Собака, которая любит - Наталия Криволапчук
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Была в нашем доме любимая игра, в которую мы играли года три. Как-то мой муж, физик-экспериментатор, принялся рассказывать мне об элементарных частицах. Плохо воспринимая физическую сторону дела, я задумалась - и вдруг начала явственно видеть каждую из частиц. Они отчетливо различались по форме, размеру, цвету, материалу, фактуре поверхности. Одни вращались, как заведенные, другие неслись куда-то, сталкиваясь и разлетаясь в разные стороны. Электроны, к примеру, мелькали яркими стальными дробинками, то и дело исчезая из виду, и проследить за каким-то одним из них не представлялось возможным. Крупный серовато-голубой протон, напоминающий по фактуре поверхности хорошее шерстяное сукно, вел себя куда степеннее. Мю-мезоны были красновато-коричневыми, продолговатенькими и теплыми на ощупь. Я рассказала мужу об этих забавных "портретах", мы вместе посмеялись и забыли этот эпизод.
Вернулись мы к этому разговору спустя несколько месяцев, причем произошло это совершенно случайно. Могу дать голову на отсечение, что я не запоминала тех описаний частиц, которые дала в прошлый раз, стану я заучивать наизусть собственные шутки, на это способны только отъявленные зануды! На совпадения первым обратил внимание муж, и они его всерьез заинтересовали. Улучая минуты, чтобы застать меня врасплох, время от времени проверял мое восприятие, спрашивая то об одной, то о другой частице. Я отвечала, не задумываясь, искренне полагая, будто всякий раз выдаю очередную фантастическую импровизацию. Выяснилось, однако, что возникающие у меня ассоциации совершенно устойчивы и не зависят ни от реальных обстоятельств разговора, ни от моего состояния и настроения. Так я впервые поняла, что неявная информация может представляться в цвете.
Честное слово, сейчас я уже не помню, с чего начались мои попытки увидеть собачью ауру. Видимо, я начиталась тогда Лобсанга Рампы, которого я весьма почитаю, и втайне ему позавидовала. Отчетливо помню далеко не первый эпизод из моей работы над аурическим восприятием биополя.
Мы с Рольфом работали в тот день на охране, где я временами подменяла сына, когда у него возникали срочные дела. Стояла питерская душная июльская жара. Врагов на горизонте никаких не было и не предвиделось, но уйти было нельзя, и мы с моим верным псом-рыцарем полускучали-полудремали, запершись в охраняемом помещении. Уютно устроившись в мягком кресле, я впала в классическое "просоночное состояние", особо пристально изучаемое в физиологии головного мозга и служащее самой надежной "тропинкой в подсознание". В восточной традиции именно такое состояние считается первым шагом к медитации. Мои ленивые полумысли крутились вокруг ауры и прочих интересных, но пока еще загадочных для меня вещей. Черный, точно так же разомлевший от жары, духоты и вынужденного безделья, валялся на прохладном линолеуме пола у моих ног. Я взглянула на него - и отчетливо ощутила темно-синий ореол над его головой, тающий в сероватой с жемчужным переливом дымке. Не сообразив, что это может означать, я мысленно спросила об этом у него (телепатический контакт у нас уже был отработан). И он ответил!
Выяснилось, что этот красивый синий цвет, в точности, как и у человека, означает у собаки напряженную интеллектуальную деятельность, а попутно сопряжен с уверенностью в себе. Она, впрочем, тоже является производной от интеллекта, от понимания ситуации и способности к адекватной реакции на происходящее. В активном состоянии это насыщенный васильково-ультрамариновый тон, но тогда, в вялом и полусонном состоянии, это был более глубокий синий, словно бы замешанный на мышино-сером торможении.
Тайна жемчужной дымки открылась мне много позже. Эта дымка, порой сменяющаяся фосфоресцентной "подсветкой", возникает в ауре собак тогда, когда они... человек сказал бы, медитируют, уходят в астрал. В тот раз я своим вопросом заставила Черушку оторваться от медитации. Спасибо ему за то, что просветительную работу со мной он счел более важным делом, чем собственный выход в мир чистых энергий, где они, как и мы, могут получить подпитку, нередко запасаясь энергией впрок. Хотя... это ведь мы - как они!
Тогда мы работали с ним вместе часа два, проигрывая разные жизненные ситуации, соответствующие им состояния психики и отражающие их цвета ауры. Я выспросила у Рольфа все, что могла придумать. Я проверила свое понимание - благо за окном, в собачьем дворике неподалеку, за это время перебывало десятка полтора-два собак и собачат разных пород и возрастов, резко различающихся по сиюминутному психофизическому состоянию. Игривый щенок-пуделенок, флегматичный престарелый ньюф, вздорный и коварно-агрессивный метисик, пугливая изнеженная болонка - все они, желая того или нет, показали мне свои аурические картинки, да еще и в разных сочетаниях друг с другом, а Рольф учил меня расшифровывать их и интерпретировать. Результаты проверялись немедленно, по наблюдениям за поведением собак и их мимическим языком, которым я тогда уже владела неплохо.
От Рольфа я узнала, что агрессивным выпадам у не слишком смелой собаки предшествует выброс багровой мути, а неуверенность в действиях хозяина сопровождается желто-зелеными сполохами. Смеются собаки яркими голубоватыми вспышками, точно перекатывая блестящие елочные шарики. Если собака, привыкшая слушаться хозяина, в угоду человеку подавляет свои непосредственные желания и эмоции, то в ее ауре появляется коричнево-бурый тон, оттенки и интенсивность которого зависят от конкретного варианта взаимоотношений и от того, на чем построено послушание. Тут ведь различий тоже хватает - от полного подавления собственной воли до добровольного и радостного сотрудничества с человеком.
Вместе с Черным мы наблюдали за щенячьими играми, за мимолетными стычками, за веселой возней и шутливыми погонями. Тут мне далеко не сразу удалось распутать сплетение индивидуальных аурических картинок. На цвета, составляющие "вклад" каждой собаки, накладывалось и общее настроение компании. Шалости и забавы молодежи создавали общий фон веселья, напоминающий брызги шампанского - яркие золотистые и серебристые высверки, кипящая пена самозабвенного детского восторга. Старшие могли отреагировать на приставания детворы ярко-оранжевым раздражением или изжелта-серой неприязнью, смотря по характеру и настроению. Раз-другой чей-то резкий испуг заливал всю эту картину, достойную кисти художника-абстракциониста, чернотой непроглядной.
Не видела я в тот раз только чистого зеленого цвета, но осознала это лишь тогда, когда мы с Черным, отсидев положенное на охране, отправились домой. В нескольких шагах перед нами шли по Невскому молодая мама с мальчишечкой лет пяти. Мама, с усилием и уже раздражаясь, тащила под мышкой сынишкин велосипедик, а молодому человеку, судя по всему, желательно было ехать верхом. Однако в толпе у метро "Маяковская", на узком тротуаре, это явно было невозможно. Мать, выведенная из себя приставаниями, грубо прикрикнула на малыша, а тот немедленно разразился горестным ревом. И тут же засветилась, засияла вся аура моего пса, верного Дядюшки всех детей на свете. Она загорелась замечательным изумрудным сиянием. Пожалел! Так вот он, зеленый цвет, цвет милосердия и целительства!
Увлеченная новыми для меня и исключительно яркими впечатлениями (я и сейчас, спустя годы после тех событий, вижу эти образы живыми и насыщенными), я не сразу сумела разделить цвета ауры и отражаемые ими состояния на чистый спектр и на производные и смешанные тона. Не поняла я тогда и значения форм и движений в ауре. Осознание тонкостей и нюансов приходило постепенно, по мере наработки опыта и практики, в самых разнообразных ситуациях, и всегда проверялось наблюдениями за внешним поведением, не только со своими, но и с чужими собаками разных пород и разных мироощущений. Даже с теми, кого я видела случайно, из окна машины или автобуса. Поначалу и я сама готова была счесть эти наблюдения продукцией собственного безудержного воображения, если бы не практика - как известно, надежнейший критерий истины. Мои домыслы аккуратнейшим образом подтверждались самими собаками, общением с ними и их последующими действиями. Скажем, собака, едва зачуявшая присутствие потенциального соперника, еще не видящая его, внешне не успевает проявить ни настороженности, ни агрессивности. Явные действия и даже мимические выражения эмоций в отсутствие адресата попросту лишены смысла и возможны только при нарушениях психики. Однако в ауре-то эмоции отражаются сразу, как только возникает внутренний отклик на поступление внешней информации. Появись соперник из-за угла - и эмоции найдут свое непосредственное внешнее выражение. А уйди он, не показываясь, и эмоции угаснут, соответствующие им цвета в ауре поблекнут, как бы постепенно обесцвечиваясь. По динамике цветов можно судить и о смене возбуждения торможением, и о балансе этих процессов то есть, в терминологии Павлова, о подвижности и уравновешенности высшей нервной деятельности.