Свидание в Брюгге - Арман Лану

— Представляю, как вытянутся физиономии у штабных начальников, когда им доложат: «Задание выполнено. Взята в плен одна корова!»

— Помолчите-ка лучше, — оборвал его Бло.

Они присмотрелись к следам. Следы были совсем свежие.

Теперь каждую минуту автоматная очередь могла вспороть ночь — и тогда им несдобровать. Фарс кончился, начиналась трагедия.

Люди рассыпались по равнине, залегли, готовые в любую минуту открыть огонь — офицеры могли не отдавать приказов. Бло взял с собой Ван Вельде и еще двоих. Капитан любил риск и всегда рвался туда, где опасней. Словно спешил на свидание. Недаром про него говорили: капитан Бло де Рени ходит на свиданье со смертью.

Четыре фигуры одна за другой исчезли в чреве сарая, Робер последовал за ними.

Темноту внутри здания просверливали лучи, разбегавшиеся от электрических фонариков. Робер стоял на пороге, зажав в руке пистолет. Сейчас он слышал только, как хлопают ветками ели, когда, мрачно завывая, по ним стегает ветер. А когда ветер затихал, Робер улавливал звуки, доносившиеся из стойла, такие мирные, немножко даже смешные: то звякнет ведро, то хлопнет и заскрипит на ржавых петлях дверь. Потом кто-то тихо и длинно выругался, потом выстрелили два раза, и свист пуль, отразившись от стен, повторился многократным эхом. Он услышал, как побежали.

Забыв о возможной ловушке, Робер бросился вперед. Но тьма была настолько плотной, что ему пришлось остановиться. Она не пропускала его взгляда, уже привыкшего к мерцанию снега. А зажечь фонарик он не решался.

Наверху стучали сапогами, потолок ходил ходуном, и Роберу на голову дождем сыпалась известка. Запахло плесенью. Он ощупью поднялся по шаткой деревенской лестнице, рискуя сломать себе ногу, и тихонько позвал:

— Господин капитан!

Его не оставляла одна тревожная мысль: слишком уж они расшумелись — будь где-нибудь поблизости вражеский патруль, им всем — крышка.

Солдат посветил ему, он поднялся на чердак, и тут кто-то, вынырнув из темноты, шагнул ему навстречу. Судорожным движением Робер схватился за револьвер, но вовремя узнал искривленную фигуру Ван Вельде. Черт знает что! Не бой, а игра в жмурки! И стоило ему произнести про себя эти обыденные слова, как он тут же успокоился. Ван Вельде вдруг кинулся к окну, что смотрело в открытое поле, от окна оставалась лишь рама, без стекол, да и та держалась на одном гвозде. Робер в два прыжка очутился у проема и свесился вниз. По заснеженной равнине, петляя меж домами, бежали две тени.

— Драпают! — завопил Бреющий Полет. — Подлюги, сволочи, сучьи дети!

Беглецы юркнули в кусты и — только их и видели. В их честь дали очередь из автомата, и пули рикошетом отлетели от стены. Времени на раздумье не оставалось: шум перестрелки и вспышки от выстрелов могли привлечь к отряду внимание. Кто знает, как настроены немцы: вряд ли они тоже получили приказ не выходить из своих укрытий и не вступать в бой, а их ближайший пост расположен всего в каких-нибудь восьмистах метрах отсюда.

— Толстозадые свиньи! — выкрикнул Ван Вельде и выпустил по убегающим две пули, одна за другой.

Потом, придержавшись рукой за косяк, он перемахнул через окно, спрыгнул на землю, крепко выругался и, припадая на одну ногу, бросился в погоню. Тьма поглотила его. Но вскоре возле кустов замелькала тень, и оттуда донеслись крики на знакомом наречии:

— Жарьте сюда! Тут он, в развалюхе законопатился!

Робер проворно спустился вниз, рискуя сломать себе шею. Его не покидало ощущение, что он участник какой-то танцевальной импровизации, придуманной опасными маньяками, но помимо его воли танец закружил его, и ему уже не остановиться. Шагах в двадцати торчал домишко, зияя незрячими окнами и дверьми. Робер уловил прерывистое дыханье человека.

Вся эта возня мало походила на военную операцию.

И тут человек, дышавший где-то рядом с Робером, заговорил.

По-немецки!

Бог ты мой, фриц!

— Мать честная! — только и мог сказать Робер.

Немец от неожиданности дернулся, наскочил на Робера, выбил у него из рук пистолет и… понесся без оглядки.

Пока Робер искал в снегу свое оружие — немца уже и след простыл.

Один, два, три… Да, человека три их тут было, в коровьем доме, — двоих еще раньше скрыл от постороннего глаза окрестный пейзаж, а третий улепетывал, перебегая от хибары к хибаре. Несколько теней мелькало в одном из соседних домов. Они перекликались. Их было шестеро или семеро, и искали они в этом доме третьего немца, того самого, которого упустил Робер. Забыв о всякой осторожности, разгоряченные охотой, они рыскали во тьме с ярко пылавшими пучками соломы; пока что их улов сводился к нескольким сельскохозяйственным орудиям, угрожающе ощетинившимся, словно чудовищные насекомые.

Свет упал на Ван Вельде. Тот тоже охотился. Его лицо выражало животную жестокость. Снова над поселком взвыл ветер.

— А, это вы, Друэн, — произнес голос, принадлежавший капитану. — Чертовщина какая-то, мой дорогой. Ведь вот же он тут был и…

И вдруг где-то под ними, чуть ли не в самых недрах земли, длинной очередью разрядился автоматический пистолет. Он яростно плевал в темноту, выпустив одну за другой не менее пятнадцати пуль, и от каждого выстрела в животе у Робера ныли внутренности. Они очутились над зияющей дырой погреба и стали спускаться в яму, откуда доносились какие-то тревожные шумы.

— Достаточно одной гранаты, и нам всем каюк, — сказал Робер.

Бло де Рени неуверенно ответил:

— Я выставил пост, там Кале и трое солдат.

Его фонарь высветил ноздреватый земляной пол с редким настилом из соломы, и, отразившись от соломы, свет упал на людей. Робер увидел, что в одной руке у капитана — пистолет, а в другой свисток; Бло не решался продолжать преследование.

— Я остаюсь здесь, — сказал он. — Пойдите посмотрите вы, Друэн. Стреляли из моего американского пистолета.

И Робер стал спускаться, освещая себе путь фонариком. Он не так боялся получить пулю в лоб, как свернуть себе шею на этих каменных ступеньках.

В погребе стоял винный дух прелых фруктов. Ему попались обручи от бочек, несколько бутылок, тачка. Из пропоротого бочонка сыпалась подгнившая мирабель.

Он продвигался вперед, удивленный неожиданной тишиной, после недавнего грохота.

Робер шел на звук приглушенных голосов, и они внушали гораздо большее беспокойство, чем недавняя стрельба. Он ступил под стрельчатый свод второго погребка. Перед ним запрыгали, скрещиваясь, лучи от ручных фонариков. Робер резанул своим светильником темноту и выхватил из нее приткнувшуюся к бочке фигуру человека — человека в зеленом, который держался обеими руками за живот, словно у него были колики.

Он сидел, запрокинув голову, отчего сильно выдавался вперед кадык, и глаза его блестели. Словно подтолкнутый направленным на него лучом, человек в зеленом скрючился, потом весь как-то обмяк и распластался на полу.

Солдат в хаки не отрываясь смотрел на раненого. А чуть дальше, зажав в кулаке американский пистолет, подарок капитана, стоял, дрожа всем телом, Ван Вельде.

В темноте раздался голос Шарли:

— Ну что ж, Ван Вельде, считай, что т-ты от-тметил рождество.

Солдат стоял бледный как полотно, а в голосе Шарли слышалась непонятная издевка.

— Спокойно, господа! — вмешался подошедший к ним Бло де Рени. — Хотя, быть может, это и не вполне подходящее к моменту слово. В общем, давайте закругляться. Забирайте этого типа, и пошли, живо!

Он выбрался наружу и два раза свистнул.

Свист отозвался в ночи многократным эхом.

Робер подумал, что их услышали, наверное, на много километров вокруг. Бло прав, надо быстрее сматываться. И прежде всего бежать из этого коровьего жилища, из этой погребальни. За соснами ветер, понабравшись сил и чуть не вырывая деревья с корнем, подхватил людей и понес, обдавая своим ледяным дыханием. Он мчал их к позициям французов, щелкая их плащами и студено дыша им прямо в затылки.

Во время стычки отряд разделился, те, что должны были прикрывать своих, поотстали. Теперь они один за другим присоединялись к отряду, горя нетерпением узнать, что же все-таки произошло. «Да вот, взяли одного», — отвечали им.

Отряд отходил, держа наизготове оба ручных пулемета, они «выстреливались» каждые сто метров. Немцы себя не обнаруживали. На ничейной полосе вновь наступила тишина.

И вдруг над деревней, где теперь уже никого не было, ярко вспыхнула ракета. Заметавшись на ветру, она успела нарезать черные и белые полосы из унылой массы темных домишек.

Стало еще холоднее. Веревку, на которой вели корову, так подтянули, что бедная животина больше не мычала, а шла, покорно опустив голову. Они чувствовали спиной эту ярко пылавшую ракету, из-за которой они превращались в прекрасную мишень. Но ракета наконец потухла.