Зимняя дорога - Леонид Юзефович

В Уйке взяли единственный имевшийся там куль муки, из нее пекли лепешки, но мука скоро кончилась. Последние продукты вышли через две недели, на Мае. Здесь по настоянию Шнаппермана разбились на группы человек по десять в каждой. Это, во-первых, уменьшало риск, что их выследят, а во-вторых, так проще было добывать еду. Шнапперман, Малышев и еще несколько офицеров продолжили путь к Удской губе, избегая троп и держа приблизительное направление по солнцу. Как выразился Малышев, их «гнал вперед голод, и он же выбирал маршрут». Через реки переправлялись вплавь или на примитивных плотах.

В группе Шнаппермана кто-то умер, кто-то отказался идти дальше и был оставлен в тайге. Еще двоих застрелили тунгусы при неудачной попытке отнять у них что-нибудь съестное. В живых осталось пятеро, в том числе Шнапперман, Катаев и Малышев, при нападении на тунгусское стойбище раненный в руку, в ногу и в голову. Ранения были не слишком тяжелые, иначе он не мог бы идти.

В его рассказе отсутствуют даты. Он их не помнил или за месяц скитаний просто потерял счет дням. Непонятно, когда они вышли почти к цели – к реке Уде. Впереди была самая легкая часть пути: сплавиться по течению до поселка Удского или Чумикана, где имелись вожделенные «морские посуды», и уговорить кого-то из местных переправить их на Сахалин. Возможно, они имели при себе какие-то небольшие деньги, чтобы заплатить перевозчику, но до этого не дошло: на Уде их с лодки заметила «речная охрана». Чекист Липский предупредил служивших в ней здешних жителей о возможном появлении в этих краях беглецов из Аяна.

Впрочем, лодка проплыла бы мимо, если бы Шнапперман и его спутники сами не окликнули сидевших в ней людей в радостной надежде доплыть с ними до Удского. Близость цели пьянила и заставляла забыть об осторожности.

Охранники не испугались похожих на тени оборванцев с ружьями и причалили. Узнав или сообразив, с кем имеют дело, они притворились удивленными: «Чего вы блуждаете здесь? Ваши товарищи гуляют по Владивостоку».

Так, опуская содержание предыдущего разговора, передает их слова Малышев.

Аргумент найден был точно. Обнадеженные этой информацией беглецы решили не испытывать судьбу и сдались.

Другие группы, с которыми они расстались на Мае, тоже частью погибли, частью были выловлены завербованными Липским тунгусами. Обстоятельства их поимки темны, но Липский в донесении всю заслугу приписывал себе: якобы сформированный им тунгусский партизанский отряд под его непосредственной командой устроил засаду и разгромил отряд Шнаппермана, при этом десять человек были убиты, девятнадцать взяты в плен. Малышев, которому врать не имело смысла, излагал события совершенно иначе.

Его, Шнаппермана, Катаева и Цевловского отправили в Читу, где уже шло следствие, а спустя некоторое время Липскому сообщили, что в районе Удской губы, на заимке у местных богачей, братьев Третьяковых, живут какие-то пришлые люди. Они называли себя геологами, но это, по всей видимости, были избежавшие плена и гибели пепеляевцы. Что с ними случилось потом, неизвестно.

Андерс и его офицеры разбили лагерь на побережье к северу от Аяна, в устье реки Кекры. Они надеялись попасть на какое-нибудь судно, а пока ловили рыбу и били нерпу с выпрошенной у тунгусов лодки. В середине июля в приморские реки пошла кета, жизнь стала сносной, но к тому времени о них узнали в Охотске. Когда красноармейцы начали окружать стоянку, никто не сопротивлялся, один Андерс, хотя море в тот день было неспокойно, прыгнул в лодку и погреб прочь от берега. С тех пор его никто никогда не видел.

Большинство беглецов разделило участь оставшихся в Аяне товарищей, но некоторым повезло добраться до Харбина. Среди этих счастливчиков – двенадцать человек из группы полковника Леонова. В последние месяцы Пепеляев ему не доверял и фактически отстранил от должности начальника штаба дружины. Причина, скорее всего, была в том, что Леонов и несколько близких к нему офицеров еще во время похода к Амге тайком выменивали у якутов пушнину. Она и открыла им путь на какое-то японское судно.

Вишневский, Грачев и четверо их спутников нанялись рабочими к рыбакам-японцам, имевшим постоянную базу на Улье. Каждый год в начале лета они на моторной шхуне приплывали сюда на промысел, а осенью с засоленным на месте уловом возвращались домой. В качестве платы хозяин обещал кормить работников и в конце сезона забрать всех шестерых с собой на Хоккайдо. Вишневский не раз обращался к нему с просьбой принять на работу еще кого-то из разбредшихся по побережью пепеляевцев, но получал отказ.

Однажды к нему на «рыбалку» пришел Андерс, живший тогда на Кекре. Он сказал, что в окрестностях видели красных милиционеров, и, вероятно, отдал на сохранение Вишневскому дневник, который вел год назад, в походе на Нелькан. Во всяком случае, Вишневский напечатал его в одной книге со своим собственным.

Все лето он продолжал делать в нем записи.

«16 июля

В первые дни я сколачивал ящики, вчера попробовал самую тяжелую работу – погрузка якорей на кунгас для неводов. Пронес в числе 4-х рабочих на плечах один якорь весом 13-14 пудов и этим ограничился. До сегодняшнего дня плечо болит...

29 июля

Шторм. Невода порвало, кунгас сорвался с каната, наполовину залило водой и унесло в море. Наши работают сегодня весь день под дождем. Кеты по-прежнему ловится немного. Преимущественно попадает майма, которая засолу не подлежит и разбирается рабочими. На нашу долю в последние три дня досталось 150 штук. Устроим коптилку и заготовим рыбу на дорогу...

20 августа

Когда же закончатся наши мытарства? Дневник мой может прерваться, если нас врасплох застанут красные, может прерваться в случае выезда отсюда на шхуне. Тогда зафиксирую этот счастливый день...

24 августа

Сгорела наша коптилка с запасом рыбы, которую готовили на дорогу... Наши бывшие офицеры превратились в настоящих рабочих. Взглянуть, например, на штабс-капитана Васякина – он собирается на работу, таскать огромные тюки с солью, зашитой в рогожные мешки: на нем клетчатые штаны, ноги обуты в какие-то тряпки и японские лапти, пиджак горохового цвета (американский), вместо рукавов буквально лохмотья, голова и шея покрыты платком и поверх него – желтого цвета, порыжелая от долгого употребления суконная шляпа...

3 сентября

В 12 час. дня снялись с якоря и уплыли, оставив позади себя голодное, холодное и неприветливое побережье Охотского моря.

Благодарю тебя, Боже...»

Из-за непогоды плавание продлилось без малого месяц. Наконец прибыли в Хакодате. Здесь русский консул добился для Вишневского и Грачева с товарищами разрешения сойти на берег, получил от властей точный маршрут, не отклоняясь от которого следовало проехать в Китай через японскую территорию (Цуруга – Кобе – Симоносеки – Пусан в Корее), и снабдил деньгами на дорогу.

12 октября 1923 года, через год и три недели после того, как он на «Томске» покинул Владивосток, Вишневский в своей тетради, где уже не осталось свободного места, сделал заключительную запись: «Выехали из Хакодате в Харбин по указанному выше маршруту».

А в 1932 году, к десятилетнему юбилею Якутской экспедиции готовя дневник к изданию, приписал в конце: «Эпопея аргонавтов Белой Мечты закончилась».

СУД. ВТОРАЯ ВСТРЕЧА

1

В Иркутске Строд получил должность командира батальона в 103-м стрелковом полку. Полком командовал Курашов, с боями прорвавшийся к нему в Сасыл-Сысы и отчасти благодаря этому быстро пошедший на повышение.

Через два месяца штаб округа направил Строда в Москву, на тактические курсы «Выстрел», после которых перед ним открылась бы военная карьера, но в Новосибирске его нагнала телеграмма Курашова: тот просил помочь в ликвидации банды Дмитрия Донского на юге Иркутской губернии, в Черемховском уезде. Тезка победителя Мамая зверски расправлялся с советскими работниками, но не щадил и крестьян. Строд пересел на обратный поезд, вернулся и для начала, как в таких случаях привык делать в Якутии, один, без конвоя и без оружия, дважды выезжал на встречу с Донским, предлагая сдаться и обещая сохранение жизни до суда. Он знал, что пойманным «коммунарам» Донской отпиливал руки и ноги, и для одиноких поездок в его логово требовалось немалое мужество. При втором визите Строд едва не погиб, после чего переговоры были прерваны, началось преследование.

«Часто теряю след, – доносил он в ходе погони. – Банда то идет по дороге, то пересекает поле, то углубляется в лес, разбивается по одному всаднику, которые разъезжаются в разные стороны, вновь соединяются, опять движутся дорогой, снова сворачивают в тайгу, пересекают хребет – и так повторялось много раз».