Длань Господня - Борис Вячеславович Конофальский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Купцы молчали.
— Где вы купили товар, болваны, где вы взяли лес и уголь, который привезли сюда? — Уже повышал голос Волков.
— Ну, дядя… Мы поехали туда, где лес дёшев… — Начал объяснять племянник.
— Куда?
— В Рюммикон, дядя.
Так он и знал, так он и знал. Волков помолчал и начал.
— А знаете ли вы, господа купцы, что недавно я грабил ярмарку в Милликоне?
— Да, дядя, — отвечал Бруно.
— А после этого бил горцев на своём берегу?
Племянник невесело кивал головой, про это он слышал, конечно.
— То есть известно вам, что я воюю с кантоном, а Рюммикон один из городов кантона, и вы, мой племянник, тем не менее, берёте деньги под моё имя и плывёте к моим врагам за товаром?
И юноша, и молодой купец молчали, не было у них ответа на такой вопрос. А кавалер всё так же злобно продолжал:
— А знаете, что будет с вами, узнай горцы, что вы мой племянник?
Бруно потряс головой:
— Нет, не знаю.
— Узнай они об этом, так вы бы тот час были бы в колодках на базаре в Милликоне у позорной стены. И с меня за вас требовали бы огромный выкуп и мир на позорных условиях. А с тобой, — Волков указал пальцем на Михеля Цеберинга, — с тобой и церемониться не стали бы, переломали все кости железным прутом да бросили бы в канаву на радость бродячим псам.
И племянник, и Гренер смотрели на него с грустью и даже со страхом, с раскаянием. Продолжать отчитывать их было бессмысленно, кажется, до обоих дошло понятие глупости своего поступка.
— Подводы и меринов берите, — продолжал Волков, чуть успокоившись, — уголь везите в Мален. С купцами, что вам дали деньги, рассчитайтесь сполна. И ищите себе прибыток тут, не залезая в земли моих врагов.
— Очень жаль, дядя, — сказал Бруно грустно и вздохнул, — уж очень хороши были прибыли с леса и угля.
Прибыли. Кавалер понимал, отчего юноша так вздыхает. Прибыли. Да, прибыли были ему тоже нужны, очень нужны, он чуть подумал и сказал:
— Так вы помните тех купцов у кого в Рюммиконе покупали лес и уголь?
— Помним, — купцы приглянулись, — да, дядя конечно помним.
Волков опять немного подумал и начал:
— Так пишите им письма. Пишите, что я, Иероним Фолькоф, рыцарь божий и господин фон Эшбахт гарантирую им неприкосновенность на моём берегу, пусть их лодки и баржи швартуются в Амбарах, что обещаю не брать пошлину с их товаров, если товары они будут продавать моему племяннику Бруно Дейснеру.
— Ах, дядя, что за прекрасная мысль! — Воскликнул юноша. — Они согласятся, у них непроданных товаров горы стоят на берегу. Говорят, что до весны так стоять будут. А лесу и углю долго стоять нельзя, отсыреет.
— Да-да, господин, — поддержал компаньона Михель Цеберинг, — думаю, что поплывут они сюда, только вот не будет ли граф или герцог против, что товары мы к ним везём без пошлины в Мален.
— Так поговорите с купцами в Малене, как лучше к ним возить товары, чтобы не платить герцогу пошлины, — произнёс кавалер, — тамошние купцы тоже не большие любители лишний раз платить, они подскажут, а у меня на границе таможен нет, путь до Малена свободен.
— Мы сейчас же напишем купцам из Рюммикона письма, дядя, — сказал Бруно и тут же призадумался, — но кто их отвезёт туда?
— Об этом не волнуйтесь, идите, пишите, — ответил Волков. — Кстати, племянник, в этом доме покоев лишних нет, будете жить в старом доме, там живут господа кавалеристы, не ссорьтесь с ними.
— Да, дядя.
Когда купцы ушли, Волков крикнул:
— Максимилиан!
— Да, кавалер, — пришёл в обеденную залу оруженосец.
— Найди-ка мне Сыча, давненько он мне на глаза не попадался.
— Он в новом кабаке прохлаждается целыми днями. В кости там играет да с бабами гулящими валяется на конюшне.
— Он ещё и в кости стал играть?
— Брат Семион говорил, что Сыч всё время там играет.
— Интересно, — сказал кавалер, удивляясь, — а брат Семион что там всё время делает? Неужто Сыча от грехов отговаривает?
Максимилиан засмеялся, пожал плечами и ничего не ответил.
— Пусть Сыч ко мне идёт. — Сказал Волков.
— Да, кавалер.
***
Волков услышал в прихожей тихую ругань, даже Мария вышла глянуть, что там. За нею и кавалер пошёл. Там, в прихожей, препирались Максимилиан и Сыч, Сыч идти не хотел, а Максимилиан тащил его едва ли не силком и говорил при этом:
— Иди уже, кавалер ждёт… Зол с утра.
— Да он всегда зол, дурья твоя башка… — Бубнил Фриц Ламме и упирался. — Дай мне умыться хоть. Мария, дай воды тёплой.
У Волкова отличные были глаза, он как Сыча увидал, так сразу скривился. По вороту куртки у Сыча ползла вошь, крупная такая, отъевшаяся.
— Максимилиан, вы что, не видите, что он во вшах, гоните его к чёрту отсюда, весь дом мне завшивит, — разозлился кавалер.
— Извините, кавалер, не увидал, — сказал Максимилиан. — Он валялся в кабаке, таким и взял его там.
Фриц Ламме зарос щетиной, от него даже за два шага воняло старым перегаром и чесноком.
— Вот и я ему о том говорю, экселенц, — забубнил Сыч, — дай, говорю, хоть в себя прийти, дай хоть помыться, а он тащит, дурень, здоровый вырос…
Волков только плюнул:
— Висельник, бродяга, сволочь, как тебя в дом пускать такого грязного, денег же полные карманы серебра, а не можешь себя в человеческом обличии держать…
— Экселенц, после обеда буду как принц, клянусь распятием.
— Вон пошёл, ещё и распятием клянётся, богохульник, чёрт вшивый! Через час чтобы был в одежде чистой, выбрит был, вымыт и без вшей. Через час у меня! — Сказал Волков и пошёл в залу из прихожей.
— Ну, рад, балда? — Выговаривал Сыч Максимилиану. — Зачем тащил только.
— Видел же, что он зол. Вот и тащил, чтобы ещё больше не злился, — объяснял ему Максимилиан.
— Балда ты, он всегда зол… Вот теперь времени нет на помывку, одёжу чистую нужно искать, помогай теперь. — Бубнил Фриц Ламме, выходя на двор и снимая с себя колет. — Мария, вода-то есть у тебя горячая?
— Одёжу со вшами можно в кипятке выварить, — сказала Мария, едва удерживаясь от смеха.
— А с ним самим что делать? На нём тоже вши копошатся, — заметил Максимилиан.
— Так и его в кипяток, — засмеялась девушка.
Максимилиан тоже посмеивался.
— Дура, — ругался Сыч, раздеваясь, — одно слово — баба, дурь какую скажет и «ха-ха-ха»… Смешно ей очень. И этот дурень тоже смеётся, ей Богу, как дети…
Пришёл он к Волкову в мокрой одежде, хоть