Фабрика героев - Дакар Даниэль

Мэри, задумчиво прищурившись, смотрела на опустевший дверной проем. Что-то… не то чтобы неладное, нет, но предельно странное творилось в ее голове. Мысли, роившиеся там, как потревоженные пчелы, вообще не должны были возникать у действующего бельтайнского пилота.

И эта разогретость мышц без всякой физической нагрузки… и явственно ощущаемое перераспределение крови в организме… Тищенко врач, причем из тех, кто никакие приказы как-то воздействовать на пациента (даже если предположить наличие этих самых приказов) выполнять не будет, так что мысль о том, что после его вмешательства в ее теле что-то прибавилось, смело можно отбросить. Значит, что-то убавилось. Что?

Разумеется, Савельев обнаружился у выхода из лазарета и, разумеется, он разве что ногти не грыз от нетерпения.

— Не здесь, Петр Иванович, — негромко произнес Никита, кивая на невозмутимого вахтенного. — И так уже все четвертое крыло в курсе наличия у меня гостьи. Мисс Гамильтон настолько часто оказывается права, что это даже начинает утомлять. Идемте в мой кабинет, у меня есть полчаса до того, как надо будет готовиться к обеду.

Вызванная предусмотрительным старпомом машина уже через несколько минут доставила их к дверям адмиральских апартаментов.

— Она действительно служила в полиции, Никита Борисович! — выпалил Савельев, едва за их спинами закрылась звуконепроницаемая дверь. — Я все проверил, связался с генералом Авдеевым… Видели у мисс Гамильтон татуировку на левом предплечье? Цифры «022»? Это ее позывной. Имени бельтайнского аналитика, вычислившего ван Хоффа, не знал даже Авдеев, пока я не влез со своими вопросами. Но позывной ему назвал тамошний командующий полицейскими силами, и Михаил Алексеевич до сих пор находится под впечатлением… как же это он выразился… филигранной работы ноль двадцать второго. История ареста на Бельтайне Эрика ван Хоффа широко известна в узких кругах, вы понимаете, о чем речь, — но я даже мечтать не мог услышать когда-нибудь подробности от непосредственного участника событий. Совершенно сумасшедшая планета! Доверить четырнадцатилетней девчонке «Сапсан»…

— Повторите, сколько ей было лет?! — Опешивший Никита привстал было и снова упал в кресло.

— Вы не ослышались, четырнадцать. В этом, по любым меркам нежном, возрасте она осуществляла патрулирование и сажала корабли работорговцев и наркодилеров. На фоне этого полеты в астероидном поясе выглядят детскими играми на лужайке. А когда ей было шестнадцать, преступники получили в свое распоряжение корабельные орудия и зенитные установки, доставленные на планету при посредстве упомянутого ван Хоффа. Канал поставки надо было перекрыть, и эта девочка мало того что выяснила, чьими руками налажен ввоз вооружений, она сообразила, где в конкретный отрезок времени следует ожидать появления главного действующего лица, и арестовала его. Кавалерист-девица Дурова, прости господи! И при всем этом она готовилась к поступлению в Академию, сдавала экстерном экзамены но программе первых двух ступеней и продолжала гонять челноки и рудовозы от шахт до монастыря и от монастыря до базы «Гринленд». Нет, как вам это поправится: ее сверстницы бегали на танцульки и свидания, присматривали женихов, учились домоводству под приглядом маменек. А у мисс Гамильтон были долг, честь и ответственность, труднейшая работа в двух местах сразу — и ничего больше. Вообще ничего. Любая крестьянка времен крепостного права имела больше свободы в выборе образа действий, в крайнем случае, она могла утопиться, а выращенные Линиями дети даже этого не могут по определению, не так воспитаны. Слышали девиз: «Я живу, чтобы служить»? Тут покруче будет, они не только живут, чтобы служить, они рождены для служения, зачаты для него. Пары родителей — правильнее было бы сказать, производителей — подбирает Генетическая Служба. В учебный центр — в двухмесячном возрасте. В пять лет — Испытания, и чем лучше ребенок себя проявил, тем меньше интересуются, чего хочет он или его родители. Отобрали для службы в ВКС — пожалуйте на операционный стол, импланты вживлять. Имплантация проходит успешно в шестидесяти процентах случаев. Остальные сорок — некондиция, отработанный материал, похоронить, забыть и рожать новых. Это, кстати, и произошло со старшей сестрой Алтеи Гамильтон, матушки мисс Мэри. На Бельтайне даже не существует такого понятия, как боевая награда: все, что украшает парадную форму пилота, он получает только и исключительно от нанимателей. Родная планета любой подвиг, любое самопожертвование воспринимает как должное, как обыденность, не стоящую того, чтобы быть замеченной и оцененной. Средневековье какое-то, воинствующий орден… И заметьте, в этой практике подготовки кадров мисс Гамильтон смущают только две вещи: растущая социальная напряженность, вызванная разделением общества на линейных и нелинейных, и, как офицера полиции — недостаточно продуманная система адаптации отставников. Сумасшедшая планета.

— М-да… — Корсаков откинулся на спинку кресла и задумчиво прищурился, глядя куда-то мимо собеседника. — Однако при этом на выходе они имеют таких специалистов, что у простых смертных, вроде вас с Дубининым, да и меня, и адмирала Гусейнова, глаза на лоб лезут.

— Лезут, — легко согласился Савельев. — Но скажите, Никита Борисович, положа руку на сердце: вы бы хотели видеть на месте мисс Гамильтон свою дочь или сестру? Нет? И я бы не хотел.

Памятуя о том, что его будущая сотрапезница обладает лишь тем гардеробом, который может ей выделить корабельный каптернамус, Никита благоразумно решил оставить парадный китель в шкафу. Правду сказать, он не отказался бы покрасоваться перед мисс Гамильтон во всем блеске, но прекрасно сознавал, что может смутить гостью столь явно подчеркнутой разницей в возможностях продемонстрировать статус. Пусть будут форменные брюки и белая рубашка. Галстук… нет, не стоит. И верхнюю пуговицу рубашки расстегнуть. Отражением в зеркале он остался доволен. Молод, хорошо сложен, седина на висках вполне уместна. Выбрит до синевы уже, слегка пьян скоро будет… Кстати, о выпивке.

Выйдя в салон, Корсаков полюбовался на накрытый стол и добавил к стоящим на отдельном небольшом буфете напиткам несколько бутылок красного вина. Планета Крым исправно снабжала империю великолепными винами любого цвета, крепости и сладости, от соломенно-золотистого брюта до густого, почти черного портвейна, но Тищенко категорически порекомендовал приготовить для пациентки красное полусухое. Гранаты заняли почетное место на блюде с фруктами, икра была разложена по крохотным тарталеткам. Он вынул пробки из пары бутылок, чтобы дать вину возможность подышать. Все было в полном порядке, начиная от закусок и заканчивая десертом. Правда, сервировка… М-да, сервировка. Знает ли она, как пользоваться всеми этими приборами и бокалами? Вряд ли ее этому учили… Может быть, пока не поздно, спрятать лишнее? Никита покосился на часы. До прихода мисс Гамильтон оставалось меньше минуты, не хватало еще, чтобы его застали за суетливой уборкой. Не успел он об этом подумать, как дверь отворилась и его гостья возникла на пороге. За ее спиной маячил вахтенный, который, должно быть, и довез ее от лазарета. Жестом отпустив сопровождающего, Никита с улыбкой двинулся навстречу Мэри. Дверь закрылась за ее спиной. Несколько секунд они смотрели друг на друга, потом дружно расхохотались: на бельтайнке были надеты форменные брюки и белая рубашка с расстегнутой верхней пуговицей.

— Прошу к столу, мисс Гамильтон, — сказал хозяин салона, — надеюсь, вам понравится обед. Как вы полагаете, мы справимся сами, без обслуживающего персонала?

— Разумеется, справимся, — отозвалась Мэри, опускаясь на придерживаемый Никитой стул с таким привычным достоинством, как будто всю жизнь обедала исключительно в дорогих ресторанах. С первых же минут застолья все сомнения Никиты развеялись, как дым. Никаких проблем с использованием нужных приборов у его визави не было. Должно быть, до конца скрыть свое удивление он не сумел, потому что после нескольких ничего не значащих фраз (как же трудно начинать застольную беседу на космическом корабле — о погоде-то не поговоришь!) Мэри посмотрела на него в упор и тихонько рассмеялась.