Гюстав Флобер - Анри Труайя
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава XV
Новый друг – Жорж Санд
И снова поездки между Круассе и Парижем, потом счастливое пребывание в Этрета с матерью, поездка для сбора материалов в Вильнев-Сен-Жорж, «чтение социалистов» (Фурье, Сен-Симона), в результате которого он начинает ненавидеть этих людей («Какие деспоты и мужланы! От современного социализма несет надзирателем!»[380]). И 1 сентября 1864 года Флобер начинает писать свой роман. Заглавие не оставляет сомнений. Книга будет называться «Воспитание чувств», как и та, которую он написал девятнадцать лет назад. Однако сюжеты столь различны, что спутать их будет невозможно. Он рассказывает в письме к мадемуазель Леруайе де Шантепи: «Вот уже месяц как я впрягся в роман о современных нравах, действие которого будет происходить в Париже. Хочу написать историю души людей моего поколения; вернее сказать, „историю их чувств“. Эта книга о любви, о страсти, но о страсти такой, какою она может быть в наше время, то есть бездеятельной. Сюжет, который я задумал, по-моему, глубоко правдив, но именно поэтому, видимо, и малопривлекателен. Недостаточно событий, драмы; кроме того, действие охватывает слишком большой период времени. В общем, мне очень трудно и тревожно».[381] И г-же Роже де Женетт: «Вы думали когда-нибудь о том, как печально мое существование, о том, каких усилий стоит мне жизнь? День за днем проходит в полном одиночестве, общества у меня не больше, чем в глуши центральной Африки. Наконец вечером после долгих бесплодных усилий мне удается написать несколько строчек, которые на следующий день кажутся отвратительными. Может быть, я постарел? Может быть, выдохся? Наверное, это так. За полтора месяца я написал пятнадцать страниц – и притом не бог весть каких».[382]
Он с радостью оставляет напряженную, неблагодарную работу, чтобы вновь бежать в Париж и с головой окунуться в светскую жизнь. В ноябре первый раз в Компьен его приглашает император. Он не очень удобно чувствует себя в придворной одежде – коротких мужских штанах, чулках и открытых туфлях, – однако с благодарностью склоняется перед их величествами. Императрица принимает его любезно, он ослеплен роскошью салонов; комплименты каких-то значительных лиц кружат голову. Вернувшись на бульвар Тампль, он пишет Каролине: «Сейчас четыре часа пополудни, а я только проснулся; я был ослеплен великолепием двора…
Руанские буржуа были бы еще более изумлены, если бы знали о моих успехах в Компьене. Говорю без преувеличения. Словом, вместо того чтобы скучать, я развлекался. Но у этого есть и неприятная сторона: смена костюма и пунктуальность».[383]
По возвращении в Круассе он не забывает тем не менее встреч и пишет Жюлю Дюплану: «Прошу записать меня в Пале-Рояль на новый год к наследнику и наследнице. Спроси у госпожи Корню,[384] бывает ли нечто подобное в Тюильри. Если да, то это будет мое второе поручение».[385] Он рассказывает теперь о том, что нашел вкус в высшем обществе, Каролине, которой оказывает настойчивые знаки внимания префект Руана барон Леруа. Этот внимательный чиновник посылает ей нежные записочки, на своей скамеечке для молитв в церкви она находит фиалки. Флобер шутит над ее легкомыслием. «Сударыня любит свет, – пишет он ей из Парижа. – Сударыня знает, что она красива. Сударыне нравится, когда о ней говорят».[386] И несколько дней спустя ей же: «Тебе по-прежнему нравится посещать руанские салоны и г-на префекта в частности. Похоже, вышеупомянутый префект покорен тобой. Кажется, ты начинаешь немножко ронять достоинство, часто посещая моих гнусных соотечественников». Она посмеивается над его предостережениями и с удовольствием кокетничает с видным человеком. Ее интересует все, что касается парижского света. Она завидует дяде, который бывает у известных людей. Он охотно рассказывает, уступая ее настойчивой просьбе, о последнем бале, который дал наследник Жером: «Что меня особенно удивило, так это количество приемов: двадцать три один за другим, не считая маленьких гулянок. „Месье“[387] был удивлен количеству моих знакомых. Я говорил с двумястами… И что же я увидел среди этого „блистательного общества“? Руанские рожи… Я с ужасом отошел от этой группы и сел на ступеньки трона рядом с принцессой Примоли… Я с восхищением рассматривал на голове государыни „Регента“[388] (пятнадцать миллионов); это очень красиво». И далее: «Принцесса Клотильда, увидев меня под руку с госпожой Сандо, спросила свою кузину Матильду, не моя ли это жена; обе принцессы пошутили по этому поводу. Вот о чем мне хотелось с тобой посплетничать».[389]
Рядом с этими гранд-дамами, которые не позволяют ему ухаживать за ними, он испытывает робость. Он более общителен с такими женщинами, как Луиза Прадье, которая, вне всякого сомнения, подарила бы ему любовь, однако она уже немолода; как Эстер Гимон, которая тоже стареет и к тому же очень некрасива; как Сюзанна Лажье, драматическая актриса, ставшая певицей в кафешантане. И с теми, кого он называет своими «тремя ангелами»: Мари-Анжела Паска, госпожа Лапьер, госпожа Бренн. Все имеют право на его знаки внимания, но ни одна не станет его желанной любовницей. Ему довольно печального опыта с Луизой Коле. Он предпочитает развлекаться, играя словами, с подругами, которые ему нравятся, и обращаться к проституткам, когда того требует природа. Так он, по крайней мере, не отвлекается от своей работы. Он упрямо продолжает свое дело, изо всех сил взбирается по ступенькам глав своего романа, который возвышается, по его собственным словам, точно «гора, на которую надо взобраться». «Устал до дрожи в коленях, до боли в груди».[390] И даже жалуется принцессе Матильде: «Что со мной на самом деле? Вот вопрос. Одно несомненно – я становлюсь ипохондриком, мой бедный мозг устал. Мне советуют отвлечься, но от чего?.. Меня преследуют грустные воспоминания, и кажется, что все окутано черной дымкой. Итак, нынче я господин, достойный жалости. Быть может, это начало конца или мимолетная болезнь? Я принимаю разные лекарства; к тому же перестал или почти перестал курить».[391]
Из Руана приезжает Каролина, чтобы «поднять ему настроение». Он выздоравливает, присутствует на обеде у Теофиля Готье, настоящем «караван-сарае», на обеде в ресторане Маньи в честь Сент-Бева, который стал сенатором, и, вставая из-за стола, старается удивить братьев Гонкур одним из самых тайных своих откровений: «В молодости я был настолько честолюбив, что, когда шел с друзьями в бордель, выбирал самую некрасивую путану и старался поцеловать ее на виду у всех, не выпуская изо рта сигары. Мне это совсем не нравилось, но было рассчитано на публику». Не продолжает ли он играть на публику, хвалясь таким образом теперь своими былыми сексуальными подвигами? «Во Флобере осталось еще тщеславие, – помечают братья Гонкур. – Из-за чего, несмотря на открытость, в его рассказах о том, что он переживает, как страдает и любит, не чувствуется настоящей искренности».[392]
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});