Смертельный выстрел - Майн Рид

— Действительно никогда!

Глава LXXXII. СТРАШНЫЕ ТЕНИ

— О Боже!

Восклицание это выходило из головы, не имеющей, по-видимому, тела, которого совсем не было видно.

Тело было закопано в землю.

Так взывал к небу Чарльз Кленси. Потом он вздохнул, окинув взглядом часть равнины, которую мог видеть.

Он никого не видел, да и было невероятно, чтобы кто-нибудь зашел в эту сторону; никакой надежды на избавление от ужасной смерти не было.

Для этого его мучители и свернули с дороги больше чем на милю и выбрали пустынное место, чтобы преследователи не могли заметить этого уклонения. Здесь бесплодная почва была настолько тверда, что даже следы лошадей, кованых острыми шипами, не оставили бы на ней заметного отпечатка.

Один Саймон Вудлей был способен найти такой след.

Кленси думал о нем, но не надеялся, что тот приедет вовремя. Он знал, что охотник должен был находиться далеко и еще не прибыл в миссию. От места, где они расстались, до верхнего брода было двадцать миль, а оттуда еще десять до колонии, что составляло день пути, если они не встретили бы никакого препятствия. Кроме того, он не знал, что ожидало Вудлея на месте, что случилось в колонии и сколько времени он там останется.

Сочтет ли Вудлей необходимым возвратиться? Увлекшись преследованием Дарка, он забыл сказать ему об этом — он спешил отправить сестер домой.

Даже если Вудлей отправится, то, вероятно, найдет его слишком поздно.

— О, Боже мой!.. — воскликнул он снова, когда глаза его, осмотрев еще раз равнину, с отчаянием опустились к земле.

Теперь он сожалел и горько упрекал себя, что так легко сдался разбойникам. Он мог бы убежать, но мул помешал ему сделать это.

Ведь мулата все равно увели, следовательно, результат был бы один и тот же. Они взяли также его собаку. Вряд ли разбойники причинили бы хоть малейший вред мулату, мулу или собаке, которые все впоследствии могли им пригодиться.

Так рассуждал Кленси, но — увы! — слишком поздно.

Каждую минуту он оглядывал равнину, но ничего не видел на ее обширном пространстве.

Иногда чьи-то тени заслоняли солнце.

Кленси знал, что это такое. Тени, которые в увеличенном виде отражались на земле, были от длинных шей и больших распростертых крыльев. Он распознал коршунов.

Это было зловещее зрелище, напоминавшее ему последние слова Борласса.

К довершению его мук не хватало только волков к этой сцене. Но и они скоро появились.

Стаи степных волков, или койотов, собрались со всех сторон и дополнили картину.

Ужасное зрелище для того, чья голова служила его центром. Неудивительно, что он вздрогнул и повторил:

— О Боже!

Глава LXXXIII. УЖАСНЫЙ ДЕНЬ

Кленси промучился таким образом все утро, весь день и дождался восхода луны.

Один в обществе враждебных существ — волков, угрожавших сорвать у него кожу с черепа, или коршунов, готовившихся выклевать ему глаза. Это было ужасно! Были моменты, когда рассудок его готов был помутиться.

Он крепился всеми силами, возлагая единственную надежду на того, чье имя часто срывалось у него с языка.

Его поддерживала мысль, что к нему может придти на помощь человек, которого Бог направит в эту сторону.

Он еще надеялся, что Саймон Вудлей явится вовремя.

Он был уверен, что охотник пойдет искать его и отыщет, вопрос только — мертвого или живого?

Шанс был, и это продолжало поддерживать его.

С этой решимостью он делал все зависящее от него, чтобы отгонять волков и коршунов.

Случись все это в африканской пустыне, тогда над ним летали бы бородатые коршуны, а вокруг собрались бы гиены, — и агония продолжалась бы не долго. Но он знал характер своих врагов. Он знал, что, несмотря на прожорливость, они трусливы, как зайцы, кроме тех случаев, когда перед ними падаль.

Надо было им показать, что он не умер, для этого он качал головой, ворочал глазами и кричал.

Он бережно расходовал свои силы на крики.

С наступлением темноты коршуны удалились, хозяевами степи остались одни волки.

Он заметил, что эта перемена, вместо того, чтобы благоприятствовать ему, могла его погубить. Степной волк робок днем, как лисица, — ночью же он изменяет характер. Он смелеет и бросается на добычу, если она не может защищаться.

Голова, не имевшая тела, стала казаться именно беззащитной стаям койотов, собравшимся около нее. Слишком долго они пугались ее криков и освоились с этим. Настало время броситься на этот странный предмет и разорвать его в клочки.

С зловещим воем они приближались со всех сторон и готовы были на последний приступ.

Снова воззвание к небу, может быть, уже последнее:

— О Боже!

Голос Кленси становился все слабее, так как грудь его была сдавлена; он кричал до хрипоты. Словно мольба его была услышана: до ушей Кленси донесся стук копыт лошади, идущей под всадником.

Раскрытые пасти хищников сомкнулись, и грозная стая скрылась из виду. Койоты разбежались.

Кленси пытался понять — откуда неслись звуки. Вскоре он увидел то, что подтвердило его радость.

На освещенной луною равнине появилась фигура всадника. Он подъезжал медленно, казалось, он потерял дорогу или искал чего-то.

Вдруг он остановился. Должно быть, волки и их бегство привлекли его внимание.

Он направился в эту сторону. Ребра Кленси, сжатые утоптанной землей, мешали биению его сердца. Однако он мог чувствовать и надеяться, пока голова в состоянии была мыслить.

Он надеялся, что приближался Саймон Вудлей, а не кто-нибудь другой.

Его молитва, наконец, услышана, и вместо того, чтобы закричать: «О Боже!», он прошептал: «Славу Богу! Слава Богу!»

…В эту минуту всадник подъехал к нему. Кленси хотел уже назвать по имени Саймона Вудлея…

Но прежде чем произнести эти слова, он заметил нечто, заставившее его хранить молчание. Луна осветила всадника сзади; лицо его находилось в тени, но рост был не Вудлея… Перед Кленси стоял совсем другой человек.

Как только всадник заметил голову без тела, и лицо при лунном свете, он громко вскрикнул от ужаса, повернул лошадь и поскакал по равнине.

Кленси тоже закричал, но его крик не остановил всадника, а, напротив, ускорил его бегство.

Глава LXXXIV. НАУГАД

Южное солнце встало над дубовой рощей, в которой Ричард Дарк спал пьяным сном. Поднявшись выше, оно не могло разбудить его, потому что густая листва защищала его от палящих лучей. Его разбудил только топот лошади, которую кусали лесные мухи.

Несколько раз он слышал этот топот, но, будучи еще пьян, не обращал на него внимания.