Юность Бабы-Яги - Владимир Качан

Конкурсанткой на ночь артист, оказывается, тоже не пренебрег, в первый же день выбрал, но, слава тебе, господи, не Викторию. У него оказался вкус, продиктованный содержанием мужских журналов «Плейбой» и «Пен-клуб». Выбранная девушка с восторгом приняла приглашение провести сутки в обществе центровой персоны конкурса. Для нее это было – супер! И, к слову сказать, Тофик ее за это отблагодарил: она оказалась в тройке призеров. Бронзовая медаль Ижевской олимпиады почетно украсила ее биографию, не говоря уже о значительном улучшении материального положения. Тофик очень занимательно рассказывал Саше о скромной, неприхотливой, можно даже сказать, домашней – оргии на зафрахтованном речном пароходе. Такую оргию Тофик изысканно называл «маленький бардельеро». В свальном грехе, которым завершилась ночь, американец участия не принимал, уединившись со своей избранницей в лучшей каюте парохода и, по всему, улетел из города вполне удовлетворенным: все официальные и неофициальные условия контракта были выполнены.

Саша безответственно увлекся рассказом Тофика и Виту из поля зрения потерял. А когда вновь стал искать, ее уже не было. «Вполне возможно, что она обиделась», – подумал Саша, но не слишком озаботился этим и продолжал праздновать. Когда же все-таки возвратился в свой временный ижевский дом в игриво-нетрезвом виде, даже не обратил внимания на испуганное лицо портье, отдававшего ему ключ. Часом раньше портье мягко, но внушительно порекомендовали помалкивать, когда явится жилец номера 47 на втором этаже. У Саши никак не получалось открыть ключом дверь, потому что она была уже отперта другим инструментом. Он все возился с ключом, не понимая, почему он не поворачивается, пока не услышал приветливый знакомый голос из глубины своих апартаментов:

– Входи, входи, открыто.

Саша похолодел. Войдя, он увидел всю троицу, комфортно расположившуюся на диване перед телевизором.

– Ну вот и явился соколик, – ласково и как всегда напевно изрек главарь, – явился наш витязь ясноглазый.

Он встал, вынул из вазы букет увядших роз, подаренный Саше еще на открытии, и глумливо поднес его к Сашиному носу. Затем вдруг хлестнул букетом Сашу по лицу, и шипы больно оцарапали щеку. Саша отшатнулся, а главарь, продолжая изгаляться, рассыпал розы у его ног и душевно сказал:

– Поздравляю.

– Спасибо, – машинально ответил Шурец, и спортсмены при этом радостно осклабились.

– Ну, лады, – произнес парень свое любимое слово. – Увертюра закончена. Сейчас пойдет главная тема, – он помолчал, обдумывая подходящую формулировку (видно, издевательство над людьми в интеллигентной манере – было его фирменной фишкой). – Тематика, значит, будет у нас такая: «Материя определяет сознание» или по-другому «Деньги и их неослабевающее влияние на экономику Ижевска, а также на улучшение благосостояния и настроения простых ижевских трудящихся». Не всех, конечно, а отдельных представителей рабочего класса. А? Как вам темка? – Он обернулся к своей свите, они зааплодировали.

– Да какой же ты рабочий класс! – не выдержал Саша, прижимая руку к исцарапанной щеке. – Кем ты работаешь?

– Тих-тих-тих, – молвил главный, – ты не выступай, дорогуша, а то я тебя опять ударю… цветком, – и он похабно изобразил голубого из анекдотов, – цветком тебя, цветком, да по ланитам, по ланитам. Сначала цветком, а потом и кулачком, два зубика за тобой, помнишь? У нас тут с тобой не диспут, и тему диктую один я, сечешь? А твое дело сидеть и слушать с напряженным вниманием, – перешел он на свой обычный тон. – Можешь даже записывать, хотя все элементарно, ты и так запомнишь. Ты не забыл, что должен нам теперь 15 штук? Вот сейчас можешь подать голос. Не забыл?

– Да как же, – опешил Шурец, – она же выиграла.

– Что она выиграла, любвеобильный ты наш? Ее даже в призерках не было. Значит, ты не постарался, не оказал влияние на судейскую коллегию, так? А мог бы… молчи, не возражай, я твой микрофон отключаю.

– Ну она же получила приз зрите…

– А вот твой говенный утешительный приз зрительских симпатий, – оборвал Сашу главный, – нужен нам, как ежику электробритва. Этот приз в наших условиях не фигурировал. Или три первых места, или пункт первый не выполнен. И переходим ко второму этапу, к деньгам, которые должны возместить нам моральный ущерб, так, пацаны? – обернулся он опять к собратьям по рэкету, которые, понятное дело, энергично закивали, а тот, кого звали Жорой, даже открыл рот и сказал: «А как же!»

– Какой моральный ущерб? – попытался возразить Саша.

– Иду за цветком, – пригрозил главарь. – Еще слово без разрешения, и ударю по другой щеке. Будешь похож на бурундучка полосатенького, лады? Но я, так уж и быть, тебе объясню: моральный ущерб, голубок, потому что мы переживали, исстрадались все, прямо глаза все выплакали, когда наша Киря в тройку-то не попала. Нервы у нас теперь ни к черту. Поэтому собирай деньги. На сбор средств тебе дается два дня. Дай-ка сумочку свою сюда, милаша моя. – Он отобрал у Саши сумку, открыл ее, порылся и нашел там паспорт и конверт с гонораром. Затем открыл конверт и сказал: – Вот и бабулечки, которые наш режиссер, наверно, за работу получил. Это они?

– Да, – трагично произнес Шурец, уже понимая, что в Ижевск он слетал бесплатно.

– Ну-ка, пересчитай, Витек, – главарь бросил конверт одному из помощников.

– Можете не считать, там три тысячи, – сказал Саша.

– Нет, Витек сейчас пересчитает. Но если правда, тогда ты должен нам только 12 штук. Не грусти, остались 12, всего ничего. Начинай заботиться. Телефон у тебя есть. Всего два дня.

– Мне никто столько и не одолжит, – размышлял Саша вслух.

– А вот это уже твоя головная боль, – ответил предводитель и с благородным осуждением добавил: – Юбочник! Раньше надо было думать. Твоя фамилия как? Велихов? Тебе ее надо поменять на Блядкин. Будешь называться Александр Блядкин. Красиво и правильно, – ребята заржали. – Все, базар окончен. Если через два дня не будет оставшейся суммы, то тебя ждут вначале телесные повреждения, а потом – этап № 3. Помнишь? То есть конкретно по этапу и петушком, петушком. Я доходчиво объяснил?

И тут Саша рискнул спросить:

– Насчет этапа. Что, Виктория заявление уже написала?

– А ты как думал? – позеленел командир. – Что она к тебе так душой прикипела, что не напишет? А, Блядкин, скажи, ты так думал? Ее заявление у меня! Сомневаться тебе – только время терять, понял, сучонок?

«Что-то он уж больно разозлился», – подумал Саша и, опасаясь очередного удара, все же спросил:

– Можешь показать?

– Зачем? – зловеще спросил главарь.

– Да просто хочу увидеть, что она про меня написала. Хочу степень подлости понять. Чтобы иллюзий не было.

– А-а-а, – понимающе улыбнулся Сашин мучитель, – значит, все-таки «ля мур», «лав стори», «аморе миа», люб-э-эвь все ж таки!.. М-м-м, ну ты, дурашка, похоже, всю жизнь будешь об нее спотыкаться, об любовь эту. Я тебе по-дружески советую, не люби больше никого, тебе же будет лучше. А про заявление Кирино не заикайся пока, тебе его следователь покажет, если до этого дойдет, лады? Так что давай, шевели мозгами в поисках средств, чтобы не попасть в места, которые тебя сильно огорчат, ты меня понял? – Саша кивнул. – Ну и ладненько, – подвел итог собеседования с клиентом капитан сборной по рэкету. – Твой паспорт я пока забираю, – он открыл паспорт. – О-о! Да тут еще и билет! Авиабилет Ижевск – Москва! И на завтра уже?! Ой, как не повезло-то! «С грохотом рухнули мальчика кости. Нет, не поедет он к бабушке в гости». Ц-ц-ц! Как нехорошо-то, уезжать, с нами не попрощавшись. Все, билет мы пока порвем, – сказал он и сделал это тут же, немедленно, – потом купим тебе новый. Сами. Мы потому что в общем – ребята неплохие. Добрые. А вот паспорт берем с собой, чтобы у тебя не возникли ненужные мысли и нехорошие намеренья. Счастливо. Удачи тебе, сам знаешь в чем. В поисках… чего?

– …Средств, – закончил Саша.

– Молодец, – сказал главарь, и тройка вышла из номера, оставив Сашу в более чем удрученном состоянии.

Обратиться за помощью было не к кому. Наутро Саша позвонил было Тофику, но оказалось, что он уже улетел в Москву ночным рейсом. Дела Тофика не терпели отлагательств, и Саша, по сути, остался совсем один в чужом городе. Весь следующий день он ожидал, что каким-то образом объявится Виктория, только она могла бы что-нибудь придумать, но она не пришла и даже не позвонила. Тупая, вязкая апатия овладела Сашей. Деньги в бумажнике у него еще оставались (бандиты забрали только конверт с гонораром), и Саша в 12 ч. дня – расчетный час для всех гостиниц – пошел и оплатил номер еще за двое суток вперед, потом купил в баре водку «Банкир» и весь день провел на диване перед телевизором в тяжелой депрессии и ожидании звонка Виты или еще какого-нибудь чуда. Как ее найти, Саша не знал, а все варианты спасения (милиция, оргкомитет фестиваля и даже мэр) казались нереальными и даже глупыми. Если у папы ее весь город в руках, то чего дергаться-то?.. Что же касается Виктории, то сейчас Саша остро жалел, что не подошел к ней во время банкета. Она, наверное, обиделась. Ей надо было Саше что-то важное сказать, а он вместо этого слушал скабрезные байки Тофика Тураева и думал, что разговор и все другое приятное с Витой от него никуда не денутся. А Вита, видно, подумала, что она для него ничто, так, случайный эпизод в жизни большого художника, попавшего в маленькую провинцию, экзальтированная девчонка, любящая его стихи, которую можно забыть так же легко, как вчерашний, пусть вкусный и необычный, но всего-навсего ужин. Он проявил непростительное равнодушие к девушке, по которой после конкурса вздыхало пол-Ижевска, и сейчас казнил себя за это. «Но ведь это не так, не так!» – вступал Саша в воображаемый диалог с нею, – в нем нет равнодушия, а есть и влечение к ней, и восхищение даже, и благодарность, и что-то еще, совсем-совсем новое, что он не в состоянии пока выразить словами. Он бы все это сказал Виктории, если бы она только появилась, только позвонила, лишь бы только захотела его хоть раз увидеть, но… пусто было в гостиничном номере, и телефон молчал.