История города Рима в Средние века - Фердинанд Грегоровиус

Ни одна рука не поднялась, чтобы убить этого негодяя! Вессас и Конон, одолеваемые низкой корыстью, затягивали осаду и пользовались голодом народа, чтоб накопить побольше золота. Они бесстыдно торговали хлебом, который хранился в амбарах, и даже греческие солдаты лишали себя части своей порции, чтобы обратить ее в золото. Богатые римляне платили за медимн хлебного зерна семь золотых монет; тот же, кому это было не по средствам, считал себя счастливым, если ему удавалось купить за 1 3/4 золотых монеты ту же меру муки из отрубей. За быка, если только случалось его раздобыть, охотно платили 50 золотых динариев. В городе были только ростовщики, которые покупали хлеб, и голодные, покупавшие и пожиравшие его. Когда все золотые монеты были израсходованы, благородные римляне понесли на рынок свою ценную посуду и меняли ее на хлеб; бедные же бродили у стен и на развалинах портиков, – там, где некогда императоры устраивали пышные угощения их предкам, – рвали траву и ею наполняли свои желудки. Наконец, весь хлеб был съеден и остался лишь небольшой запас его, который Вессас хранил для самого себя; тогда и богатые, и бедные одинаково набросились на траву и крапиву, варили их и глотали. Не редкость было видеть тогда римлян, блуждающих, как привидения, по пустынному городу, с глубоко ввалившимися глазами, с крапивой во рту и вдруг падающих мертвыми. Но, наконец, стало не хватать и травы; тогда многие освобождали себя от мук добровольной смертью. В числе ужасных событий тех дней Прокопий упоминает об одном случае, который не менее потрясает читателя, чем сцена умирающего в башне от голода Уголино; этот случай относится к одному отцу, у которого было пятеро детей. Приведенный в отчаяние плачем детей хватавшихся за его платье и просивших хлеба, несчастный отец, ничем не обнаруживая своего отчаяния, спокойно велел им следовать за собой. Придя с ними к Тибру и взойдя на мост, этот отец, как истинный римлянин, закрыл себе лицо одеждой и бросился в реку на глазах у окаменевших от ужаса детей и отупевших от мук римлян.

Наконец, правители стали разрешать населению уходить из города, но и на этот раз лишь при условии уплаты некоторой суммы денег, и Рим начал пустеть. Несчастные беглецы, уходившие искать хлеба вне города, погибали, однако, от лишений в дороге, а по сообщению греков, также и от меча неприятеля; но мы имеем основания считать готов невиновными в такой жестокости. Вот к чему привела судьба сенат и римский народ! – с волнением восклицает Прокопий.

С прибытием Велизария в гавань Тибра обстоятельства, казалось, неожиданно изменились в другую сторону. Отплывая из Гидрунтума, Велизарий взял с собой только войско Исаака и приказал генералу Иоанну пройти через Калабрию и овладеть Аппиевой дорогой; сам же он решил выждать Иоанна в Порто и посмотреть, нет ли возможности освободить Рим с небольшим числом войска. Прибыв в гавань Тибра, Велизарий убедился, что готы преградили сообщение с Римом и что эту преграду, хотя и трудно, но необходимо сокрушить. В девяносто стадиях ниже города Тотила они перегородили реку мостом из громадных древесных стволов и по обоим концам этого моста поставили две деревянные башни. Никакой корабль не мог разбить такого бастиона, да, кроме того, чтобы приблизиться к нему, необходимо было еще прорвать железную цепь.

Чтобы ввести в город войска и доставить в него провиант, Велизарию необходимо было сначала разрушить этот мост. Еще некоторое время Велизарий ждал Иоанна; но готы преградили этому смелому генералу путь к Капуе. Тогда Велизарий потребовал, чтобы Вессас сделал одновременно с ним вылазку и напал на лагерь готов однако, не трогался с места, и гарнизон стоял у стен неподвижно и праздно. После того Велизарий решил довериться одному своему гению, Во что бы то ни стало он хотел попытаться провести в город корабли с провиантом и составил настолько же смелый, насколько искусный план. Двести дромонов, или ластовых судов были нагружены провиантом; каждое такое судно представляло собой в то же время плавучую крепость; борта судна были обшиты щитами с прорезанными в них бойницами. Судна были поставлены на реке рядами, но им должна была предшествовать плавучая исполинская зажигательная машина. Последняя представляла деревянную башню, поставленную на двух связанных между собою плотах; эта башня была выше башен, стоявших на мосту, и на ней помещена была подвижная барка с горючими веществами.

В день выполнения своего плана Велизарий поручил охранять Порто Исааку и на его же попечение оставил свою жену, причем приказал ему ни в как случае не покидать гавани, хотя до него дошел слух, что Велизарию совсем плохо или что он даже убит. Кроме того, у обоих устьев реки были размещены окопах войска, по берегу же со стороны Порто за судами должна была следовать пехота.

Сам Велизарий поместился на первом дромоне и дал знак к движению. С большим напряжением работали гребцы двадцати судов, и машина медленно подвигалась вперед. Готская стража у железной цепи была убита, а сама цепь прорвана; это удвоило силы гребцов, и суда приблизились к мосту. Зажигательная машина направилась к одной из башен, именно к той, которая стояла со стороны Порто, выбросила на нее сверху лодку с горючими материалами и воспламенила башню; вместе с нею погибли двести готов и их начальник Осдас. Тогда завязалась отчаянная борьба у моста; с реки надвигались на мост дромоны; с берега старалась взять его приступом пехота, но готы все прибывали из лагеря на защиту моста. Участь Рима могла быть решена в немногие минуты и, может быть, была бы решена, если бы Вессас сделал вылазку из города.

В то время как борьба у моста склонялась то на ту, то на другую сторону, один вестник принес в Порто известие, что цепь прорвана и мост занят греками. Также горя желанием пожать лавры победы, Исаак забыл наказ Велизария, переправился в Остию и с толпой всадников бросился на лагерь неприятеля на другой стороне реки. В первый момент он опрокинул неприятеля, овладел его окопами и занялся грабежом. Но готы, вернувшись, вытеснили греков и взяли в плен действовавшего с безумной смелостью генерала. К несчастью, слух о том, что Исаак взят в плен, скоро достиг до Велизария и притом тогда, когда исход борьбы у моста еще не был решен. Смущенный такой вестью, Велизарий не мог дать себе отчета в действительном положении дела и решил, что готы овладели Порто, кассой, его женой и всеми средствами к дальнейшей войне. Он тотчас же приказал трубить отбой, чтобы идти с войсками и судами назад к Порто и снова овладеть им. Придя туда, Велизарий был поражен: врага он не встретил, а на башнях замка стояла его бдительная стража. Эта ошибка до такой степени огорчила Велизария, что он тяжко заболел, так что одно время была потеряна надежда на его выздоровление.

Так не удалась попытка освободить Рим, и Велизарию не довелось во второй раз прославить себя защитой Рима. Наступило глубокое затишье; Велизарий лежал больной в Порто; в лагере готов все было спокойно, а беззащитный город выглядел могилой. Казалось, только одни стены стоят на страже в этом городе, обратившемся в огромную пустыню, так как население бежало из него. Сторожевые посты большей частью оставлялись незанятыми: дозор производился беспорядочно; каждый спал, когда и сколько хотел, и это не заботило военачальников. На улицах лишь изредка встречались одни голодные; во дворце Вессас продолжал копить свое золото, а Тотила оставался в окопах и не решался идти на приступ, который должен был внушать ему ужас, воздвигая перед ним кровавую тень погибших во время приступа готов.

Наконец сторожевой пост исаврян у Азинарских ворот изменил Риму. Несколько раз спускались исавряне ночью со стен по веревкам, приходили в лагерь готов и убеждали короля занять ворота. Разведки, сделанные собственными воинами, победили недоверие Тотилы. Четыре сильных гота влезли ночью на башню, спустились в город и взломали Азинарские ворота; когда они были раскрыты, готское войско в полном спокойствии вступило через них в Рим. Это было 17 декабря 546 г.

Из предосторожности, так как было еще темно, Тотила расположил свое войско на Латеранском поле. Но в городе уже поднялся шум, и великодушный король приказал всю ночь трубить в трубы, чтобы римляне имели возможность бежать из города через ворота или искать спасения в церквах. Греческий гарнизон вместе со своими начальниками Вессасом и Кононом бежал при первом же звуке труб; за ними последовали и те сенаторы, у которых еще оставались лошади; в числи их был Деций и, может быть, также Василий, последний консул империи, тогда как Максим, Олибрий, Орест и другие патриции искали защиты у Св. Петра. Все кто только имел силы дотащиться до церквей, спасались там. Когда с наступлением утра готы двинулись по улицам, их встретила могильная тишина совершенно опустевшего города. Прокопий вполне определенно говорит, что во всем городе оставалось только 500 человек, все же остальное население или бежало из города еще рань не, или погибло от голода. Цифра эта маловероятна; скорее ее следует увеличить в 10 раз; но показание названного современника, хотя бы даже оно было преувеличено, все-таки свидетельствует, какая страшная убыль произошла в населении Рима.