Гордость и гордыня - Джейн Остин

Элизабет прекрасно поняла, чем объясняется такое обращение к ней, но не в ее власти было сообщить сведения, каких заслуживал столь лестный комплимент. Она не слышала ни о каких его родственниках, кроме давно скончавшихся отца и матери. Однако было вполне вероятно, что какие-то его полковые товарищи знают больше нее, и хотя она не возлагала особых надежд на успех полковника Фостера, все-таки это давало повод ждать каких-то известий.

Каждый день в Лонгборне был теперь днем тревог, и особенно тревожными стали часы доставки почты. C раннего утра все нетерпеливо ждали, придет ли письмо. И хорошие, и дурные новости могло принести лишь оно, и день за днем их томила надежда узнать что-то важное.

Однако, прежде чем они получили следующее письмо от мистера Гардинера, пришло совсем нежданное письмо их отцу от мистера Коллинза. Джейн, которой он поручил в его отсутствие вскрывать все адресованные ему письма, распечатала его, и Элизабет, знавшая, какими неподражаемыми бывают эпистолы мистера Коллинза, начала читать эту вместе с сестрой через ее плечо. Оно гласило:

«Любезный сэр!

Мое с вами родство и мое положение в жизни обязывают меня выразить вам соболезнование по поводу постигшего вас несчастья, о коем нас вчера известило письмо, полученное из Хартфордшира. Позвольте заверить вас, любезный сэр, что миссис Коллинз и я искренне сочувствуем вам и всем достойным членам вашего семейства в нынешнем вашем горе, каковое должно быть тем горше, что проистекает из причины, над коей не властно время. C моей стороны не будет недостатка в доводах, кои могут умалить гнет столь непоправимого бедствия или послужить утешением при обстоятельствах, превыше всех других тягостных для сердца родителя. Смерть вашей дочери была бы истинным благом в сравнении с этим. И особенно прискорбно, что есть повод полагать, как я узнал от моей дорогой Шарлотты, что столь распущенное поведение вашей дочери явилось следствием неразумной степени снисходительности и попустительства. Однако в утешение вам и миссис Беннет я склонен думать, что ее натура была дурной от природы, иначе она не могла бы совершить нечто столь чудовищное в столь юном возрасте. Но, как бы то ни было, вы достойны самой глубокой жалости, в каковом мнении меня поддерживает не только миссис Коллинз, но и леди Кэтрин вместе с ее дочерью, коим я поведал о случившемся. Они согласны со мной в грустном предположении, что подобный ложный шаг одной дочери повредит судьбе остальных четырех, ибо кто, как снизошла заметить леди Кэтрин, захочет породниться с подобной семьей? Эта мысль, кроме того, со все большим удовлетворением наводит меня на воспоминание о некоем событии в прошлом ноябре. Ибо иначе я оказался бы вовлеченным во все ваши печали и позор. Дозвольте, любезный сэр, посоветовать вам утешиться, сколь это в ваших силах, навеки вырвать ваше недостойное дитя из сердца и оставить ее пожинать плоды ее порочности.

Я остаюсь, любезный сэр… и т. д. и т. д.»

Мистер Гардинер написал снова, лишь получив ответ от полковника Фостера, и не смог сообщить ничего утешительного. Никто не слышал, чтобы у Уикхема был хотя бы один родственник, с которым он поддерживал бы отношения, но, во всяком случае, никого из самых близких у него в живых не осталось. Прежних знакомых у него было предостаточно, но после своего поступления в *** полк дружеских отношений он как будто ни с кем из них не поддерживал. Поэтому невозможно назвать кого-либо, кто мог бы что-нибудь о нем сообщить. Да и к страху, что его найдут родственники Лидии, добавилось еще одно сильнейшее побуждение прятаться. Совсем недавно стало известно, что он не заплатил карточные долги на весьма внушительную сумму. Полковник Фостер полагал, что потребуется более тысячи фунтов, чтобы уплатить по его счетам в Брайтоне. Он много задолжал в городе, но его долги чести были значительно больше. Мистер Гардинер не стал скрывать эти подробности от лонгборнской семьи. Джейн пришла в ужас.

— Игрок! — вскричала она. — Какая неожиданность! Мне и в голову не приходило.

Кроме того, в этом письме мистер Гардинер сообщил, что они увидят своего отца на следующий день, то есть в субботу. Безуспешность всех их попыток ввергла мистера Беннета в такое уныние, что он поддался уговорам шурина вернуться к семье и доверить продолжение поисков, если к тому появится возможность, ему, мистеру Гардинеру. Когда об этом сообщили миссис Беннет, она не выразила той радости, какой ожидали ее дочери, памятуя, как она тревожилась за его жизнь.

— Как! Возвращается домой без бедняжки Лидии? — вскричала она. — Как он может покинуть Лондон, не найдя их? Кто вызовет Уикхема на дуэль и заставит его жениться на ней, если он оттуда уедет?

Так как миссис Гардинер торопилась вернуться домой, было решено, что она с детьми отправится в Лондон тогда же, когда мистер Беннет выедет из него. Поэтому карета доставила их до ближайшей почтовой станции и вернулась оттуда с мистером Беннетом.

Миссис Гардинер отправилась домой все в том же недоумении касательно Элизабет и ее друга в Дербишире, с каким покинула это графство. Ее племянница никогда первой не упоминала его имени, а благожелательная надежда, которую питала миссис Гардинер, что вскоре от него придет письмо, была обманута. После своего возвращения Элизабет не получила из Пемберли ни одного письма.

Несчастье, постигшее ее семью, делало ненужным поиски других причин для ее уныния, которое, таким образом, ни о чем свидетельствовать не могло. Впрочем, Элизабет, которая к этому времени достаточно хорошо разобралась в своих чувствах, поняла, что, не будь она знакома с Дарси, ей было бы чуть легче переносить позор Лидии. Тогда бы, думала она, можно было бы обходиться одной бессонной ночью вместо двух.

Когда мистер Беннет приехал, он, казалось, хранил свое обычное философское спокойствие. Говорил он столь же мало, как всегда, ни словом не упомянул о деле, заставившем его уехать, и прошло некоторое время, прежде чем его дочери собрались с духом и коснулись этой темы.

Только в конце дня, когда он вышел к чаю, Элизабет осмелилась заговорить о его пребывании в Лондоне, кратко выразив, как она огорчена тем, что ему пришлось перенести. Он ответил:

— Не говори об этом. Кому следует страдать, как не мне? Вина моя, и мне положено нести наказание.

— Вы не должны быть так строги к себе, — возразила Элизабет.

— Да-да, остереги меня от такой ошибки! Человеческой природе столь свойственно впадать в нее! Нет, Лиззи, позволь мне раз в жизни почувствовать, насколько я виноват. B меланхолию я впасть не боюсь. Все проходит.

— Вы полагаете, они в Лондоне?

— Да. Где еще они могли бы так успешно спрятаться?

— И Лидия ведь всегда хотела поехать в Лондон, — добавила Китти.

— Значит, она счастлива, — сухо сказал папенька, — и ее пребывание там, возможно, будет длительным.

После краткого молчания он продолжил:

— Лиззи, я не держу на тебя сердца за то, что в мае ты дала мне верный совет. B свете того, что произошло, он указывает на большую проницательность.

Их перебило появление мисс Беннет, которая спустилась, чтобы отнести чай маменьке.

— Подобное лицедейство, — воскликнул мистер Беннет, — столь полезно! Оно придает такое изящество беде! На днях и я займусь тем же: усядусь в библиотеке в ночном колпаке и шлафроке и буду доставлять всем столько хлопот, сколько смогу… или, пожалуй, отложу это, пока не сбежит Китти.

— Я не собираюсь убегать, папенька, — обиженно сказала Китти. — Если и я когда-нибудь поеду в Брайтон, то буду вести себя лучше, чем Лидия.

— Ты, ты поедешь в Брайтон! Да я тебя и близко к нему не подпущу даже за пятьдесят гиней! Нет, Китти, я, во всяком случае, научился осторожности, и ты почувствуешь последствия этого. Ни один офицер больше никогда не переступит порога моего дома, даже через деревню не проедет! И никаких балов, разве что ты будешь танцевать только со своими сестрами вместо кавалеров. И ты не выйдешь из дома, пока не докажешь, что каждый день десять минут думала о чем-либо разумном.

Китти, которая приняла эти угрозы совершенно серьезно, расплакалась.

— Ну-ну, — сказал он, — не огорчайся так. Если следующие десять лет ты будешь вести себя примерно, я свожу тебя на какой-нибудь гвардейский смотр.

Глава 49

Через два дня после возвращения мистера Беннета Джейн и Элизабет, прогуливаясь по обсаженной кустами дорожке позади дома, увидели, что к ним идет экономка — чтобы позвать их к матери, — решили они и пошли к ней навстречу. Однако, когда они приблизились к ней, она сказала, обращаясь к Джейн, совсем другое:

— Простите, мисс, что, помешала вам, но я была в надежде, что вы получили добрую весточку из столицы, вот и взяла смелость выйти к вам и спросить.

— O чем вы говорите, Хилл? Из столицы мы никаких вестей не получали.