Обрученные грозой - Екатерина Юрьева

— Вон Че-Пе наш! Гляньте-ка!

Все, в том числе и Докки со Швайгеном, оглянулись. По противной стороне дороги быстрым галопом к ним приближалась группа офицеров во главе с Палевским. Возницы повозок поспешно брали влево, пропуская важную кавалькаду, у которой был какой-то слишком беззаботный для командиров корпуса вид, особенно у Палевского. Он ехал с непокрытой головой, видимо, потеряв шляпу во время стычки с французами, и улыбался, на ходу перекидываясь репликами со своими спутниками. У Докки перехватило дыхание, когда она его увидела, — в полевой запыленной форме, с развевающимися от скачки короткими прядями волос и этими невозможными, блестящими светлыми глазами. Она попыталась забрать свою руку у Швайгена, но тот не выпустил ее, а Палевский уже находился совсем близко.

— Ох, молодцом его превосходительство, — крякнул раненый кирасир и пригладил усы здоровой рукой.

«Как дети, — рассердилась Докки на Швайгена, продолжавшего демонстративно держать ее. — Друг перед другом устраивают представления». Но, вспомнив о его ране, она не могла сердиться на него, лишь подосадовала, что Палевский вновь увидит ее вместе с бароном.

Тем временем граф, проезжая мимо повозки со Швайгеном, придержал коня, скользнул по Докки таким же отстраненным взглядом, как некогда на виленской площади, будто не узнавал ее, и спросил у барона:

— Что, полковник?

Голос его звучал хрипловато.

«Верно, сорвал, командуя своими эскадронами», — подумала Докки, убитая равнодушием генерала.

— Царапина, по ребрам, — ответил барон.

— Значит, скоро вернетесь в строй, — кивнул Палевский, мельком посмотрел на руку Швайгена, сжимавшую пальцы Докки, и в следующее мгновение в упор взглянул на смутившуюся от неловкости баронессу. Она поневоле вспыхнула, а Палевский подчеркнуто любезно склонил перед ней голову.

— Madame la baronne, — только и сказал он. Докки даже не успела кивнуть ему в ответ, как он уже обращался к раненым на этой и ближайших телегах, жадно ловившим каждое его слово:

— Ну что, удальцы? Побили французов?

— Побили, ваше превосходительство! — раздался нестройный, но радостный отклик солдат.

— Залатают вас, опять вместе будем сражаться, — улыбнулся он, и все раненые враз оживились, подхватывая уверенную, беспечную улыбку своего генерала.

— Поскорее бы, — сказал какой-то лежачий раненый с соседней телеги.

— Скоро, скоро, — сказал Палевский, — оглянуться не успеете. Только перетерпеть немного. Бывайте здоровы, ребятушки, еще встретимся! Бог в помощь!

Он в прощальном жесте поднял руку и тронул гнедого, который, тряхнув головой, поскакал дальше по дороге. За Палевским потянулась его свита, на ходу кивая Швайгену и бросая любопытные взгляды на Докки.

— И сразу полегчало, — сказал сосед барона. — Доброе слово всему приятно.

Докки поспешно распрощалась со Швайгеном, наконец поцеловавшим и отпустившим ее руку, и поехала вперед, переживая эту мимолетную, такую долгожданную встречу с Палевским. Еще недавно отчаянно желая увидеть его, теперь она о том ужасно жалела, поскольку поняла: если их знакомство могло что-то значить для него в Вильне, то теперь и она, и та мирная жизнь стали настолько далекими за эти недели войны, что были отодвинуты им куда-то на самый задний план.

Глава III

Они доехали до развилки дорог и направились прямо, на север, тогда как поезд с ранеными и военные отряды сворачивали направо.

— Может, подождем здесь слуг? — чуть погодя спросила Докки у Афанасьича.

— Нечего их ждать, — сказал тот. — Дальше отсель убраться след. Догонят.

Докки только кивнула, не желая вступать в пререкания с и без того взвинченным и расстроенным Афанасьичем, который все никак не мог успокоиться, что привез ее на место сражения армий.

«Он, верно, еще обижен, что Палевский меня проигнорировал», — подумала Докки, зная, как самолюбиво воспринимает слуга любые проявления неуважения или равнодушия к барыне. Сама она находилась в странно оцепеневшем состоянии, даже не пытаясь найти оправдания холодности Палевского — де, он занимается своим «мужеским делом», как говаривал Афанасьич, и ему не до деликатничанья с ее нежными чувствами. Или ему опять не понравилось, что Швайген держал ее за руку? Но он же должен был понимать, что это случайность.

«Ах, как глупо все! — говорила она себе. — И чего я ждала? Что он, увидев меня, растает, бросится ко мне, обмирая от счастья? Как глупо — все эти мои надежды, мои мечты… Как глупо!»

Ей казалось, она все бы сейчас отдала, лишь бы очутиться в Петербурге, в своем доме, закрыться в спальне, дать волю вдруг закипевшим слезам, просившимся наружу, выплакаться, а потом забыть, забыть все, что с ней произошло за последние недели, и вернуться к той спокойной, умиротворенной и пустой жизни, которую вела до недавней поры.

— Эй, эй, погодите! — позади вдруг раздался чей-то крик и топот копыт. — Стойте!

Докки обернулась и увидела скачущих к ним нескольких военных. На какое-то мгновение в ней встрепенулась надежда, но тут же притихла, и она мысленно отругала себя за невольное ожидание чуда.

— Что им надобно? — проворчал Афанасьич, недружелюбно глядя на приближающихся всадников. — Чего кричат, чай, не глухие…

— Куда едете? — спросил их, приблизившись, один из офицеров, одетый в белый мундир с аксельбантом.

— В Друю, — нахохлившись, сказал Афанасьич.

— Туда ехать нельзя, французы на Динабург и Друю идут.

— Французы ж вон там остались, — не желал сдаваться слуга, кивая в ту сторону, откуда они приехали. — За рекой.

— Их много, — ответил на это офицер. — Они и за рекой, и у Динабурга, и у Минска.

— Тьфу, — сплюнул Афанасьич, вновь забывшись, за что получил сердитый взгляд от офицера, которого, казалось, шокировало такое поведение слуги при своей хозяйке.

— Сударыня, позвольте сопроводить вас в безопасное место, — он обратился к Докки с удивившей ее настойчивостью в голосе.

Она недоуменно приподняла брови.

— Право, это слишком большая честь для меня, — сказала она. — Вы можете просто подсказать нам безопасное направление на север. Мы едем в Петербург и…

— Позвольте, мадам, — офицер сделал жест рукой, приглашая ее следовать обратно в сторону развилки. — Мне надобно проследить, чтобы вы были доставлены в целости и сохранности.

Он кивнул своим спутникам, те развернули лошадей и поскакали назад, а сам офицер с легким поклоном и соответствующим движением рукой повторил:

— Прошу вас.

Докки переглянулась с Афанасьичем. Понимая, что в подобной ситуации не следует спорить с военными, она повернула кобылу и поехала за верховыми. Слуги последовали за ней, офицер скакал сбоку. Не доезжая развилки, передние всадники, а за ними и Докки со своим сопровождением свернули влево на лесную тропинку, выведшую их через вспаханные поля к пустой деревеньке, миновав которую, по проселочной дороге, идущей через луга, они достигли березовой рощицы. Сбоку, на опушке расположились военные, к которым направились провожатые старшего офицера, сам же он поехал прямо в рощу. Докки и Афанасьич, вновь переглянувшись, последовали за ним и через несколько минут оказались на поляне, где на поваленном стволе березы сидели еще какие-то офицеры, а перед ними стояли бородатые казаки в мохнатых шапках и взволнованный господин в статском мундире, горячо говоривший: