Доктор гад - Евгения Дербоглав
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Быстро, – Гиэ обнял пухлую грудь руками, словно защищаясь от воспоминаний. – Я как раз работал над ровным стеклом, когда на меня напал Риццес, старший помощник. Он лежит там, – Гиэ дёрнул подбородком, указывая на потолок, где тонкий слой белил потемнел от крови. – Я разбил экспериментальный образец и всадил ему в горло, – отрешённо поведал он. – А потом пришли другие…
– Не стоило его убивать, мастер, – укоризненно сказала она.
– А что мне, по-вашему, было делать?! – рявкнул он. – Что делать, если тебе целятся пальцами в глаза?! – Гиэ откинул прядь пегих волос с виска и продемонстрировал глубокую царапину.
– Не ожидала от вас такой прыти, Ларт, – признала Равила. – Вы и стрелять, оказывается, умеете.
– За что я, по-вашему, получил после войны орден Границы Всемирной? У меня пропал билет до Акка, я должен был уехать сегодня, – сообщил он. – Но даже если бы я мог выбраться, я бы всё равно никуда не уехал. Они приносят почту без перебоев, знаете ли, – он издал уродливый, душераздирающий смешок. – Твари таскают газеты ровно, как и положено. Но доколе будут в сознании те, кто их кодирует? Я подписан на четыре газеты, и сегодня мне принесли лишь одну, один лишь «Союзный гранит». Поезд, идущий из Акка в столицу, сошёл с рельс, перекрыл все движение. В технике ли дело или в паровозной команде, не говорят. Ну а вам-то чего нужно? Дайте угадаю – вогнутые лупы? Ну что же, без ассистента, – он дёрнулся, – смогу только завтра.
– Я буду вам ассистировать, – предложила она. – До вечера управимся? Отлично.
Вирцела уселась на пол около диванчика, задумчиво разглядывая труп.
– Не знаю, кем стану, когда вырасту. Но потом все равно тоже стану мёртвой. Интересно, а как это – быть мёртвым?
Гиэ и Равила переглянулись. И мастер оптики ответил:
– Да никак.
* * *От вони медицинского хладона в носу хотелось блевать, но блевать уже было нечем, и поэтому его просто выворачивало наизнанку куда-то вбок. Упасть или отбежать он не мог – привязали к стулу, поэтому приходилось пачкать чей-то ковёр.
– Закончил? Ты, вытри ему рожу, – приказал мужской голос, и ему тут же принялись вытирать рот какой-то жёсткой тряпкой. – Эр номинно, омм Ребус.
– Ага, – буркнул он, ёрзая на стуле. – А теперь развяжите, мне неудобно.
– Тебя, пожалуй, можно, – задумчиво протянул человек напротив него. – Если будешь хорошим докторишкой и не доставишь нам проблем. А этого – лучше не надо, какой-то бешеный шахтёрский выродок.
Рофомм плохо соображал из-за страшной головной боли и слабости, но одурманенное сознание сумело различить в сером пятне слева шевелюру Парцеса. Кто-то заботливо дал ему попить и прополоскать рот, стало чуть полегче: Подкаблучнику не нужен был сонный собеседник.
С тех пор, как интерн медицинского отделения Рофомм Ребус видел его в тюрьме, бандитский шеф успел облысеть, но отрастил себе ухоженную чёрную бородку. Кафтан на нём был простой, вышивка была лишь на кушаке, как и у всякого женатого гралейца. Жена, хлопающее глазами создание, была при нём, расположившись рядом на диване. Из длинного разреза юбки выглядывала её тощая нога, а колено своей унизанной серебряными перстнями лапой накрыл Подкаблучник.
– Он-то чего тут делает? – Рофомм кивнул на Парцеса.
– Стащили его с твоей бабы, – с улыбкой сообщил Подкаблучник. – Решили, что пригодится.
Рофомм повернулся к Парцесу и впервые за их общение увидел растерянное, почти глупое выражение лица – прямо как у Паука, когда тот гадил в астры. У Парцеса была крепкая стройная шея и мускулистое тело, на таких плечах Эдтины ноги смотрятся превосходно – он бы поглядел, не будь этот человек Парцесом, жуткой холодной тварью, которая пришла из ниоткуда, чтобы его уничтожить. Эдта сидела тут же, её не стали так жестоко связывать, как мужчин, просто перемотали бечёвкой запястья. – Лучше б ты этого типа дома держал вместо своего кота, доктор, – продолжал бандит. – Голыми руками убил одного, отклонил пулю, обезоружил второго и уложил ещё двоих.
– Эррил, он симпатичный, – жена подёргала Подкаблучника за рукав кафтана. – Хочу его, а не этого алкаша. – Он веллэр, дура, – шикнул на неё муж и щёлкнул по щеке. – Никаких чужаков, поняла? А то, что ты этого не хочешь, – я тебя понимаю. Ты, доктор, упрямый упадочник – это ж надо так постараться проблудить весь серебряный блеск, что вышлифовывали тысячелетиями! Да ещё и тупой как пробка, я б к тебе лечиться не пошёл. Кто же держит дома незакодированного кота?
– Это тебе посмертие твоих дубин рассказало, что у меня кот не закодирован? – хмыкнул он.
– Нет, их трупы с развороченными шеями. Ты увёз их на свалку – думаешь, в тумане и впрямь ничего не видно? Кому надо, те видят, а бабы из полиции нравов очень хорошо за тобой следят. Думаешь, они сами решили все рюмочные от тебя позакрывать? Мне не нужен неконтролируемый пьющий… партнёр. Ты не вызвал полицию, а отвёз, казалось бы, убитых на легальных основаниях людей на свалку, да ещё и лица им щёлоком посыпал. Сразу стало понятно, что кот у тебя без корочки. Поэтому от женщин он тебя не спасёт – можно было, не боясь, посылать не пятерых мужиков, а двух баб с баночкой хладона…
Парцес в отчаянии застонал:
– Ты идиот, Рофомм, какой же ты идиот!
– Зато на тебя, уважаемый, спустили пятерых – от тебя за сотнешаг разит хорошей гогской бойней, – бандит дёрнул своими чуткими до опасности ноздрями. – Ты, верно, из полиции? Даже не из убойного – из особой бдительности, так ведь? Но всё равно ты блудливая скотина – лезть к чужой бабе без ведома хозяина, руки бы тебе пробить.
Парцес дёрнул привязанными к ручкам кресла запястьями и сжал кулаки, Подкаблучник усмехнулся, пригладив бороду.
– Ты, Эррил, дикарь и деревенщина, – спокойно промолвил Рофомм. Откуда-то вновь взялся его мягкий низкий голос – а он уж думал, что горло прожёг безвозвратно и больше не сможет петь. – Раньше у бандитов был стиль, взять хотя бы её папеньку, – он кивнул на бывшую жену, у которой глаза были по пять виалов. – А сейчас что? Я тебе как профессионал заявляю – ты жалкий извращенец, которого, похоже, в детстве насиловал родной па…
Подкаблучник щёлкнул пальцами, и всю видимость закрыло чье-то тело, и тут же Рофомм задохнулся от боли. Он бы согнулся пополам, но был привязан к креслу, и поэтому лишь терпеливо шипел.
– Ещё! Не по лицу, – предупредил Подкаблучник. – Породистых по роже бить – всемирное нарушение.
Удары сыпались по груди, по животу, пару раз грохнули по коленям – кажется, чем-то деревянным, боль уже
