Собрание сочинений - Карлос Кастанеда

— Наша сексуальная энергия — вот что управляет сновидением, — повторил он. — Нагваль Элиас учил меня, — а я учил тебя, — что ты используешь свою сексуальную энергию или для занятий любовью, или для сновидения. Третьего не дано. Причина, по которой я заговорил об этом, заключается в том, что твои трудности в понимании нашей последней темы — абстрактного — связаны с серьезными проблемами со сдвигом точки сборки.

— Так же было и со мной, — продолжал он. — Только когда моя сексуальная энергия освободилась от пут мира, все стало на свои места. Для сновидящих это является правилом. У сталкеров все наоборот. Мой бенефактор был, как ты бы выразился, распущенным в сексуальном отношении — и как обычный человек, и как Нагваль.

Дон Хуан был близок к тому, чтобы открыть мне деяния своего бенефактора, но потом, очевидно, передумал. Он тряхнул головой и сказал, что я слишком негибок для таких откровений. Я не настаивал.

Он сказал, что у Нагваля Элиаса был такой уровень внутреннего покоя, какой сновидящие приобретают лишь пройдя через невообразимые битвы с самими собой. И эту собранность он использовал для того, чтобы полностью погрузиться в задачу отвечать на вопросы дона Хуана.

— Нагваль Элиас объяснял, что для меня препятствием в понимании духа было то же самое, что и для него, — продолжал дон Хуан. — Он полагал, что существует два разных вопроса. Первый — потребность в непрямом понимании того, что такое дух, второй — непосредственное понимание духа. Когда поймешь, что такое дух, второй вопрос разрешится сам собой, и наоборот. Если дух будет говорить с тобой при помощи безмолвной речи, ты немедленно и в точности узнаешь, что такое дух.

Он сказал, что Нагваль Элиас видел причину трудностей в нашем нежелании принять идею существования знания без слов, которые должны объяснить его.

— Но у меня не возникает трудностей в понимании этого, — сказал я.

— Принятие этого утверждения не такая уж легкая штука, какой, по твоим словам, она для тебя является, — сказал дон Хуан. — Нагваль Элиас обычно говорил мне, что все человечество отошло от абстрактного, хотя когда-то мы, должно быть, были очень близки к нему. Оно, безусловно, было той силой, которая поддерживала нас. Потом произошло нечто такое, что отвратило нас от абстрактного. Теперь мы не можем вернуться к нему назад. Обычно он говорил мне, что ученику требуются годы, чтобы получить возможность вернуться к абстрактному, то есть понять, что знание и язык могут существовать независимо друг от друга.

Дон Хуан повторил, что сутью наших трудностей в возвращении назад к абстрактному является наш отказ принять возможность знания без слов или даже без мыслей.

Я уже было собрался возразить, что он говорит бессмыслицу, как внезапно с удивительной силой ощутил, что я что-то упустил и что его точка зрения представляет для меня чрезвычайную важность. Он действительно пытался сообщить мне нечто такое, что я или не мог уловить, или что вообще невозможно было до конца выразить словами.

— Знание и язык существуют раздельно, — повторил он мягко.

Я уже почти был готов сказать «я знаю это», словно действительно знал, — но промолчал.

— Я уже говорил тебе, что не существует способа говорить о духе, — продолжал дон Хуан, — потому что дух можно только испытать. Маги пытаются объяснить это обстоятельство, когда говорят, что дух не является чем-то таким, что можно увидеть или почувствовать. Но существует нечто такое, что всегда неясно вырисовывается перед нами. Иногда оно приходит к некоторым из нас. Но в большинстве случаев оно кажется нейтральным.

Я молчал, и он продолжал объяснять. Он сказал, что дух во многих отношениях подобен дикому зверю. Он держится на расстоянии от нас до тех пор, пока что-то не выманит его. Именно тогда дух проявляется.

Я возразил, что если дух не является сущностью или присутствием и не имеет сути, то как кто-то может выманить его?

— Твоя проблема заключается в том, — сказал он, — что ты полагаешься только на свое собственное понимание абстрактного. Например, внутренняя сущность человека или фундаментальный принцип являются для тебя абстракцией. Или, возможно, нечто менее смутное: характер, воля, мужество, достоинство, честность. Конечно, дух можно описать с помощью любого из этих понятий. Но вот что и есть самое непонятное — дух есть одновременно и все перечисленное, и ничто из них.

Он добавил, что то, что я считал абстракциями, — это или противоположность всех реальных вещей, которые я могу себе представить, или вещи, в моем понимании не имеющие конкретного существования.

— Тогда для мага абстрактное есть нечто, не имеющее параллели в условиях существования человека, — сказал он.

— Но это одно и то же, — закричал я. — Неужели ты не видишь, что мы говорим об одних и тех же вещах?

— Нет, — настаивал он. — Для мага дух есть абстрактное просто потому, что он знает его без слов или даже мыслей. Он есть абстрактное, потому что маг не может себе даже представить, что такое дух. И тем не менее не имея ни малейшего шанса или желания понять дух, маг оперирует им. Он узнает его, подзывает его, знакомится с ним и выражает его своими действиями.

Я безнадежно качнул головой, не в силах понять, в чем тут разница.

— Причиной твоего непонимания является то, что я употребил термин «абстрактное», чтобы описать дух, — сказал он. — Для тебя абстрактное — всего лишь слово, описывающее состояние интуиции. Примером является слово дух, которое не описывает разум или прагматический опыт и которое, конечно, служит тебе только для того, чтобы просто разбудить фантазию.

Я разозлился на дона Хуана. Я назвал его упрямым, и он начал смеяться надо мной. Он посоветовал мне подумать над утверждениями о том, что знать можно независимо от языка, не беспокоясь о понимании, и тогда, возможно, что-то прояснится.

— Подумай вот над чем, — сказал он. — Сама по себе встреча со мной не имела для тебя значения. В тот день, когда я тебя встретил, ты встретился с абстрактным. Но поскольку ты не мог говорить о нем, ты его не заметил. Маги встречают абстрактное, не думая о нем, не видя его и не чувствуя его присутствия.

Я промолчал, поскольку мне не доставляло удовольствия спорить с ним. Временами мне казалось, что он умышленно сбивает