Ёж - Алексей Антонов

Да-да, игры, стоит вспомнить, как Женька пустила себе пулю в подбородок, вышибая себе мозги. Это была ЕГО игра, холодная, расчетливая игра, которая его всего лишь забавляла, по крайней мере, мне так кажется, и я уверена в том, что он с нами играет. Откуда такая уверенность? На другой чаше весов была я, он мне сделал то же предложение, что и ей, я не смогла спустить курок и вот так запросто разбрызгать свои мозги по стене общественного туалета в богом забытом дворце культуры. Это была не моя судьба. Я не хочу сказать, что это была судьба Женьки, она была решительнее, чем я в этом вопросе, вот и все. Чем было ЕГО предложение, как не игрой? Первые годы я терзала себя и чувствовала неподъемный груз вины за ее смерть. Но потом поняла, я ее избавила от тех мук, на которые обрекла себя, я бы давно повторила ее путь, благо, карабин под рукой, но ОН, как и обещал, заботится о том, чтобы я не наделала глупостей.

Мне кажется, он потерял ко мне интерес в последнее время, шутка ли забавляться с единственной игрушкой столько лет к ряду, думаю, он изобретет что-то новенькое, и это будет мой конец, не могу сказать, что жду этого с нетерпением, но определенная толика желания умереть есть. Я бы даже сказала, извращенное чувство новизны. Оно приятно холодит низ живота, когда я думаю об этом.

Время для меня перестало существовать, так же как и вкус жизни, я пришла в этот город сильной и молодой, у меня было громадье планов на будущее, работа, муж, дети, квартира, машина, дача и внуки, но всему этому не суждено сбыться только потому, что я попала в игру этого монстра.

Ты читаешь этот дневник, а значит, оказался в том же положении, что и я. Я не знаю, какими путями тебя сюда занесло, но знаю, что ты хочешь знать ответ на единственный вопрос. Сейчас тебя интересует «Кто ОН?», но потом тебя заинтересует совершенно другой вопрос, любопытство пройдет, и ты будешь думать, как выбраться отсюда. Что ж, на первый вопрос я пыталась ответить. Пока был жив Тимофей Степанович, я его мучила вопросами, заставляла его пересказывать весь местный фольклор, складывала общую картину по кусочкам и теперь уверена в том, что ОН — это просто зло в чистом виде, его не надо пытаться понять, его надо просто обходить стороной, чего у нас с тобой не получилось. На второй вопрос у меня есть совершенно однозначный ответ — выхода из этого города нет. Конечно, можно умереть и отправиться куда полагается: либо в рай, либо в ад, а то и вообще в черноту космоса, но этот вариант подходит только в том случае, если ОН позволит тебе сделать это.

Я давно умерла в этом городе, здесь живет только мое тело, которому ОН умереть не дает, затевая очередную игру.

Нас даже не стали искать или только сделали вид, что искали, но не нашли, для Большой Земли мы все пропали без вести. Мы призраки этого города…

Это была последняя страница дневника. Я отложил истрепанную тетрадь в сторону и откинулся на подушку. Мысли медленно плавали в голове, словно мозг размок и превратился в кисель. Я думал о ней, она одна выжила и, возможно, до сих пор жила тут, в этом городе, бродила где-то рядом, возможно, по параллельным улицам. Следила ли она за мной? Возможно. Там, во дворце культуры, я чуть было не поймал ее за хвост, но она ускользнула в последнюю секунду, оставив мне свой дневник, и в этом был явно какой-то умысел.

Конечно, я с трудом верил в те истории, что она рассказывала на его страницах. Поверить в существование некоего ОНО, забавляющегося жестокими играми с людьми, было сродни убедить атеиста в существовании ангелов и демонов.

Неуловимая мысль крутилась в моей голове, мне казалось, я в шаге от ответа на все вопросы, буквально в миллиметре, лишь тонкая, полупрозрачная ткань вуали отделяет меня от него. Во всем этом было одно единственное связующее звено, но оно на мгновение появлялось передо мной и тут же исчезало еще до того, как осознание озаряло меня.

Я закрыл глаза и с силой зажмурился, пытаясь понять, пытаясь уловить эту незримую деталь, но она вновь и вновь скрывалась от меня. Я, как и она, не представлял, какой сейчас день недели, я не был уверен во времени суток. Открыл глаза и посмотрел в окно, на улице был день или утро, немного хотелось есть, но я отложил все завтраки и обеды на потом. Решительным движением я оторвал себя от кровати и направился к выходу, захватив с собой карабин. Однако, если верить ей, нужды в оружии не было, оно было тут не более чем железяка, исторгающая громкие звуки. Седой выстрелил в темную фигуру и тут же получил пулю в лоб, я повторил его ошибку и схлопотал ее в ногу. Я был уверен в том, что охотник стрелял в голову, и тень ответила ему тем же, я стрелял в ногу… связь была очевидной. Что-то зловещее было в этом. ОНО отвечало тем же, как в одном из законов Ньютона сила действия была равна силе противодействия. Значило ли это, что, реши я пройти мимо, я просто бы прошел мимо, без лишних истерик, стрельбы и тому подобного?

Я вышел на улицу, сдвинув тяжелую створку на двери, действительно, было утро, часов десять-одиннадцать, не больше. Солнце медленно поднималось над лесными исполинами, наполняя теплом этот мир. Кряхтя, я присел на крылечко, расположил рядом с собой карабин и закурил. Тишина и умиротворение вокруг, я бы даже остался пожить здесь, будь у меня такая возможность, если, конечно, вычеркнуть из окружающего таинственное НЕЧТО, что сминало людей ради своей забавы.

Дождя давно не было, и запасы воды в бочке потихоньку иссякали, я даже задумался о том, чтобы отправиться к Ежу с парой фляг и наполнить их живительной влагой. Но после пробасенок Степаныча к реке идти как-то не хотелось, теперь она представлялась мне злобным монстром, рассекающим тайгу. Хотя я прекрасно помнил, как выглядит эта речушка, не отличающаяся от тысячи иных рек. Мягкие, пологие берега, поросшие травой, у изгиба вода усиливала свой бег, и тут берега были покруче, над водой склонилась пара сосен, казалось, еще год-другой и река смоет их, унося вниз по течению. Над рекой все то же синее небо с ярким солнцем, но все-таки в ней было что-то от иного мира, непонятного людям, хотя я этого и не чувствовал. Могу сказать одно, что водичка в реке была кристальной чистоты и здесь можно было поставить небольшой автоматизированный заводик по розливу воды в бутылки и продавать ее под маркой «Вода Полярного круга» или что-то в этом духе.

…Через час я позавтракал и перебинтовал свою ногу, рана почти полностью затянулась, и о ней напоминал лишь огромный синяк. Я почти не испытывал усталости и боли при передвижении и собирался в ближайшее время отчалить, хотя я не знал, удастся ли покинуть Еж. До прочтения дневника я был в этом уверен, да я даже и подумать не мог о том, что кто-то там будет мне препятствовать, теперь же я боялся отходить далеко от дома. Когда я размышлял о том, что не сегодня-завтра я отправлюсь в путь, горячая волна страха зарождалась где-то в желудке и, обжигая, поднималась к затылку, поднимая волосы на голове и затягивая их в крепкий узелок. Было страшно, но, как истинный скептик, я верил в то, что мифы рассеются, и я беспрепятственно покину город. А там меня ждала большая земля. Я даже улыбнулся, думая о том, как вернусь назад, закопченный, со шрамом на ноге, Вике лучше бы ничего не знать, скажу, что порезался, но друзья оценят историю, она еще долго будет ходить среди таких же сталкеров, как и я, это легенда, и она будет обо мне. Было что-то от ребячества в этом, но кто мы, если не дети?

В дверь избушки врезалось что-то массивное, причем массивное настолько, что затрещало стекло в рамах, мне даже показалось, что пол уходит из-под ног. Я вскочил и схватил карабин, но не успел снять его с предохранителя, как раздался новый удар, меня шатнуло в сторону, это было похоже на землетрясение. Дверь трещала, скобы натужно хрипели, но держали оборону. Я выскочил в предбанник и направил карабин на дверь. Третий удар, казалось, вышибет дверь, но та устояла, одна из скоб почти выскочила из паза и четвертого удара не выдержала бы. Время на раздумья не было, как бы избушка ни была крепко сколочена, она не была рассчитана на силищу, что пыталась проникнуть внутрь. Стрелять в этих местах было опасно, даже в тех случаях, когда ты был уверен, что перед тобой враг, но я не мог ждать, когда то, что было снаружи, окажется внутри. Подозреваю, оно выламывало дверь не для того, чтобы вести со мной светские беседы за чашечкой черного чая. Я нажал на курок, пуля с треском прошла через дверь, снаружи что-то хлюпнуло, не думая, я спустил курок еще дважды, и рядом с первой аккуратной дырочкой появились еще две. По ту сторону двери что-то грузно стукнулось о крыльцо и со вздохом повалилось в траву.

Я прислушался, не собираясь тут же распахивать ворота и вылетать на улицу, рассматривая поверженного врага. Снаружи было тихо, похоже, трех моих посланников калибром семь шестьдесят два хватило с лихвой. Однако это не мог быть медведь, дверь, что перекрывала проход в избу, под силу было выломать лишь стаду бурых, но те в стада не собираются, оставаясь сугубо индивидуальными животными. Слоны и носороги тут не водились, да если бы и водились, тремя пулями из карабина я бы их только разозлил, думаю, что и медведя я не завалил бы так успешно.