Катализ - Ант Скаландис

— Опять некрофилы? — испуганно спрашивает Женька.

— Нет, тут все живые – просто массовая сцена интимной близости. И это не голливудский фильм вашего времени (как он, бишь, назывался, не помните?) – это хроника первого всемирного форума тантристов, «детей бога», ультра-брусилиан и прочих сторонников свободной любви. Секс, уверяли они, это единственное, что не утратило своей ценности в сеймерном мире, секс – единственное, ради чего стоит жить.

— Но это, наверно, не самое страшное, — иронизирует Женька.

— Наверно, — говорит Кротов, — но эти люди отказались иметь детей, и таких были миллионы. Вакцинацию до тридцати лет запретили и, соответственно, половые сношения с вакцинированными, но вот заставить их рожать – это было потруднее. В первые годы катаклизма рождаемость снизилась до угрожающего уровня. Пессимисты предсказывали вымирание вида. Но, как видите, мы еще живы.

Вакханалия сексуальных маньяков сменяется на экране мрачными осунувшимися лицами сидящих в задымленном помещении людей. Целый зал бледных масок, заострившихся носов, запавших глаз. И с трибуны вещает такой же задохлик.

— Международный конгресс наркоманов. У этих одна программа – изощренное медленное самоубийство. А вот самоубийцы попроще: священная скала в Китае, служившая последним пристанищем старикам-буддистам, сделалась излюбленным местом смерти молодых людей из разных стран. Потом к ней потянулись вакцинированные, закончившие свой путь. Детерминисты, то есть те, кто предпочитает знать дату своего ухода из жизни, и по сей день любят прыгать с этой скалы. Так что из чисто гигиенических соображений внизу размещены сибры. А вот соревнование обжор – очень распространенное развлечение в первые сеймерные годы.

— Омерзительное зрелище, — морщится Черный.

— Слушайте! — вспоминает Станский. — Был же такой фильм – «Большая жратва». У Марко Феррери. Потрясающий, между прочим, фильм, точь-в-точь такие же кадры!

— Но это не он, — снова и уже слегка раздраженно подчеркивает Кротов, — это хроника. А то, что ваши режиссеры как бы угадывали будущее, совсем не удивительно. Ведь сибры не принесли в мир новых пороков, а лишь раздули до абсурдных масштабов старые. Вот вам афоризм, если угодно: будущее – это настоящее, доведенное до абсурда. А вот еще одно последствие катаклизма, разумеется, уже после отмены закона. Перегруженность воздуха над городами.

Сталкиваются самолеты, вертолеты, авиетки, ракетники…

— Неправда ли красиво? И ведь каждый идиот непременно стремился иметь собственное средство передвижения по воздуху. А это уже другая крайность – наши одичавшие партайгеноссе. Их называют зелеными ультра. Ушли жить в леса. От «Долой сибры!» к «Долой технологию!» А дальше – «Долой цивилизацию!» и «Назад, к обезьяне!» По контрасту с зеленым хорошо смотрится красное. Верно? Индустрия зрелищ двадцать первого века. Люди, на которых все заживает, как на кошках, стали еще больше любить кровавые развлечения. Пожалуйста: нью-бокс, или бокс без перчаток. А это уже старый добрый кетч. Или вот, смотрите, какой блестящий поединок с леопардом!

И снова на экране пожары. Только это уже не даниловцы. И не война.

— Горят пьяные деревни, — поясняет Кротов, — пьяные города. Норд дорвался до водки. Спьяну немножко похулиганили. Тушить, разумеется, уже некому. Не все города потом восстанавливали, тем более деревни. Современные населенные пункты сильно рассредоточены по планете. В столицах не модно стало жить. Многие оказались просто брошены, стали мертвыми городами. Среди них есть города-музеи, а есть и города-свалки, прибежище преступников, безумцев, загадочных страшных болезней и диких идей.

Глядя на небоскреб, поросший мхом, Женька вдруг начинает сомневаться в правдивости Кротова. Почему именно в этот момент, он не знает, но упрямое повторение, что все это хроника и только хроника, раздражает Женьку все больше.

А на экране меж тем как бы прокручивается краткое содержание фильма, потом вспыхивает зловеще пульсирующий оранжевый титр по-английски: «Кто виноват?» и начинаются скучные до оскомины кадры: зал заседаний, длинный стол, флажки, бутылки с водой, микрофоны, корреспонденты, знакомые лица глав государств – встреча на высшем уровне. Говорят о сибрах, но говорят удивительно казенным языком, и сцена оживляется лишь когда все четверо видят Брусилова. Виктор ведет себя крайне неординарно. Он вскакивает, жестикулирует, бегает по залу, и, отчаявшись убедить кого-нибудь, начинает кричать. Крупный план – кто-то из президентов. Голос переводчика за кадром:

— Господа, почему всеобщая сибризация должна означать всеобщее разоружение? Всеобщая сибризация не решает проблемы доверия, зато дает блестящие ответы на целый ряд военно-технических вопросов.

Брусилов стоит рядом, упершись руками в стол и глядя на президента исподлобья. Видно, как от последних слов он меняется в лице, и происходит нечто совершенно несуразное. Брусилов бьет президента кулаком в лицо, президент падает, и тут же с дыркой во лбу падает Брусилов. Начинается несусветная стрельба. Кто бы мог подумать, что в зале переговоров столько вооруженных людей? Почтеннейшие мужи планеты в панике валятся на пол и лезут под стол. Телохранители падают замертво. Лопаются простреленные бутылки и стаканы. Крики на многих языках сразу сливаются в неразборчивый гомон. Все это снимается, по-видимому, автоматическими камерами в углах помещения, так как все операторы либо убиты, либо сидят под столами. Но самое интересное начинается потом, когда стрельба смолкает, и убитый Брусилов встает с пола, почесывая обеими руками на лбу и на затылке уже почти заросшее сквозное отверстие. Репортеры, кто еще жив, кидаются к нему, но тут Кротов дает стоп-кадр и яркий оранжевый титр: «Брусилов». Это ответ на поставленный вопрос.

А в следующем кадре в густонаселенном городе вырастает атомный гриб.

— А это здесь при чем? — не понимает Черный.

— Это не Хиросима, — отвечает Кротов, — это Мадрас. Крупнейшая диверсия эпохи катаклизма. Больше миллиона жертв. Впрочем, еще более крупной была искусственно созданная эпидемия в Китае – там погибло почти три миллиона.

— Это что, на закуску? — ядовито улыбается Станский.

— Да, если угодно. А вообще у нас в информотеке еще много хроники. Будет интерес – смотрите.

— Но, простите, — интересуется недоверчивый Черный, — где гарантия, что это действительно хроника. Кинематографу доступно все, а двадцатый век воспитал нас скептиками.

Кротов даже не обижается.

— Гарантия там, на юге, — машет он рукой с небрежностью человека, стоящего на полюсе, для которого все направления – юг, – гарантия в большом мире. Посудите сами, зачем мне лгать. Я не намерен держать вас взаперти, да это и невозможно – о вас уже знают. Я просто хочу сразу дать вам правильную ориентацию. Нас, зеленых, не так много, но мы боремся за справедливость. Борцов за справедливость всегда было мало, и все-таки они побеждали. Так пусть нас станет больше, и победа придет скорее!

— Ваша цель – полное уничтожение сибров? — уточняет Станский. — А разве это реально?

— Невозможного на свете нет.

— Ну, а какие же методы?

— У меня есть свой план, но прежде, чем я познакомлю вас с ним, подумайте сами. Свежий взгляд, понимаете ли…

— Да вы что, уже записали нас в зеленые?! — возмущается Женька.

— Отнюдь. Я просто предлагаю подумать.

— Ну, знаете, — Женька наливается свежей ненавистью к Кротову, — в сибрах слишком много хорошего, чтобы я стал размышлять об их уничтожении.

— Не говорите так, Женя, — строго одергивает Кротов, и такое неожиданное обращение выбивает Женьку из колеи. — Это легкомысленное и скороспелое мнение. Представьте себе, кем бы стали врачи, если бы они принялись выискивать аспекты благотворного влияния болезней на организм. Сибр породил на планете катаклизм, а катаклизм – это болезнь. Страшная, опасная, но излечимая. В наших силах справиться с нею, но только надо лечить. Лечить, а не умиляться болезнью!

Женька не успевает возразить, потому что звучит тревожный, громкий и долгий звонок. Председатель партии зеленых поднимается и идет к пульту. В информотеку врывается Китарис.

— Брусилов в Норде! — выпаливает он.

Из книги «Катехизис сеймерного мира»

Вопрос. Что дала человечеству всеобщая сибризация? К чему приведет в дальнейшем?

Брусилов. Сибризация создала на Земле общество поистине равных возможностей для всех. И человечество движется по пути дальнейшего совершенствования своей социальной структуры, по пути глобальной морально-психологической перестройки, а также по пути биологического совершенствования вида и широкого освоения космоса. Мы идем к торжеству разума.