Четвертая дочь императора. Оператор совковой лопаты - Сергей Калашников

Следующий день прошел под незримым патронажем Ри. Внешне, делами заправлял Гошка, но всё получалось настолько быстро и естественно, что не было ни малейших сомнений в том, что могучие рычаги государственной машины уже поставлены в положение, благоприятствующее их планам.

Работы отдела облицовочных сплавов шли своим чередом, но подходящий горн оказался свободен, пара дюжих лаборантов — готовы участвовать, а молодой аспирант — записывать. Дуняша в спецовке приборщика помещений с совочком и метелкой тоже никому не мешала. Гошка вообще единственный, кто обратил на неё внимание.

Сплав оказался хитрым, можно сказать, бинарным. Из двух тиглей одновременно, составленные перед этим не самые простые расплавы, залили в раскаленную на этом же огне форму, и, не ослабляя пламени, наблюдали за тем, как, спустя несколько минут, произошла кристаллизация горячей смеси. Получившиеся образцы после остывания подвергли проверкам по полной программе, но в цифровых значениях, которые вносились в столбцы таблиц, Гошка ориентировался слабо. На глаз было видно, это — то, что надо.

А вечером на лесной полянке, на белоснежной скатерке был накрыт обильный ужин, и, невесть откуда появившаяся Евдокия домогалась от Митрича ответа на удивительный вопрос — чего ему в этой жизни нужно? Ри обеспечивала функционирование скатерти в самобраном режиме, а потом производила доставку Гошкиного тела к месту постоянной дислокации. Чем закончился диалог инструментальщика и прапорщика безопасности, осталось тайной.

— Игорек! А почему Митрич сразу не сознался в том, что сделал этот сплав? — жена с утра ластится, опять рассолу подала, чаю заварила ароматного.

— А ты поставь себя на его место. Сделал человек кочергу из платины, чтобы себе облегчение по работе обеспечить. Поскольку цвет сплава стал совсем другой, рассчитывает, что никто ничего не заметит. Кто их считал, те самородки в ящике за второй подовой? Давно полагаются израсходованными на работы, отчеты по которым пылятся в архивах.

Только, вот, Ри, чего я в толк не возьму. Ведь тут по закромам драгоценных металлов хранится немало. Почему народ их не растащил, и не попытался сбыть, в целях личного обогащения?

— Чтобы совсем никто ничего и никогда не спёр, за это я, Игорёк, не поручусь. Люди ведь очень разные. Только чтобы с целью наживы воровать, так, скорее всего, нет. Для души, или фитюльку какую дома сделать — это в порядке вещей. Ну не пойдет плотник за гвоздями в магазин, не позволит ему этого рысская душа. А вот торговать ворованным у нас не принято. Для друга — слямзит не задумываясь, для барыги — ни в жисть. Это я, понятно, не про всех подряд, но про тех, кто именно здесь работает — точно.

А уж если кому совсем невмоготу и пуще всего на свете хочется сделаться богатым, так со сбытом краденного столько проблем… даже представить себе не могу, куда бы рабочий человек смог платиновый самородок пристроить? В банке его, конечно, примут…. Вообще-то об этом тебе лучше с Дуняшей потолковать, в их ведомстве по этому поводу масса тонкостей, я тут не эксперт.

И слушай, сегодня давай по окрестностям пройдемся! Пока чертежи да модели из турбинного отдела сюда везут, да алмазный инструмент собирают, не сиднем же нам тут сидеть! Покажу тебе Виолкину школу и одно важное местечко. Поспешай, пока Дуська не прибежала, да не залила тут все слезами.

Про причину прогнозирования расстройства сестры расспросить не удалось, вчерашние воспоминания были не вполне ясными, а способность соображать вернулась еще не полностью.

Это называлось «Школа для энергичных девочек». Во всяком случае, так было написано на дорожном указателе, рядом с которым они отпустили извозчика. Свернули по стрелке и потопали. Через пару километров Ри принюхалась, и свернула на узкую тропу. Метров через двести вышли на поляну, где дымились угли прогоревшего костра, над которыми, нанизанные на прутья жарились рыбки.

Девочка лет десяти, что присматривала за этим процессом, не сразу обратила внимание на то, что не одна.

— Привет! Ждешь кого-то? — Ри смотрит на нее с приветливой улыбкой.

— Привет! Я одна и никого не жду.

— Ты таким способом часто готовишь? — Это уже Гошка. Абстинентный синдром ослабил давление на его организм.

— Первый раз.

— А кто научил?

— Никто. Сама придумала. Ну, в книжке упоминалось, что люди ели рыбу, запеченную на углях. Вот я и решила попробовать.

— А саму рыбу, где взяла? — Это уже Ри интересуется.

— В речке. Острогой. — Девочка кивает в сторону прислоненной к дереву палки, к концу которой, на манер редкой метелки привязан пучок заостренных прутьев. Шнурок — явно какая-то прочная травинка, сорванная неподалеку.

— К робинзонаде готовишься? — Гошке стало интересно.

— Возможно, — девчонка переворачивает тушки, предусмотрительно нанизанные на параллельные пары прутиков, — но, вообще-то я хочу попасть в антропологическую экспедицию и изучать дикарей.

Нормально. И как это Гошка об этом не подумал? Сто лет назад на Земле еще можно было найти уголки, где люди жили в первобытных условиях, кормились охотой, рыболовством, собирали плоды и корешки. Наверняка и здесь все еще сохранились дикие племена с кровавыми богами или ужасными табу.

Пока он размышлял, девчата допекли улов. За дегустацией несоленой, плохо пропеченной костлявой рыбы Ри успела выяснить, что новую знакомую зовут Консуэллой, что она уже перешла в четвертый класс, и стреляет из лука лучше всех. Еще она обожает уроки рукоделия и ненавидит арифметику.

Потом Ри спросила про какую-то неведомую Гошке Янинку, узнала, что та учится на три года старше, но сейчас, пока каникулы, уехала ковыряться в архивах в Репетун… или Трепетун. А может Рипятун, со слов непонятно, да и неинтересно ни капельки.

Оставив новую знакомую размышлять над тем, что в технологии приготовления рыбы на костре следует усовершенствовать, отправились дальше. Ри показывала Гошке приметы и ориентиры, они долго лезли вверх по каменистому склону. Километров пятнадцать прошли по местам, где следы человеческой деятельности на глаза не попадались. Тропинки — они ведь могли быть и звериными — редкие и только слегка намеченные. И пней не встретили, зато бурелома — сколько угодно. Вроде как лесника здесь нет, или это специальный полигон, участок дикого леса, оставленый для энергичных девочек?

Глава 34

Наконец, пришли. Неуютная сырая пещера с осклизлыми валунами, вызывала опасение. Тут ногу сломать, провалившись в щель между камнями — запросто. В общем, нормальному человеку лучше держаться отсюда подальше. И по контрасту с жарким деньком, из-за которого они давно сняли куртки и закатали выше локтей рукава рубашек, по телу пробежал легкий озноб.

— Вот под этот выступ подсовываешь руку, хватаешься, и тянешь на себя, — инструктирует супруга.

Гошка сделал, что велели, и открылась дверь. Ри зажгла фонарики, и они по короткому подъему вошли в тесный грот. Тесный не потому, что маленький, а просто заставленный стеллажами, на которых чего только не было.

— Вот спиртовка и сухое горючее, спальные мешки, консервы, галеты, — показывала она ему. — Здесь, в ящике — чернила, перья, гербовая бумага, государственные печати. Нет, не самые те, а оттиски с той же матрицы, то есть — не отличишь. Отдельно лежат бланки с подписью императора. В этом ящике хранится оружие, оно в смазке, так что не испачкайся. Деньги бумажные восьми разных стран, ну и наши тоже. Монеты в мешочках. На бирках указано, какие. А вот слитки.

Гошка шёл по узкому проходу, слушая пояснения.

— Платины, как ты понимаешь, больше всего, слитки любых форм и размеров, клейменые казначейством или просто с указанием состава и массы. Серебряные брусочки — гривны — обернуты в промасленную бумагу. Тут один формат, по килограмму. Золото монетное, ювелирное и химически чистое.

От близости и количества этих сокровищ даже волосы на коже обращенной к штабелю руки зашевелились.

— А вот здесь медикаменты, все в упаковках длительного хранения. Тут аккуратно, это отравляющие вещества. В ящиках хранится одежда, немного тканей, нитки, иголки, пуговицы. Инструменты плотницкие, кузнечные, ломик, кирка, лопаты.

Гошка млел. Ему показывали, наверное, одну из самых страшных государственных тайн. В этом тайнике было припрятано то, что сможет крепко выручить знающего о нем человека в случае непредвиденном, непредсказуемом, таком, что и в страшном сне не приснится. Даже семена продовольственных культур в стеклянных пеналах, стальные полосы и медные слитки.

Когда из подземного мрака выбрались в теплый ласковый летний день, раскладывая прихваченную с собою снедь на салфетке, Ри объяснила.

— Это седьмой схрон. О нем почти все знают, ну, те, кто к государственным делам причастен. Ты приметы хорошо запомнил?