Земля без людей - Алан Вейсман

«Мы знаем, что природа может создать хранилище газа без протечек: метан находится в них миллионы лет. Вопрос в том, могут ли это люди?»

3. Археологическая интерлюдия

Мы рушим горы и бездумно строим холмы.

В сорока минутах к северо-востоку от города Флорес у озера Петен-Ица в северной Гватемале мощеная туристическая дорога ведет к руинам Тикаля, крупнейшему памятнику классической культуры майя, белые храмы которого возвышаются на 70 метров над покрытой джунглями землей.

В противоположном направлении, пока недавние усовершенствования не сократили время пути вдвое, изрезанная колеями дорога к юго-востоку от Флореса занимала три несчастных часа, заканчиваясь потрепанной заставой Саяксче, где армейский пулемет установлен на вершине пирамиды майя.

Саяксче стоит на Рио-Пасьон – «реке страстей», – лениво текущей через западную часть провинции Петен к слиянию рек Усумасинта и Салинас, вместе образующих границу между Гватемалой и Мексикой. Пасьон была когда-то основным торговым путем для нефрита, тонкой керамики, перьев кетцаля и шкур ягуара. Недавно к этим товарам присоединились контрабандные бревна красного дерева и кедра, опиум из растущих на высокогорьях Гватемалы маков и разграбленные артефакты майя. В начале 1990-х моторные деревянные баркасы на медлительном притоке Пасьон, Риочуэло-Петексбатун, перевозили также более скромные предметы, считающиеся в провинции Петен роскошью: гофрированные цинковые листы для крыш и банки консервированного мясного фарша.

Представить нашу большую, всепобеждающую цивилизацию действительно закончившейся – и лежащей забытой под слоями грязи и земляных червей – так же сложно, как и изобразить край вселенной.

Они были предназначены для базового лагеря, который Артур Демарест из Университета Вандербильта построил из досок красного дерева на поляне в джунглях для самых крупных археологических раскопок за всю историю, чтобы раскрыть одну из величайших тайн: исчезновение цивилизации майя.

Как можем мы даже думать о мире без нас? Фантазии на тему инопланетян со смертельными лучами – это только фантазии. Представить нашу большую, всепобеждающую цивилизацию действительно закончившейся – и лежащей забытой под слоями грязи и земляных червей – так же сложно, как и изобразить край вселенной.

Однако майя существовали на самом деле. Их мир, казалось, должен был бы вечно процветать, а достигнув зенита, он стал бы куда более устоявшимся, чем наш. В течение по меньшей мере 1600 лет около 6 миллионов майя жили в мире, отдаленно напоминающем южную Калифорнию – цветущем мегаполисе городов-государств с небольшими перерывами между смыкающимися пригородами на равнине, которую сегодня занимают Гватемала, Белиз и мексиканский полуостров Юкатан. Их внушительная архитектура, астрономия, математика и литература превосходили достижения европейских современников. Столь же удивительно и куда менее понятно, как такое большое население могло обитать в тропическом дождевом лесу. Столетиями они выращивали пищу и содержали семьи в той же хрупкой природной среде, которая сегодня быстро оказывается разоренной сравнительно немногими голодными незаконными поселенцами.

Но что еще больше сбивает археологов с толку, так это внезапный, эффектный коллапс майя. Начиная с VIII века н. э. всего за сто лет равнинная цивилизация майя исчезла. На большей части Юкатана остались лишь разрозненные остатки населения. Северная провинция Гватемалы Петен превратилась в мир без людей. Растительность дождевого леса быстро затянула залы для игры в мяч и площади, покрыла высокие пирамиды. Еще тысячу лет мир даже не подозревал об их существовании.

Но Земля хранит духов даже целых народов. Археолог Артур Демарест, приземистый, с пышными усами луизианский кейджн[39], отказался от места в Гарварде, потому что Вандербильт предложил ему шанс эксгумировать подобный дух. Во время выполнения дипломной полевой работы в Эль-Сальвадоре Демарест торопился спасти древние записи от приближающейся плотины, согнавшей многих с обжитых мест и превративших в партизан. Когда троих его рабочих обвинили в терроризме, он просил официальных лиц их отпустить, но те все равно были казнены.

Во время его первых лет в Гватемале партизаны и армия охотились друг на друга в нескольких километрах от его раскопов, и под их перестрелки попадали люди, все еще говорящие на языке, произошедшем от иероглифов, которые он и его команда пытались расшифровать.

«Индиана Джонс, прорубившийся через вымышленный типичный Третий Мир смуглых людей с пугающими, недоступными пониманию обычаями, победивший их американским героизмом и отнявший сокровища, – говорит он, промокая густые черные волосы. – Он продержался бы здесь пять секунд. Археология – это не блестящие объекты, а их контекст. Мы – часть контекста. Это горят поля наших рабочих, это у их детей малярия. Мы пришли сюда изучать древнюю цивилизацию, а занялись получением знаний о современности».

При свете походной лампы он пишет влажной ночью под гул ревунов, складывая кусочки знаний о том, как почти за два тысячелетия майя нашли способы разрешения разногласий между народами без уничтожения в процессе обществ друг друга. Но потом что-то пошло не так. В падении майя обвиняли голод, засуху, эпидемии, перенаселенность и разграбление окружающей среды – но ни одной из этих причин нельзя объяснить уничтожение такого масштаба. Нет никаких свидетельств инопланетного вмешательства. Часто превозносимые в качестве показательно стабильных и мирных людей, майя меньше других имели шансов перехитрить самих себя и пасть жертвой собственной жадности.

Похоже, однако, что в насыщенном испарениями Петене именно это и произошло – и путь к катастрофе кажется таким знакомым.

Тропа от Риочуэло-Петексбатун до Дос-Пилас, первого из семи крупных поселений, открытых командой Демареста, часами идет сквозь кишащие москитами пространства, заросшие лианами морении и кустами ломатии, а затем взбирается на крутой склон. В оставшихся рощах, все еще не разграбленных браконьерами-лесорубами, гигантские кедры, сейбы, дающие латекс саподиллы, красные деревья и бросиумы поднимаются из тонких тропических почв, покрывающих петенский известняк. Вдоль неровного края обрыва майя строили города, которые, как определили археологи Артура Демареста, когда-то образовывали королевство под названием Петексбатун. Сегодня то, что кажется холмами и хребтами, – на самом деле пирамиды и стены, построенные из кусков местного известняка, вырубленных кремневыми теслами, замаскированные почвой и взрослым дождевым лесом.

Окружающие Дос-Пилас джунгли, заполненные щелкающими туканами и попугаями, были настолько плотными, что после его открытия в 1950-х лишь через 17 лет обнаружили происхождение близлежащего холма, оказавшегося пирамидой высотой в 67 метров. На самом деле для майя пирамиды представляли собой горы, а резные монолиты, называемые стелами, были каменными изображениями деревьев. Знаки из точек и палочек, вырезанные на стелах у подножия Дос-Пилас, говорят, что около 700 года н. э. его «к’ухуль ахау» – священный правитель – начал нарушать правила, ограничивающие конфликты, и занялся узурпацией соседних с Петексбатуном городов-государств.

Поросшая мхом стела показывает его в полном головном уборе, держащим щит, стоящим на спине связанного пленника. До развала общества войны майя классического периода часто были связаны с астрологическими циклами и на первый взгляд могли показаться исключительно ужасными. Мужчина из противостоящей королевской семьи должен был быть захвачен в плен и демонстрироваться во всем унижении, иногда годами. Затем его сердце вырывали из груди, или его обезглавливали, или пытали до смерти – в Дос-Пилас одну из жертв плотно свернули и связали, а затем использовали для игры на церемониальном поле для игры в мяч, пока его спина не сломалась.

«И тем не менее, – замечает Демарест, – не было ни социальной трагедии, ни уничтожения полей или зданий, ни захвата территорий. Цена ритуальных войн классических майя была минимальной. Это был способ поддержания мира с помощью постоянной вялотекущей войны, дававшей выход напряженности между лидерами без вреда для окружающего пейзажа».

А пейзаж представлял собой рабочий баланс между естественной и искусственной природой. На склонах холмов стены майя из плотно уложенной гальки удерживали богатый гумус из сточных вод с обрабатываемых террас, потерянных теперь под тысячелетними отложениями. Вдоль озер и рек майя копали канавы для осушения болот, а из вырытой почвы создавали плодородные поднятые поля. Правда, в основном они подражали дождевому лесу, обеспечивая слои тени для различных культур. Ряды кукурузы и бобов укрывали стелющиеся по земле дыни и тыквы; фруктовые деревья, в свою очередь, прикрывали их самих, а защитные полосы леса оставлялись среди полей. Частично это было счастливое стечение обстоятельств: без цепной пилы им приходилось оставлять самые крупные деревья.