Позови меня трижды… - Ирина Дедюхова

И после дневных забот, после баньки, уложив детишек, как славно было посидеть на косогоре с бутылочкой. Терехов играл им на аккордеоне, а они с Галей пели на два голоса. И когда Валя пела, она со щемящей тоской понимала, что только здесь, в деревне им было с Васей место. Где-то ты теперь, Васенька?

На родительские субботы Терехов и Галя накануне всегда приезжали в город, останавливаясь у Вали. С утра обязательно шли на разросшееся кладбище. Чо-то при доброй кормежке народ стал как-то особенно скоро перекидываться на тот свет. Раньше-то до восьмидесяти уж по всякому жизнь-то ломали, а тут все молодые помирать начали. Смотришь, человеку-то всего ничего было, пятьдесят-то — какие еще года! Поэтому Вале было почему-то очень неуютно одной ходить на кладбище, а с Тереховыми, вроде, ничего. И как только этот Терехов тут жил один со сторожами?

Сердце только что-то стало пошаливать. Валентина Петровна даже сходила к доктору за таблетками от сердца, и у нее обнаружилось несколько повышенное артериальное давление. А как тут сердца не будет, как на эту Катьку поглядишь, на всю ее жизнь? Тут и печень и почки появятся, не говоря уж о голове! И говорить-то с ней было бесполезно. И как только вспомнишь безучастное, равнодушное ко всему, что не касалось Маши, лицо дочери, так начинало почему-то болеть сердце.

Из-за сложного графика работы Кати и Володи, отпуска у них никак не совпадали. Катя с Машей иногда отдыхали в лесном профилактории института в смену матери и ребенка, а Володя один выезжал в молодежные лагеря, где, по его словам, совмещал отдых с напряженной общественной работой. Валентина Петровна все-таки несколько раз пыталась предостеречь дочь, разговаривала и с зятем на эту тему, но Катя однажды резко ей ответила, что ее отпуск — это отдых не только от работы, но и от Володи. Спасибо, что не заявила, что и от матери. Ничего, все когда-нибудь отдохнут от своих назойливых мамок! Ведь только об этой Катерине все мысли, только ведь у нее с бытом наладилось, а у них с Васей — девять лет своего угла не было! А какую зять два года назад мягкую мебель купил, какую стенку! И рожа, вроде, у него не бандитская! Вон, Машка, какая славненькая получилась! Зубами за мужика-то держаться надо! Сколько уж можно этого тюремщика вспоминать? И почему же зять ходит, словно, слепой? Порхает все по жизни, крылышками шелестит. И, вроде, его вполне такой расклад удовлетворяет…

Где же оно счастье? Раз оно — не в мебели, то где-то же ведь оно должно быть? Бедная, бедная Катька! Видно, все саднит сердечко, но ведь прошлого не воротишь…

Иногда у матери и дочери происходили достаточно громкие разговоры на эту тему и на многие другие темы тоже. И как-то ночью, думая о Кате, Валентина Петровна вдруг ощутила, как стыд и сожаление сжали ей сердце. Удивительно, но ей в этот миг показалось, что в странной пустой жизни дочери виновата почему-то и она сама.

Утром все вставало на свои места, но утра надо было еще дождаться. А ночью ей иногда приходили тяжелые сны. И в особенности ее почему-то донимал один сон, будто они все переезжают на старую квартиру. Этот сон повторялся в разные года жизни с поправками на изменившиеся обстоятельства, но всегда перед какими-то переменами. А какие у человека перемены могут быть после пятидесяти лет? Только самые никудышные перемены…

До смерти Васи они в ее сне переезжали всегда втроем, и Валентина Петровна до утра ломала голову, как же разместить в старой квартире их разросшийся скарб? И перед самой Васиной смертью этот же сон снился. Но тогда ее заботило другое. Лил дождь, машина с вещами мокла под дождем, а они с Катькой не могли уехать из квартиры, потому что ждали Васю с работы. Но его все не было, а они ждали, ждали…

И частенько теперь она вновь переезжала по ночам в старую квартиру, но только уже с Машей и Катей, соображая, как войдет мягкая мебель и стенка дочери в их однокомнатную клетушку, которая ждала их в старом доме. Никакого зятя в тех снах у Валентины Петровны даже в воображении почему-то не было. Вещи, матерясь, таскали отец и сын Тереховы, но тронуться с места даже первым рейсом они не могли, потому что до утра все ждали и ждали теперь откуда-то Катю…

КОРОЛЬ ПИК

Король пик — это, касатка, солидный человек. Но по жизни он почти всегда враг, дурной человек, соперник. Фигура, прежде всего, в пасьянсе с фигурами соотносится. А уж из фигур, надо пары выбирать. Вот у тебя пара: дама и валет треф. По ним король пик обещает тебе ненависть и горе. С валетом и дамой бубен ты, однако, получаешь сердечное расположение самого этого короля. Что тут скажешь? Ну, будет король, много зла принести тебе может, но пока ты среди бубен, ничего он с тобою не сделает.

Катю Алексей поймал на выходе из столовки, в руках он держал тоненькую трубочку чертежей.

— Кать! Ты мне шабашку небольшую не сделаешь, а? Я тебе пятнадцать рублей подарю!

— А разве так можно?

— Здрас-с-се! Колхоз Прилученский просит быстро-быстро, платит наличными, а у нас, сама же знаешь, — планов громадье на долгие годы вперед. Сметку обсчитаешь?

— Обсчитаю…

— Вот, гляди, два чертежика, все как обычно. Ленка напечатает, а распишешься сама. Это у нас как комсомольская помощь пройдет, а денежка — как ихняя премия за агитбригаду. Когда сделаешь?

— Это тут все? Ну, через час…

— Ну, ты могёшь!

Сначала было овощехранилище в Прилученском колхозе, потом — крытый ток в совхозе "Путь к коммунизму", а потом — павильон для Потребсоюза, а еще потом — подстанция к базе Обувьторга… А потом Катьку, Алексея и двух проектировщиков разбирали на парткоме и срезали все премии. После разборки Алексей курил у бумажных бобин возле отдела комплектации и плакался Катьке в жилетку.

— Нет, Кать, если бы я с ними не делился! Если бы не они сами мне эти заказы подсыпали! Ведь мы работали с тобой, Кать! В поте лица трудились! Сами же говорят про то, что тем, кто не работает — жрать не положено! А теперь — про нетрудовые доходы песни поют! Ладно, вечером заходи с Ленкой — выпьем…

Кате тоже было очень обидно, она впервые ощутила некоторую свободу в деньгах, хотя пахать за них приходилось даже ночами. Пусть и купить-то особо на них было нечего, но можно было дать маме, которой пенсии хватало только в большой притык. Потом можно было даже два раза сходить с Ленкой в ресторан, где их даже чуть-чуть опять не сняли. Пусть чуть-чуть, как утверждала Ленка, и не считается, но Катя, в рубиновом колье и золотых часиках, все-таки здорово повеселилась и впервые почувствовала свою женскую силу и привлекательность. Поэтому она с тяжелым чувством пошла с Леной вечером напиваться на четвертый этаж к Алексею. Что этим партийным от них надо? Что они лезут в их жизнь? Помогли бы лучше шабашки найти, они-то ведь делиться не отказываются!