Дик Адвокат и Гус Хиддинк. Невероятные приключения голландцев в России - Игорь Рабинер

– В вашем представлении единственный форвард обязательно должен быть рослым?

– Не обязательно. Но он должен постоянно идти в борьбу с защитниками и выигрывать ее, биться, ассистировать и многое другое. Нам нужно было делать выбор – ведь в нашем распоряжении были Павлюченко, Погребняк и другие.

– Один из ваших незыблемых принципов – вы никогда ни на что не жалуетесь. Не было желания сделать это даже после травмы Погребняка, оставившей и без того не такую звездную команду еще и без лучшего снайпера Кубка УЕФА?

– Бесспорно, это удар. Но я не из тех людей, которые ищут поводы для пессимизма и оправдания, если что-то пойдет не так. Что бы ни случилось, мы с командой должны идти дальше! Один игрок травмировался – другой должен его заменить. Если парадная дверь заперта, ты должен найти черный ход. И не впадать в уныние.

– У вас еще есть надежда, что Погребняк может выздороветь в нужные сроки (разговор проходил, когда до объявления об отзаявке нападающего оставалось 17 часов. – Примеч. И. Р.)?

– Все зависит от него. Он дважды получил заключения уважаемых докторов в Мюнхене, которые также оперировали Акинфеева. И мы видели отчет нашего врача, в котором со ссылкой на этих специалистов было сказано: непреодолимых преград для того, чтобы Погребняк играл, нет. Он может играть – но все зависит от него самого. Это его тело, и только сам игрок вправе принимать решение.

С одной стороны, от врачей мы получили зеленый свет. С другой, меня смущало, что нам необходимо подталкивать игрока бороться за свое участие в Euro. Я никогда не давлю на футболистов и не заставляю их принимать решения, которые потом даже теоретически могут принести их карьере ущерб. В то же время доверяю докторам – а потому, если врач дает добро на участие игрока в турнире, сам ни за что не скажу ему: нет, тебе нужно себя поберечь, ложиться на операцию и т. д. Коль скоро медицинские работники не возражают, окончательное решение остается за игроком.

– В последние три недели вы, на мой взгляд, произвели в сборной революцию. Перестроились со схемы в три защитника на четыре. У команды появился новый капитан, который в отборочном турнире не провел за нее ни одного матча. Жирков превратился в левого защитника, Сычев – в правого полузащитника. Сделали ли вы это все по той причине, что поняли: вам нечего терять?

– Да, нам нечего терять. Мы находимся в ситуации, когда необходимо модернизировать манеру игры. Да, какое-то время ты вынужден адаптировать систему под возможности и уровень квалификации игроков, которые есть в твоем распоряжении. Но если хочешь расти, нельзя из года в год придерживаться одной и той же модели.

– То, что без кардинальных изменений не обойтись, вам стало окончательно ясно после Румынии?

– (Пауза.) Да. Но это зависело еще от тех футболистов, которые должны были влиться в состав. Тех, кто совсем недавно играл в маленьких клубах и возможности которых мало кто себе представлял. При всем уважении к российской лиге, наиболее реальный путь в сборную для таких игроков – переходить в большие клубы и там доводить себя до уровня национальной команды.

– Намек на Широкова более чем прозрачен.

– Да, к примеру, речь о нем. Ему и сейчас не хватает опыта. Но этот опыт может появиться, только когда ты играешь на таком уровне, а не только смотришь, как это делают другие. Лишь выходя на поле против команд международного класса, ты можешь ответить на вопрос: «Способен ли я делать так же?»

Тут же следует сказать и о Жиркове. Многие, в том числе игроки, спрашивают: почему вы используете его в защите? Но в современном футболе все обязаны защищаться. Юрия по стилю игры можно сравнить с Эвра из «МЮ» и Эшли Коулом из «Челси». Такая игра – требование сегодняшнего футбола.

– То есть вы не считаете, что позиция Жиркова может ударить по атакующему потенциалу сборной?

– Ни в коем случае. Она атаке только поможет.

– Поговорим о Семаке. Парадокс, что вы используете его не атакующим хавбеком, как в «Рубине», а опорником, каким он был в «Москве», когда вы его в сборную не вызывали!

– Ты, как тренер, всегда ищешь баланс в команде. Я внимательно следил за Семаком последние полгода. Едва придя в новую команду, он на глазах превратился в ее лидера. В моем распоряжении есть Семшов, Зырянов, Билялетдинов – но нужен был еще один человек, который бы сбалансировал, соединил их с линией зашиты. Семак стал идеальной фигурой для этой роли. Поймите: обойма игроков сборной не может быть раз и навсегда зафиксированной. Селекция должна быть гибкой.

– То есть в ней нет места догматизму: мол, раз одни люди вышли из отборочного турнира – значит, им и играть в финальном?

– Надеюсь, в предстоящие два года мы увидим еще не одного российского игрока, который окажется полезен сборной. Может, это молодые ребята, сейчас находящиеся в своих клубах на скамейке или выходящие на замену. Или не обязательно молодые. Футболисты должны понимать: путь, который прошел тот же Широков, реален.

Догматизм при выборе действительно недопустим. Но надо понимать, что средний возраст этой сборной весьма невысок. А значит, чтобы появилась полная сыгранность, игрокам надо провести несколько лет вместе.

– Семак – ветеран. Прежним впечатлениям, что вы осознанно омолаживаете сборную, его привлечение противоречит.

– Мы омолаживаем сборную не для того, чтобы просто ее омолодить. Когда опытные игроки приносят пользу команде, возраста не существует. Но для этого они должны целиком отдаваться игре, быть подкованными тактически и хорошо подготовленными физически.

Когда я пришел в ПСВ и начал строить команду, которая, по нашему уговору с руководством клуба, должна была стать конкурентоспособной в Лиге чемпионов, то подписал Филлипа Коку из «Барселоны». Ему тогда был, кажется, 31 год. И он провел четыре классных сезона, во время которых ПСВ отлично выступал в Лиге и дошел до полуфинала. Я никогда не следую бессмысленной моде на омоложение, вне зависимости от того, кто есть в моем распоряжении.

Нужно осознавать, что футбол далеко не так подвластен влиянию тренеров, как другие виды спорта – волейбол, хоккей, баскетбол. Пять-шесть игроков, возможность действовать руками – все это, при всем уважении к названным видам спорта, делает их менее сложными, а значит, более тренируемыми. В хороший хоккей, бесспорно, играть очень непросто, в чем я убедился, глядя на недавний чемпионат мира.

Но у тренера в нем есть гораздо большие возможности для перестроения игры. Он может сделать это во время остановки матча, перетасовать звенья, взять тайм-аут. В футболе, как только начинается игра, тренер может на нее повлиять в гораздо меньшей степени. 11 игроков, 11 соперников, огромное поле, всего три замены…

Поэтому я не преувеличиваю степень влияния тренера на ход матча. Когда он кричит все 90 минут, по моему мнению, это не помогает команде. Она должна заранее знать план – в разных игровых ситуациях, при выигрышном и проигрышном счете, в обороне и атаке. Мои игроки – знают, мы говорим об этом и на собраниях, и на тренировках. Идея моих занятий в том, что мы всегда моделируем игру. Только на следующий день после матча просто получаем удовольствие, и я сам не отказываю себе в удовольствии поиграть. Но потом говорю себе: «О, Хиддинк, пожалуйста, остановись!»

Однако в основном, повторяю, мы моделируем игру. Так вот: мне очень нужны в вертикальной оси, в «позвоночнике» команды такие игроки, как Семак. Те, кто является тренером на поле. Кто обладает игровым интеллектом, кто видит общекомандную картину и может корректировать ее по ходу – потому что игроку это сделать легче, чем тренеру. Таким же в ПСВ был Коку.

– До недавних пор все чувствовали отсутствие натурального капитана в сборной России. Можно ли сказать, что теперь проблема решена?

– По-прежнему не могу сказать, что удовлетворен на все сто процентов. В больших командах на поле есть боссы. Мы же иногда слишком стеснительны, боимся подать голос и «командовать парадом». А это надо.

– Нужен своего рода Рой Кин?

– Да. Или Фердинанд, или Терри. Причем далеко не всегда они высказывают все партнерам в приятных выражениях. Иногда – в требовательных, иногда – даже в несколько провокационных. Когда игра заканчивается, можно извиниться за резкость, выпить по рюмке – и забыть все разногласия. Но на поле мне хотелось бы видеть больше людей, не боящихся показать себя как личности.