырьки с лекарствами на кровати. Вероятная причина смерти: передозировка препаратами.
В романе же о том, что пережила Пенелопа до гибели матери не было ни слова. Да что и говорить, и после того, как злодейка попала в приют жизнь была у нее не лучше, но и об этом упоминается в двух-трех предложениях. На деле же, и вовсе должно было быть гораздо, гораздо хуже.
Прошлое не оправдывает грехи человека, но я могу понять обиду и боль Пенелопы. Жизнь Корделии, сводной сестры, которая купалась во всеобщей любви и не знала невзгод для Пенелопы казалась несправедливостью.
«Почему страдать должна была только я?» – не раз спрашивала, срывая голос, и не получала ответа обиженная на мир антагонистка романа.
Чтобы свет сиял ярче, в его окружении необходима тьма. Если есть главная героиня, разумеется, должен существовать и злодей. Может быть, поэтому…
– Мама? – детский голосок вырывает меня из вороха мыслей. – Ты опять плачешь?
А я даже не заметила. Быстро вытираю влагу с щек и шмыгаю носом.
– Все хорошо, доченька. Мама просто…просто вспомнила кое-что плохое.
Пенелопа хлопает глазками.
До чего же она похожа на меня. Просто копия маленькой Арины. Будто в зеркало на лет пятнадцать назад смотрюсь. Только волосы у Печеньки темнее, не такие, как у прошлой меня и точно не такие, как у златогривой Эрин. В остальном же, просто копия. Хотя, да, сходства с родной матерью у Пенелопы не так чтобы много. Про подобных ей деток говорят, что сама на себя похожа.
Но у нас троих, Пенни, Арины и Эрин общее одно – эти каре-зеленые глаза.
– Мама, не плачь. Я же с тобой, не плачь, – ладошка с пухленькими короткими пальчиками гладит меня по руке.
Приходится задействовать всю силу воли, чтобы снова не разреветься. Никогда раньше не испытывала ничего подобного.
Знать, что ты нужен этому маленькому человечку, что тебя бесконечно любят просто так, за то, что ты есть, нуждаются в тебе, зависят от тебя…это очень страшно, потому что ответственность за чужую жизнь колоссальная, и в то же время невероятно придает смысла твоему существованию, каждой прожитой минуте.
Не уверена, это ли чувство то самое, которое поймешь только тогда, когда обзаведешься собственным чадом, но для меня такие эмоции точно в новинку.
– Да, Печенька, – обнимаю худенькое тельце, вдыхаю сладкий запах коротких кудряшек, – Ты же со мной, так что мама больше плакать не будет. Обещаю.
Мы сидим в обнимку до тех пор, пока Пенелопа не засыпает. Не знаю, как долго она звала свою маму у кровати, а та все не просыпалась. Может, девочка и вовсе не спала ночью? Даже представить не могу, что в тот момент испытывала будущая злодейка романа, тщетно пытаясь разбудить единственного близкого человека.
Беру осторожно дочь на руки и отношу в соседнюю от той спальни, где очнулась, комнату.
Кроме хлипкой на вид кровати и старого ящика здесь ничего нет. Даже ковра на полу. Очевидно, дневник описывал правдивые чувства Эрин, дочь она презирала; как к человеку, маленькому и беспомощному, точно не относилась.
Кладу Пенелопу на постель и укрываю одеялом. Потом бегу в спальню и приношу другое, мягкое и толстое, не то, что было у Печеньки раньше, эта тряпка только на выброс годится.
Укутав ребенка, только минут через пять замечаю, что стою, прислонившись бочком к дверному косяку, разглядывая сладко спящую дочь. До чего же она милая!
Разве виноват в чем этот ребенок? Это взрослые наделали ошибок. Нет, мы еще посмотрим, кто тут злодейка!
Миссия «Стать матерью за одно утро» успешно завершена. Теперь бы еще разобраться со всем остальным доставшимся в наследство багажом.
5
Захватив из кухни графин обычной воды, я возвращаюсь в комнату, в которой проснулась. Тревога никуда не делась, но решимости прибавилось на порядок. А может, это просто слез не осталось.
В романе Пенелопа Синклер была всего лишь расходным материалом, как персонажа с глубокими чувствами и проблемами ее точно никто не воспринимал, и в первую очередь сама ее создательница, моя Настя.
Вообще, на любую историю можно под разными углами взглянуть. В том сюжете, где главной героиней является Корделия Шервуд, Пенелопа определенно антагонистка. Если же представить ситуацию с точки зрения самой Пенни, то ее немезидой предстает не кто иной как сама Корделия.
Две сестры, но такие разные судьбы.
Росшая, не зная никаких проблем Корделия, и Пенелопа, которая сполна нахлебалась горя. Ее арка из невзгод и страданий должна была начаться сегодня со смертью матери, настоящей Эрин Синклер, имя которой так и остается на страницах книги неназванным.
После выпитого количества жидкости, я осторожно выхожу из спальни на поиски ванной комнаты, которая успешно обнаруживается в противоположном от кухни конце коридора. Вздыхаю с облегчением, завидев знакомую сантехнику. Настя, ты реально не хотела заморачиваться!
Однако, взяв снова в руки завещание на имя Эрин, я отодвигаю его назад.
В животе словно бездна открылась, никогда такое чувство голода не испытывала. Это так на мне отыгрываются последствия употребленного прежней хозяйкой тела лекарства? До этого от одного запаха яичницы воротило, а теперь желудок ожил.
Вспоминается содержимое холодильника, в котором мышь повесилась.
Черт.
Надо выйти из дома, сходить на местный рынок или в лавку, неважно, туда, где продается еда.
Незнакомый мир,