Сканеры - Роберт Зоннтаг

Водитель захохотал.

— Это солнечные очки, приятель, — он постучал пальцем по затемненным стеклам. — Ваш друг меня уже предупредил, что у вас на них аллергия. В зоне С, знаете, многие предпочитают конспирацию. Я ему ответил и вам повторяю — добавьте двадцатку, и я вас хоть голым покатаю.

Откинувшись на пассажирском сиденье, я пытался набросать план дальнейших действий. Встретиться с Бергманом. Найти предлог (какой, без понятия), чтобы ненадолго отлучиться. Одолжить у кого-нибудь Примочки (у кого их тут можно одолжить, я точно так же не знал). Вызвать суперсканеров. Задержать Бергмана. О чем-нибудь с ним разговориться. Дождаться, когда его схватят. Забрать свои деньги. Вернуться обратно.

А потом рассказать о своем приключении в Ультранете и получить новых друзей. Чтобы выбиться в топ-лист своего квартала, мне не хватало еще 6500.

На комментарии водителя, которыми он то и дело сопровождал происходящее, я довольно быстро перестал обращать внимание. Тот в ответ вызвал на лобовое стекло какую-то старую комедию и делал вид, что при этом все равно следит за дорогой.

Я смотрел в окно, отделявшее меня от зоны С тонированным стеклом. Единственным, что я в ней до сих пор видел, были остановки маглева. А также мелькавшие за окном все оттенки серого, ускользавшие от нас с Йойо, когда мы в поисках читателей прочесывали маглевы, следовавшие до конечных станций на окраине города, чтобы затем вернуться на родину, в зону А.

Тот, кому не посчастливилось найти работу в зоне А, перебирался в В. Кто не мог устроиться и там, хватался за любую соломинку. Зона С считалась территорией опасности, которую населяли одни пенсионеры — но опасность представляли не они, а те неблагонадежные субъекты, что оседали под стенами бесчисленных домов престарелых и спальных блоков пенсионного уровня. По крайней мере, в новостях ежедневно говорили о повышенной криминогенности этих районов.

«Теракт на очистительной фабрике в зоне С: 24 погибших».

«Убит пенсионер — похищены Примочки».

«После третьей эпидемии в дальних кварталах города введен карантин».

— Зона С считается территорией, где закон перестает действовать, — сказала мне как-то моя старая наставница после того, как загрузила в наши головы очередную порцию багажа знаний.

— Не знаю. Я там еще никогда не выходил, — пожал плечами я.

— С легкой руки Управзоны службы безопасности там попросту бездействуют.

— Почему? — спросил я.

— Потому что полиции это выгодно. Все асоциальные личности собираются в одном месте и не мешают поддерживать порядок в других зонах.

Она иногда любила говорить странные вещи.

Впрочем, за время поездки в такси я пока еще не заметил ничего подозрительного или опасного. Вероятно, асоциальные личности предпочитают работать ночью. Вместо этого повсюду встречались лишь люди с морщинистыми лицами, опиравшие усталые тела на костыли.

На голове у многих были устаревшие модели Примочек (первого поколения), которые только и могли, что помочь им найти дорогу домой.

В зоне С проживали беднейшие из беднейших. Но, несмотря на это, Примочки были почти у каждого. Это меня удивляло. До тех пор, пока комедия на лобовом стекле не прервалась на рекламу. После этого меня не удивляло уже ничего.

В зоне А, заключив договор на пять лет, можно было получить все что угодно. Набор из пятиста лучших фильмов для аниматора. Годовые проездные билеты на электробусы и метромаглев. Но реклама в зоне С выглядела абсолютно иначе.

«Моя вторая жизнь, — произнесла пожилая дама с Примочками на глазах, устроившись в шезлонге, — проходит в зоне А».

Юная девушка пробежала мимо пластиковых деревьев парк-холла с одного края стекла на другой и, обернувшись, остановилась около бокового зеркала.

«Ее вторая жизнь — это я, — произнесла девушка. — Раз в месяц я буду делать за вас все, что вы пожелаете. В течение всего дня. Займусь спортом в парк-холле, проведу вечер в ресторане с едой без ароматизаторов… Все, что захотите. С силой и энергией, которые есть только в двадцать лет! И только в зоне А».

Голос за кадром с неописуемой скоростью затараторил пользовательское соглашение.

— Что он там сейчас сказал? — спросил меня водитель.

— Что нужно всего лишь заключить невероятно выгодный контракт на пользование Примочками, — подвел итог я.

— Что значит «невероятно выгодный»?

Я не был уверен, действительно ли он хочет это знать или собирается просто меня позлить. Вполне возможно, одна и та же реклама выскакивает у него каждые пару минут, и в реальности ему просто не хватает общения с моей стороны.

— 120 минут рекламы в день на всю оставшуюся жизнь, — пояснил я. — Но в качестве бонуса вы получите 150 лучших друзей с премиум-аккаунтами.

— Друзья что, прилагаются?

— Только первые 150.

— И откуда эти друзья?

— Это люди, которые наилучшим образом подходят вам согласно данным вашего профиля.

— И что, поэтому они просто так станут со мной дружить? — Он ненадолго замолчал. — Как легко стало жить, не правда ли?

Мне надоело, и я опять отвернулся к окну. Многие мужчины носили бороды, достававшие порой до груди, и длинные седые волосы, они напоминали мне Арне Бергмана. У женщин были и дреды, и косы, и пучки на головах.

Старики сидели на скамейках у обочины. Ковыляли, опираясь на палку, по узким тротуарам. Электронная собака, перебирая колесами, тянула на поводке пожилую женщину. Изредка мелькали пары, ковылявшие, оперевшись друг на друга.

Люди неподвижно лежали на тротуаре. Это никого не интересовало. Нас тоже; я все равно ничего не мог бы поделать — то, что я видел, буквально приковало меня к сиденью.

— Как насчет принять немного надора? — подал голос таксист. — Пятерка за грамм?

Типичный «сишник», подумал я. Никогда не пробовал эту дрянь. Йойо глотал надор каждые пару дней. «И полный расслабон», — обычно говорил он. Я не хотел ничего об этом знать. Изначально надор был лекарством для пожилых людей. Санитары в С давали его жителям пенсионерских лагерей.

Вне подобных заведений надор всех возможных форм и расцветок — от порошка до таблеток — водился у дилеров.

— В другой раз, — отказался я.

Таксист покачал головой и вновь переключился на комедию на лобовом стекле. Мы продолжали углубляться в С. Кварталы становились все беднее и грязнее. Все серее. Все небритее.

Несколько стариков обступили кучу горящего мусора, протягивали руки к голубому пламени и потирали ладони.

— Июнь месяц, — кивнул в их сторону водитель.

Я кивнул.

— Что зима, что лето — теперь все едино, — продолжил он. — Температура куда хочет, туда и скачет. Я бы не удивился, если бы снег пошел.

Я вновь кивнул.

— Это все после последней войны. Погода творит, что ей заблагорассудится. Поверь мне. Я и не такое видал.

Охотно верю. Это вполне совпадает с тем, что о последней большой войне рассказывали мне родители. Я снова посмотрел в окно. Мужчины и женщины жались друг к другу, обступив костер. Виднелись темные полотнища палаток, привязанных за неимением лучшего к телеграфным столбам. Черные куски дырявой ткани. Ею же были обмотаны стоявшие у огня старики. Под одним из навесов проглядывала куча соломы. Наверняка искусственной. Видимо, они на ней спали.

— Лагерь «Надежда-48», — отозвался водитель. — Лично я его называю зоной D. Не грузись, дальше будет лучше.

«Лучше» было весьма относительно. Стариков на земле валялось еще больше. Они спали между кучами мусора, некоторые, проснувшись, пытались разодрать ногтями мусорные пакеты и копались в них. Этого мне по Ультранету еще никогда не показывали.

— У большинства просто передоз надора. Не волнуйся за них, малыш, — сердечно хлопнул меня по плечу таксист. Не таким уж он оказался хилым, как заявлял.

«Надор сделает вас сытым и счастливым, — гласил рекламный слоган фирмы-производителя. — Надор — ваш продукт питания для зрелого возраста». По Ультранету постоянно крутили ролики с сияющими от счастья пенсионерами. Пожилая пара — он в костюме, она в длинном платье — протягивала руку к двум таблеткам на серебряном подносе. Волшебные круглые таблетки исчезали во рту. Женщина расслабленно откидывалась в кресле. Всходило солнце, бросая свет на ее лицо. На заднем плане хор детских голосов пел песенку про надор:

«На-а-а-дор скуку победит! Вернет к жизни аппети-и-ит! На-а-адор голод утолит, о-о-от забот освободит! На-а-а-до-о-о-о-ор!»

— Надор действует именно так, и никак иначе, — вставал Йойо на защиту рекламного ролика. Но при виде пенсионеров, лежащих без сознания на обочинах, мои сомнения только крепли.

Суть действия надора была проста. Продукты стоили денег. Много денег. Даже у нас дома не всегда был полный ароматильник, а мы все-таки жили в А. Свежая еда на столе появлялась только по праздникам. Да и то не всегда.