Эпоха Обамы. Наши интересы в Белом доме - Александр Терентьев

Хотя нельзя было забывать о том, что в египетскую «революцию» вложены огромные деньги. Причем, как это ни парадоксально, местную оппозицию спонсировали одновременно Иран и Соединенные Штаты. С Ираном все было предельно ясно. Египет Мубарака считался главным стратегическим соперником Исламской Республики. И падение «фараона» было в ее интересах. «На наших глазах рождается новый исламский Ближний Восток, – провозгласил во время пятничной молитвы один из иранских духовных лидеров аятолла Ахмад Хатами. – Время диктаторов, поддерживаемых Западом, в арабском мире прошло»[486].

С Америкой все было намного сложнее. Мубарак, как известно, считался ключевым союзником Вашингтона и в противостоянии с Ираном, и в борьбе с радикальными исламистами. Именно в эпоху его правления Египет стал вторым после Израиля получателем американской помощи (3 млрд. долларов ежегодно). «Трехсторонний альянс США, Израиля и Египта, – писал The Economist, – был краеугольным камнем американской политики на Ближнем Востоке, и отказываться от него ради призрачной финиковой демократии по меньшей мере странно»[487]. Придя к власти в 1981 году, Мубарак не раз доказывал свою преданность Белому дому. «В нашем регионе девять из десяти карт в колоде – в руках Соединенных Штатов», – говаривал он.

Египетский президент всегда считался одним из главных преследователей радикальных исламистов: он казнил убийц своего предшественника Садата, запретил «Братьям-мусульманам» заниматься политической деятельностью и не раз выступал с жесткой критикой движения ХАМАС. Не случайно исламисты внесли Мубарака в черный список и шесть раз покушались на его жизнь. Раздражение у «правоверных мусульман» вызывали также заигрывания с Израилем. И хотя Мубарак объявил «холодный мир» в отношениях с еврейским государством, с израильскими лидерами он был крайне любезен, а Биньямина Нетаньяху, которого палестинцы называли дьяволом, постоянно приглашал в свою резиденцию в Шарм-эль-Шейхе.

«Проамериканская политика Египта, – писал журнал The Nation, – привела к тому, что имя «Мубарак» вызывало в арабском мире крайне отрицательные эмоции. Египтяне оказались по другую сторону баррикад во время интифады, событий в Газе и ливанского конфликта. В результате Каир потерял влияние в регионе, и во главе арабского сопротивления оказались не арабы, а персы и турки»[488].

Тем не менее Америка сдала своего союзника при первом же удобном случае. Движение «6 апреля», которое играло ключевую роль в финиковой революции, возникло на основе прозападной молодежной организации «Кифая!» («Хватит!»). И, как следовало из сообщения американского посла в Египте Маргарет Скоби, опубликованного на сайте WikiLeaks, США были осведомлены о том, что оппозиция составляет секретные планы «смены режима» в преддверии президентских выборов 2011 года. Чем же объяснялось такое поведение Вашингтона? Зачем было рубить сук, на котором сидишь? Или всему виной была привычка рассовывать деньги по разным копилкам? Большинство экспертов сходились во мнении, что в начале 2011 года мир наблюдал остаточные явления неоконсервативной революции Буша. Как отмечал в 2003 году один из ведущих неоконов, бывший глава ЦРУ Джеймс Вулси, «американцы на стороне тех, кого вы, мубараки и королевская саудовская семья, больше всего боитесь, – на стороне ваших народов»[489].

Справедливости ради стоит отметить, что Обама со своей позицией определился не сразу. Он, как всегда, метался из стороны в сторону, стараясь одновременно угодить и реалистам, и вильсонианцам, настаивающим на экспорте демократии. «Белый дом собрал пресс-конференцию, чтобы продемонстрировать ясность и твердость своего смятения и неуверенности», – писал в своем блоге Джошуа Тревино, бывший спичрайтер Джорджа Буша. – Если Джимми Картер вошел в историю как президент, потерявший Иран, то Обама может запомниться как президент, потерявший Турцию, Ливан и Египет»[490].

Главной надеждой американцев был бывший глава МАГАТЭ Мохаммед эль-Барадеи, который строил из себя отца египетской демократии, выступая перед мятежниками на центральной каирской площади Тахрир. В свое время он основательно измотал американцам нервы, отказываясь принять их подход к иранской ядерной программе, однако, судя по всему, это была попытка самоутвердиться и заработать политические очки на Западе. Как писал журнал The National Review, «Барадеи – типичный неудачник, наивный фантазер, который не обладает политическим чутьем. Такие люди могут свергнуть автократов, как это сделали меньшевики в России, светские реформаторы в Иране и антибатистовские силы на Кубе, но не способны удержать власть. Большинство из них получает пулю в затылок уже через несколько часов после становления нового режима»[491]. Чего стоило, например, интервью Барадеи Der Spiegel, в котором он бросился на защиту своих новых союзников по антимубараковской коалиции: «Мы не должны демонизировать «Братьев-мусульман», – заявил он. – Они не совершили никаких актов насилия за последние пять десятилетий. Они тоже хотят перемен, и мы обязаны включить их в нашу систему, вместо того чтобы маргинализировать их»[492]. «Братья-мусульмане» посмеивались в усы над идеализмом Барадеи, однако оставались на вторых ролях, предоставляя ему возможность быть лицом революции. Хотя для большинства экспертов по Ближнему Востоку было очевидно, что все это до поры до времени. «Мавр сделает свое дело и уйдет, – писала The Guardian, – а на вершине власти окажутся те люди, которые несколько десятилетий находились в подполье»[493].

Египет на протяжении всего последнего века считался кузницей кадров для глобального исламистского движения. Здесь находился легендарный университет Аль-Азхар, выпускниками которого являлась добрая половина членов «Аль-Каиды». Главный идеолог этой организации Айман аль-Завахири также был египтянином и давно уже объявил свержение режима Мубарака одним из приоритетов. Если, придя к власти, исламисты решатся на конфронтацию с Западом, говорили эксперты, население воспримет это с восторгом. Такие меры, как закрытие Суэцкого канала для иностранных военных кораблей или снятие блокады сектора Газа, могли принести им огромные дивиденды.

Политологи отмечали, что ускоренная исламизация приведет к ослаблению Египта, чем не преминут воспользоваться его соседи, в первую очередь Турция, которая пытается вернуть себе влияние в арабском мире. С другой стороны, Египет был главным торговым парнером Анкары, и его превращение в нестабильное государство, вряд ли обрадовало бы турок. К тому же, согласно теории домино, вслед за Египтом могли полететь другие ближневосточные режимы, в регионе воцарился бы хаос, и геополитические игры главы турецкого МИД Ахмеда Давутоглу показались бы всем бессмысленным фарсом.

11 февраля 2011 года Мубарак отказался от власти, толпа на площади Тахрир ликовала, а западные политики и их новые египетские протеже рассуждали о торжестве демократии. «Народ Египта сказал свое слово, и его голос был услышан[494], – заявил Обама. «Это лучший день моей жизни, – отметил Барадеи, возглавивший либеральную оппозицию. – Страна наконец стала свободной, и можно рассчитывать, что процесс передачи власти будет красивым»[495].

Однако что же произошло в реальности? Власть в Египте перешла к Высшему совету вооруженных сил, который уже на следующий день после отставки Мубарака отменил конституцию и распустил парламент и начал управлять страной. Толпа на площади Тахрир, несмотря на всю ее телегеничность, оказалась лишь второстепенным игроком в той драме, которая разыгрывалась в Египте. Основным же действующим лицом как всегда была армия, управляющая страной с тех самых пор, как полковник Гамаль Абдель Насер осуществил военный переворот, отстранив от власти королевскую династию. Насер построил государство по образу и подобию кемалистской Турции, сделав военных своей главной опорой. И когда Мубарак попытался передать власть по наследству сыну Гамалю это вызвало возмущение армейской верхушки. Гамаль никогда не был профессиональным военным и офицеры восприняли предложение Мубарака как покушение на святая святых египетского режима.

Таким образом, цели военных и мятежников с площади Тахрир совпали. И те, и другие мечтали избавиться от Мубарака. И армия фактически воспользовалась народными протестами, чтобы сохранить власть. Ни о какой демократизации не могло быть и речи. Сложно было представить себе, что реформы начнет проводить бывший министр обороны генерал-фельдмаршал Мухаммед Хусейн Тантауи, назначенный главой Военного совета. Ведь этого чиновника американские дипломаты называли «твердолобым консерватором, который еще больше, чем Мубарак, нацелен на сохранение статус кво». Новые власти пообещали не менять внешнеполитический курс Египта, оставив в силе все подписанные ранее договоры, в том числе и мирный договор с Израилем. «Страной управлял старый солдат, – отмечалось в исследовании американского центра Stratfor, – теперь ею управляет несколько старых солдат, у которых даже больше полномочий, чем было у Мубарака. 82-летнего старца вышвырнули из президентского дворца, конституции и парламента больше нет, а есть лишь военная хунта, такая же, как была в Турции до сентября прошлого года, такая же, как управляет сейчас Алжиром»[496].