Следствие считать открытым - Дмитрий Туманов

Так или иначе, ларчик открылся: валун распахнулся передо мной, словно цветочный бутон, явив моему взору свое содержимое. Затаив дыхание, я засунул голову внутрь и… Там меня ждало лишь разочарование. Внутри не было никаких сокровищ, никаких магических артефактов, там вообще ничего не было, кроме каких-то поломанных пустотелых обручей-торов той же природы, что и хранивший эту загадку небесный камушек.

— И как же это понимать? — выразил я вслух свое разочарование. — Кто-нибудь может мне объяснить, что это?

— Что бы это ни было, магической энергией оно не обладает, — поводив кристаллом сверху, заявил Таниус, чем убил во мне последнюю надежду.

— Может статься, то есть кости нерожденного божества, — задумчиво изрек Трейсин, крутя в руках «божественную» косточку. — Ибо сказано в святом писании: «Усе сущее явилось из яйца».

— Какие же, однако, у богов яйца твердые, — тут же опошлил все возвышенное Штырь. — А что, внутри больше совсем-совсем ничего нет?

— Нет, тут еще лежит бумажка с надписью: «Поздравляем, вы выиграли бесплатную поездку на Небеса — в один конец», — съязвил я, методично вороша палкой на дне. — Увы, больше ни…

У меня перехватило дыхание, когда я понял, на что наткнулся. Осторожно смахнув труху, истлевшие волокна и какие-то мелкие чешуйки, я расчистил четкий вплавленный отпечаток. Это было похоже… Это могло бы быть… Это казалось невероятным, но когда-то в упавшем с неба ковчеге лежали… ножницы!

Да-да, обыкновенные портновские ножницы, ни больше ни меньше. В нашем горном краю такие массивные ножницы грубой выделки во множестве изготавливают деревенские кузнецы. Их используют, чтобы резать толстое домотканое шерстяное сукно, и для стрижки блеющих поставщиков этой шерсти их тоже можно употребить.

Но в отличие от обыкновенных ножниц у «небесного дара» были заостренные концы, что делало их похожими на небольшой кинжал. При некотором желании и умении таким стригунком можно человека насмерть заколоть. Может быть, это все же не совсем ножницы?

В любом случае это я узнаю только у того, кто эти ножницы взял. А я уже догадываюсь кто. Тот непонятный предмет, завернутый в платок, бывший в руках Лусани по выходе из рощи, — это не могло быть не чем иным, как искомыми ножницами.

Тогда дело об исчезновении Лусани вместе с Трейсином может приобрести совершенно иной оборот. Если девочка по широте душевной, да по болтливости природной рассказала алчному торговцу про артефакт, то я даже представить боюсь… — Вечером будем в Донатте, там у мене хата есть. Токмо ежели ее еще злыдни-кредиторы не оттяпали, — прервал мои размышления Трейсин, словно затылком уловивший мой тяжелый пристальный взгляд.

Я на правильном пути — Трейсин действительно из этих краев. На людной дороге этот трусливый слизняк не посмел бы сделать свое грязное дело. Скорее всего он отвез Лусани к себе домой и… Там уже не только и не столько ножницами можно разжиться. Мне сразу вспомнилась та похотливая улыбочка, с которой мерзавец смотрел на девочку того же возраста в таверне «Купец». Тогда разборки откладываются до вечера, заодно и осмотрим место. Надеюсь, не преступления.

С наступлением темноты мы подъехали к небольшому городку на крутом берегу Вераны. Охрана здесь, равно как и в других поселениях Зеленодолья, была настороже, а внутрь впустили нас лишь потому, что какой-то стражник, измученный похмельем и бездельем, вроде бы узнал Трейсина. А окончательно убедиться в своей правоте ему помогла золотая фаценская марка. Его соратники, впрочем, немедленно потребовали по такой же для каждого за тяжкие усилия по открыванию городских ворот.

Плата за вход была просто грабительской, но я бы долго ломаться не стал, очень уж хотелось закончить все поскорее. Однако со стражей разговаривал скряга Трейсин, поэтому переговоры получились долгими и трудными, так что до трейсинского дома мы добрались только ближе к полуночи.

К нашему счастью, кредиторов дом не заинтересовал, но к несчастью хозяина, он заинтересовал воров — дверь была взломана и распахнута настежь. Растопив камин и запалив факелы, мы стали осматривать распотрошенные купеческие владения. Жильцы давно покинули этот дом — на голом полу накопился толстый слой пыли. Не то чтобы сюда вовсе никто не ходил после взлома, еще как ходили: соседи понемногу разбирали на дрова переборки, зал использовался в качестве общественного туалета, а в саду стихийно возникла общегородская мусорная свалка.

Трейсин бегал по комнатам и стенал, заламывая руки и проклиная тех известных пакостников, которые загадили все вокруг, и тех неизвестных лихоимцев, которые вынесли все, что не было прибито, и испоганили все, что вынести не смогли. Из мебели в доме остался лишь тяжелый резной стол, который просто не пролез в двери и к тому же был попорчен — столешница треснула от сильного удара чем-то острым, а вокруг пробоины бурели засохшие пятна крови. Более ничего необычного я в доме не нашел, хотя и облазил его сверху донизу.

Хозяин к тому времени уже успокоился и с подозрением посматривал на мои поиски, хотя я и намекнул ему, что ищу следы воров. Но когда я начал простукивать пол в подвале, торговец сообразил, что ищу я что-то другое, и занервничал.

— Господарь Райен, чево вы там стучите себе? Нету там ничево!

И то правда, зачем? Пора приступать к допросу главного свидетеля и подозреваемого по совместительству. Мы поднялись в зал, Таниус встал во внешних дверях, а Штырь — позади меня. Окна зарешечены, бежать ему некуда. Тут Трейсин занервничал еще больше.

— Вы… вы чево?! Чево вы от мене хочете?

— Почтенный Гумо Трейсин, мы с вами недолго были в одной команде, и я еще не успел узнать вас в полной мере. Но за это короткое время у меня накопилось несколько очень неприятных вопросов, ответить на которые вам так или иначе придется. Поэтому сейчас вы расскажете нам все. Возможно, вы не захотите говорить по доброй воле. Но в таком случае тот коллега, который стоит сзади, развяжет вам язык посредством каленого железа, а тот, который в дверях, — будет отмечать каждый ложный ответ вашим пальцем… отрубленным.

Вообще-то я не предполагал заходить так далеко. Но Трейсин воспринял это за чистую монету, поскольку с визгом рванулся к двери черного хода. Он, правда, не видел, как я ее закрывал на засов, поэтому, с разгону впечатавшись в дверь, отлетел назад на пару шагов и сел, потирая разбитый нос. Я не спеша подошел к нему, он тупо взглянул на меня, затем за меня и истошно заверещал, ползая у меня в ногах:

— Не-е-ет!!! Я усе скажу, усе! Токмо пущай они мене не тронут!

Я взглянул через плечо и, несмотря на всю серьезность ситуации, не смог удержаться от усмешки. Мои помощники буквально поняли произнесенные слова, очевидно, для них подобное было не в диковинку, — Штырь держал в руках дымящуюся кочергу, а Таниус весело помахивал походным топориком.